* * *

Виола на заброшенной мызе места себе не находила. С каждым часом ей всё труднее было держать себя в руках. Хотелось куда-то бежать и что-то делать, но не было ни малейшего представления куда и что. Она пыталась наладить минимальный походный быт, но то, что всегда ей давалось само собой, сейчас получалось из рук вон плохо. Посуда падала и не разбивалась только потому, что была металлическая, вода проливалась, соль рассыпалась… В общем, всё валилось из рук.

Все мысли были о сыне: как он, что он, здоров ли, скучает ли по маме. Тревога снедала её сердце, не давая успокоиться ни на минуту. Окрепшая Регина вместо того, чтобы поддерживать мужа и подругу, в свою очередь добавляла беспокойства. Каждый час слала письма с вопросами: как там дела? Что с Эди? Слала не одному только Теодору, а через раз: то мужу, то падчерице. Тео кротко отвечал, что пока новой информации нет, а Виола злилась. И так она лишена возможности повлиять на ситуацию, а тут ещё эти вопросы!

Ули тоже болтался по двору как неприкаянный. Ему тоже хотелось как-то себя проявить, чем-то помочь, чтобы Виола наконец почувствовала к нему что-то более конструктивное, чем раздражение. Но никаких идей у него не возникало до самого обеда. А тут вдруг Тео навёл его на мысль. Спросил небрежно:

— Как думаешь, Гедвига будет держать Эди в своём замке или поторопится переправить в более безопасное место?

Юный граф задумался.

— Мне кажется, поначалу она постарается устроить мальчика рядом с собой. Ведь он ей нужен, чтобы предъявить королю в качестве наследника.

Тут возник вопрос у Виолы:

— А как, как она будет его предъявлять? Повезёт в столицу? Что-то мне сомнительно. Тогда бы она сразу его туда доставила. Или даст знать и от короля приедет эмиссар, уполномоченный проверить её слова и подтвердить права ребёнка?

Ульрих с Теодором переглянулись. Почему-то раньше такой простой вопрос никому не приходил в голову. А ведь верно! Как Гедвига должна доказать и подтвердить права Эдмона на графство? С Ульрихом было ясно и процесс вступления в права всё подтвердил. Но наследник — не граф. У Гедвиги нет никаких свидетельств, что Эдион — ребёнок Ульриха. До сих пор это только голословное заявление, ведь Ули пока так и не признал сына.

Граф потёр лоб, что-то вспоминая, а затем выпалил:

— Она хочет провести обряд. Точно! Есть такой! Признание крови, специально для бастардов! Меня ему подвергли, когда мне было примерно столько, сколько сейчас твоему Эди. Не знаю зачем тогда отец на это пошёл, обряд нужен, если кровные родственники умерли и по-другому доказать родство не получится. Но я помню! Больно было ужасно! Зато потом мои права на титул и земли оказались делом бесспорным. Даже Давенеи не попытался оспаривать, решил, что проще будет убить.

Если этим он хотел успокоить Виолу, то достиг противоположного результата. Её стало трясти не на шутку.

— Никакого обряда я над своим ребёнком производить не дам! — рявкнула она на Ули, — Тем более такого, от которого ужасно больно! Я не позволю его мучить!

Ули что-то пытался сказать про ритуалы, которые вообще болезненные, но бывают необходимыми. Виола сощурила глаза и посмотрела на него со злостью:

— Ты не забыл: в нём магия просыпается? Или тебе твой Эгон не очень нужен? Мне на твоё графство плевать, но Эди может пострадать, когда будет рушиться замок. Так что я должна сделать всё, чтобы это предотвратить.

И тут Ульриха осенило.

— Знаешь, мы можем зайти сразу с нескольких сторон. Мельхиор сейчас в Эгоне, он будет пытаться проникнуть в замок легально. А мы можем пробраться туда тайно и помочь ему. В одиночку он Эдмона не спасёт и из города не выведет, а если мы будем действовать с разных сторон, но согласованно…

Виола сразу ухватила главное:

— Ты знаешь, как попасть в город и замок, минуя ворота? И что до сих пор молчишь?

Ульрих обиделся.

