– Вспомнила! – мне стало вдруг легко и радостно. – Недавно Воронцовы копали колодец, и мужики, ну, землекопы, вытаскивали из него такой же голубой песок, как у тебя на фанере, а на самом дне оказалась красивая красная глина – да она лежит у них на завалинке!

– Ты – молодчина, мы обязательно сходим к Воронцовым, все изучим и вместе посидим на красной завалинке.

– А зачем вы бурите, если все можно узнать по колодцам? – спросила я, чувствуя, как во мне просыпается вредная девчонка.

– Колодцы расположены неравномерно, а наши наблюдения проводятся по определенной сетке… Потом, в геологии часто бывает все так закручено, что не разберешься, даже если опишешь сотни колодцев!

– И вы будете бурить по всей деревне?

– Нет, только там, где много неясного. Буровые работы стоят дорого, а съемка должна проводиться при минимальных затратах.

Коля показал мне геологическую карту северной части Костромской области более мелкого масштаба, чем они собирались составлять по результатам своей съемки. На ней среди розовых полос и пятен я прочитала название нашей речки и увидела место, где она впадает в реку Ветлугу, а геолог, как бы читая мои мысли, пояснил:

– Мы находимся вот здесь, а снимать будем всю площадь между дорогой и Ветлугой и еще двадцатикилометровую полосу южнее вашей деревни. Эта карта схематична: на ней видно, что на нашем участке распространены породы триасового возраста – им примерно двести миллионов лет – и почти нет той информации, о которой я говорил. Когда же мы нанесем на крупномасштабную топографическую карту результаты нашей съемки, то получим современный геологический шедевр!

– Там, за дорогой, глухой лес и болото! – предупредила я.

– Совершенно верно! Через неделю я туда отправлюсь и увижу твое болото воочию.

– Ты пойдешь вместе с буровиками?

– Нет, туда вручную треногу не затащить.

– А как же ты увидишь породы сквозь болото?

– Ты задаешь уже профессиональные вопросы, это похвально. Сквозь болото, конечно, ничего не увидишь, но я буду копать по его краям неглубокие шурфы (их в геологии называют закопушками) и изучать в них верхние слои пород, а если по пути будут попадаться обрывы, промоины, старые карьеры, колодцы и родники, то, исследовав их, смогу существенно расширить наши знания.

Я загорелась желанием отправиться вместе с Колей и сказала ему об этом, на что получила следующий ответ:

– Ежедневную ходьбу по двадцать-тридцать километров короткими перебежками девочка может не осилить, и к тому же вчера я уже принял на работу мальчика из вашего села.

– Как его зовут?

– Юра.

– Юрка Бондаренко?

– Да. Он смешно окает, но производит хорошее впечатление.

– У Бондаренко в семье три брата, все они ходят в Ленинград гуртовщиками и зарабатывают много денег.

– А чем отличается гуртовщик от пастуха? – спросил меня Коля, и я ответила ему как хороший знаток этого дела:

– Пастух пасет коров в лесу, а гуртовщик отправляет их в город на бойню. Наши гуртовщики гонят скот от Вохмы до Шарьи – это узловая железнодорожная станция, – там его взвешивают, заводят в товарные вагоны и сопровождают до Ленинграда. В пути животные прибавляют в весе, за что гуртовщикам выплачивают хорошие деньги.

Коля остался доволен моим объяснением, а мне захотелось рассказать ему еще что-нибудь, но я не знала, что его интересует, и спросила:

– Какой ты окончил техникум?

– Я еще студент НПИ, а сюда приехал на преддипломную практику…

– Ты станешь геологом?

– Почти, с приставкой «гидро».

– А чем занимается гидрогеолог?

– Это геолог, изучающий подземные воды.

– А какие еще бывают геологи?