— Я, между прочим, всё, что знал, передал твоему Мельхиору, когда он уходил. Не моя вина, что замок его заинтересовал, а городские стены — нет. Конечно, я знаю, как туда попасть и как выбраться обратно. В замок проще всего проникнуть через кухню или дровяной склад, это очевидно. А вот городская стена кажется неприступной. Ворот в Эгоне только двое, они охраняются и запираются на ночь. Но на самом деле под стеной есть несколько довольно широких лазов. Некоторые принадлежат конкретным семьям и находятся на территории их городских дворов, нам с ними связываться не резон. Конечно, графиню Гедвигу никто не любит, но сдать меня ей за вознаграждение захочет каждый. Есть ещё два, они общие. Чужаки про них не ведают, а местные пользуются. Ведь не каждому по нраву тащиться через весь город и препираться со стражей, когда надо посетить собственный огород. Мы легко можем проникнуть внутрь и затем выйти наружу.

Нахмуренное лицо Виолы разгладилось.

— Отлично! — сказала она, — Далеко отсюда до твоего тайного хода?

— Не очень, — признался Ульрих, — гораздо ближе, чем кажется. Я не раз убегал из замка сюда, на мызу. За выгоном начинает тропка, она как раз приводит к нужному месту. Час — и ты там. Если знать, как войти, то окажешься внутри городской стены между двумя улицами: Высокой и Молотобойцев. Кстати, улица Высокая проходит по задворкам замка, по ней на кухню приезжают телеги поставщиков. Дровяной склад тоже там.

Тут уж встрепенулся Теодор.

— Ты хочешь сказать, что мы сможем проникнуть в замок и выйти оттуда незамеченными? Хорошо. Когда пойдём?

Ули хотел было сказать, что можно идти хоть сейчас, но глянул на Виолу и язык прилип к гортани. Она сидела, сжимая кулачки, и смотрела в одну точку горящим взором. Вести её в таком состоянии куда бы то ни было? Нет уж, ищите другого дурака.

— Думаю, нам надо дождаться вестей от Мельхиора, — уклончиво ответил он Теодору, — мы же не знаем, там ли Эдмон. Если вломиться раньше времени и начать искать то, чего там нет, как раз нарвёмся на неприятности. А вот когда мы будем точно знать, где мальчик и что с ним, тогда…

— Ты прав, — резко выдохнула Виола, — нужны точные данные. Будем ждать. Боюсь только, что до завтра.

— И ещё, — осмелев, добавил Ули, — в город не стоит являться белым днём, лучше подождать сумерек. Или хотя бы того времени, когда закрываются все лавки и торговцы уходят с рынка. Тогда на улицах живого человека не сыщешь, можно пройти и никто не заметит.

— Когда наступает такое счастье? — уточнил Тео.

Они с Виолой уставились на Ули как на оракула. Он скромно потупился и сообщил:

— Не знаю, как в ваших краях, Элидиана вообще никогда не засыпает, а в Эгоне после шести вечера только трактиры работают, да и то до десяти.

— В шесть мы должны уже ждать у городской стены, — убеждённо заявила Виола, — так и Мельхиору сообщу. Ты уверен, что за это время с ним не успеют провести никакого ритуала?

Ули ни в чём не был уверен, но, вспоминая своё детство, вытащил на свет два точных факта: накануне его сутки морили голодом, давая только пить воду. И ещё: взрослые при нём говорили несколько раз, что обряд как-то привязан к фазам ночного светила. Сейчас не было ни полнолуния, ни новолуния. Он не был уверен, но ему казалось, что луна убывала. Ритуалов, совершаемых на убывающей луне, он не ведал. Кажется, такое поведение светила благоприятно только для прополки сорняков. Похоже, Гедвиге в любом случае придётся ждать, подождут и они.

Он сложил эти обрывочные сведения в несколько довольно обтекаемых, но утешительных фраз и преподнёс Виоле как истину. Она немного успокоилась. Если никаких страшных обрядов на ближайшие сутки не могло быть назначено по техническим причинам, можно и подождать.

Незадолго до того, как стемнело, прилетело сообщение от Мельхиора. Виола радостно зачитала его вслух, а затем бросилась обнимать всех подряд, бормоча прерывающимся от волнения голосом:

— Боги, какое счастье! Эди жив и здоров! Он нашёлся! Он в замке! Ну, берегись, старая стерва! Мы тебе ещё покажем!