– Разные. Например, геофизик занимается физикой земли, палеонтолог – древними окаменевшими организмами, геохимик – химией горных пород…

Из его ответов оставалось неясным, что такое НПИ, но спросить об этом я постеснялась. Коля, видимо, догадался, с чем связано мое смущение, и сам повел речь о городе Новочеркасске и его главной достопримечательности – политехническом институте…

В тот день я пробыла с геологами до позднего вечера. После работы мы все вместе варили макароны, ели их с тушенкой и пили много-много чая. Коля очень интересно рассказывал мне о подземных водах, и я поняла, что из нашей воды получается вкусный чай потому, что она сохранилась в песках с ледникового периода и, по сути, является чистой снеговой водою. Потом первый раз в своей жизни я зашла в настоящую палатку и была очарована простотой и уютом, царившими в ней. Ребята спали в зеленых спальных мешках, а вместо стульев и тумбочек использовали большие кованые ящики, которые называли вьючными. Я представила, как здорово забраться в теплый мешок, когда по брезенту стучат крупные капли дождя, и читать книгу или просто мечтать…

Всю неделю, отпущенную мне для отдыха, я пропадала на буровой, почти не отходила от Коли и при малейшей возможности напоминала ему о своем желании отправиться с ним в поход до Ветлуги. Он, разумеется, пошел все-таки с Юркой, а мне пообещал что-нибудь придумать в начале следующего месяца.

И вот наступил долгожданный знойный июнь. В назначенный день я быстро управилась со своими делами и после обеда пришла к палатке. Там стоял крытый грузовик, и около него сидели на вьючных ящиках незнакомые люди. Я совсем было растерялась, но появился Коля и представил меня как рабочую их отряда. Оказывается, приехало пополнение: сотрудник МГУ, главный геолог партии и практикантка по имени Галя из Воронежского университета. Колю назначили начальником съемочного отряда, состоящего из трех групп, по два человека в каждой: съемщик и рабочий. Меня прикрепили к Коле, а Юра и приезжий мальчик, сын какого-то начальника, достались Гале и москвичу. На первых порах нам должен был помогать главный геолог партии, а потом он уезжал в другой отряд, ведущий съемку в соседнем с нами Пышугском районе. Мне выдали тридцать рублей в качестве аванса (я раньше никогда не держала в руках таких денег!) и предложили выбрать по росту противоэнцефа-литную зеленую куртку, черные брюки, накомарник и сапоги. Так я стала участницей комплексной геологической съемки.

Я помню до мельчайших подробностей каждый наш маршрут. Все они были разными, не похожими один на другой, как чудные песни. Сначала маршруты проходили так: десять-двенадцать километров от дороги до Ветлуги, два километра вдоль ее берега и снова около десяти километров от Ветлуги до дороги. Постепенно участки съемки становились иными, но протяженность дневного пробега существенно не менялась. О некоторых маршрутах я хочу рассказать чуточку подробнее.

Начну с первого. Всю ночь перед ним я волновалась и почти не спала. Мне казалось, что я просплю, что пойдет дождь, что я окажусь нерасторопной и не смогу одолеть «короткими перебежками» названные километры, что не подойду Коле и он снова возьмет Юрку или, того хуже, – новенькую смазливую девушку… В шесть часов утра я была готова к походу и смело вышла на улицу. Мой шеф ждал меня в назначенном месте, приветливо поздоровался, спросил о самочувствии, поинтересовался, не жмут ли сапоги (я выбрала самые маленькие и аккуратненькие «кирзовки»), подтянул лямки моего рюкзака и велел следовать за ним.

Мы вышли за деревню и на минуту остановились около дороги. Коля вынул из полевой сумки компас и карту, наметил ориентиры и сказал: «Отсюда наш путь лежит почти на север, а так как перед нами густой лес, то до самой Ветлуги будем идти по азимуту. Это значит, нам надо сориентировать карту так, чтоб меридиональная линия координатной сетки совпадала с направлением стрелки компаса, и двигаться вот по этой прямой, отклоняющейся от меридиана на восемь градусов – я начертил ее вчера. А чтобы не сбиться, нам надо каждое мгновенье знать свое местоположение на карте и на местности. Как это сделать? Очень просто: считать шагами пройденное расстояние и в масштабе отмечать его на карте. Мой шаг равен семидесяти сантиметрам, а твой сейчас замеряем. Я буду считать свои шаги, а ты считай свои и записывай, пожалуйста, их количество между точками наблюдений.