Побыв в своем кабинете часа два, освежив в памяти ряд других дел, Валерий Павлович решил ехать в СИЗО. Прежде всего, его интересовало, какие новые для следствия сведения содержатся в письменных показаниях Карякина. То, что Карякин за прошедшие десять дней должен был написать признания, пусть - с самооправданиями, с попытками свалить вину на каких-нибудь третьих лиц, было почти само собой разумеющимся - на последнем допросе виолончелист так перетрусил за свою жизнь, что опер его чуть не под ручки в камеру уводил. Однако возможны были и непредвиденные нюансы. Взять хотя бы, казалось, тщательно спланированный допрос Аллы Тылк... Впрочем, тогда он сам повел себя не лучшим образом - если личное чувство пересекается с чувством служебного долга, то одним из чувств надо жертвовать. А он мечтал насладиться полнотой обоих! Романтик...
В СИЗО Елизаров первым делом поднялся в кабинет начальника оперативной службы, Юрия Рябухина, чтобы узнать, какие изменения произошли в тюрьме за истекшие десять дней; в какую из пресс-камер01), если того потребуют интересы дела, можно будет перевести Карякина; кого из прессовщиков 02) в нее подселить.
Информация, которую представил Рябухин, оказалась малоутешительной: три профессиональных прессовщика распоряжением свыше переведены в Усольск, дабы укрепить там поредевшие в результате разборок с уголовниками ряды местных мастеров заплечных дел, а двоих оставшихся разоблачили в одной из камер и вчера ночью до полусмерти избили блатные. Кроме того, два дня назад в городе была проведена облава, в результате которой арестована большая группа лиц, занимавшихся производством и сбытом наркотиков. Для размещения прибывшего в СИЗО пополнения пришлось проводить перегруппировки и временно перевести часть обычных заключенных в пресс-камеры. Тюрьма перегружена, а суды работают медленно. В заведении, рассчитанном на 600 мест, содержится более 3000 заключенных.
- Надо бы, как во времена Лаврентия Павловича, "тройками" вершить суд, - высказал свою наболевшую мечту Валерий Павлович.
- Тюрем в России не хватает - вот в чем беда, - поправил его Рябухин.
Они помолчали, размышляя о том, как обустроить Россию. Затем обсудили ряд вопросов, касающихся новых форм отчетности. Под вечер, когда рабочий день уже подошел к концу, Елизаров попросил Рябухина ускорить подбор новых прессовщиков, а сам спустился в комнату для допросов. Осмотрел, все ли в ней подготовлено в соответствии с его указаниями. Пощелкал выключателями галогенных ламп - остался доволен и дал указание привести на допрос Карякина.
- Все тридцать листов казенной бумаги, выданных подследственному для записи признаний, должны быть изъяты у него и возвращены мне, не зависимо от того - чистые они, исписанные, рваные или целые, - напомнил он по телефону надзирателю и, собираясь с мыслями, на секунду расслабился.
В памяти почему-то снова ожила неприятная заключительная сцена допроса Аллы Тылк. Одновременно слух уловил слабые звуки виолончели. Казалось, неизвестный музыкант вновь оживил ту самую слуховую галлюцинацию, которая на доли секунды вывела Валерия Павловича из душевного равновесия в купе поезда. Но теперь звук, соединенный с мелькнувшим в сознании следователя образом жены Карякина, был более устойчив.
"Вот ведьма!" - внутренне содрогнувшись от мистического чувства реальности логически невозможной в стенах тюрьмы музыки, подумал Валерий Павлович и крепко зажал уши ладонями рук.
Виолончель стихла.
Валерий Павлович опасливо ослабил нажатие ладоней.
Сквозь толстые стены комнаты допросов больше не просачивалось ни звука.
Облегченно вздохнув, он вышел из-за стола, прошелся по комнате.
"Может она и впрямь телепатка - способна создавать звуковые галлюцинации? Будет мстить мне за себя, за мужа и, в конце концов, сведет с ума?" - мелькнуло в мозгу невероятное предположение.
Но музыка больше не звучала. Образ Аллы Тылк постепенно вытеснялся мыслями о предстоящем допросе Карякина, и Валерий Павлович окончательно успокоился.
Примечания.
1. Пресс-камера, пресс-хата (профессиональный жаргон работников ИТУ, СИЗО) - камера, в которой специально подобранные администрацией заключенные пытают, истязают, насилуют тех, кого к ним сажают, с целью добиться от них чего-нибудь конкретного. Например - дать нужные следователю показания.
2. Прессовщик (профессиональный жаргон сотрудников ИТУ, СИЗО) заключенный, согласившийся выполнять по заданию сотрудника ИТУ или следователя функцию палача и истязателя других заключенных в пресс-камере. Обычно в личном или оперативном деле прессовщика имеется отметка, которая служит указанием для опера о возможности соответствующего использования этого заключенного. Кроме того, такая отметка предупреждает помещение прессовщика во время этапирования вместе с другими заключенными. Разоблачение прессовщика чревато для него жестокой расправой.
(Текст примечаний приведен по книге "Тюремный мир глазами политзаключенных". М.,1993, центр "Содействие")
Вернуться к содержанию
Глава шестая
Купание в холодной сентябрьской Волге, предшествовавшие ему нервные перегрузки не могли пройти бесследно для организма - Алла заболела. Дня три у нее был сильный жар, она металась дома на кровати в бреду и если бы не Мишкина помощь, все могло закончиться плачевно.
Подросток, несмотря на его экстравагантную внешность и любовь к дурным песням, оказался довольно добрым и отзывчивым. Он навещал Аллу ежедневно, бегал по магазинам, аптекам, мыл полы, проветривал комнаты и пытался забавлять больную интересными, по его понятиям, историями.
От Мишки Алла узнала, что его мать зовут Светланой, что она часто болеет и нигде не работает. Отец паренька сидит в тюрьме - устроил пьяную драку в ресторане "Рябинушка", в ходе которой переломал вышибале ребра, отобрал у милиционера пистолет и палил из него по люстрам:
- Бац-с! Бац-с! Бац-с! Осколки по полу! Все визжат!
В этом месте рассказа у паренька в глазах зажигались огоньки неподдельного восхищения и гордости за стреляющего по люстрам отца. Алла его восторга не разделяла. Что с нее взять - женщина. Сам Мишка до последнего времени занимался каким-то "бизнесом", но в чем заключается суть его "бизнеса" рассказывать не стал:
- Расстроитесь, а больным расстраиваться нельзя.
В полусонной одури от принимаемых горстями лекарств, в слушании Мишкиных рассказов время текло незаметно, но подорванные болезнью силы восстанавливаться не спешили - прошла неделя или чуть более, прежде чем Алла с кричащей остротой вдруг ощутила невозвратимость убегающего времени. Поручив Мишке записать ее на прием к самому лучшему адвокату, выпроводив паренька - едва тот успел зайти к ней в квартиру - с этим поручением из дому, она взяла лист чистой бумаги, шариковую ручку и села за письменный стол, чтобы детально обдумать план дальнейших действий по вызволению Сергея из тюрьмы.
Пытаясь вспомнить все нюансы выдвигаемых против ее мужа обвинений, Алла погрузилась в лабиринты памяти. Ожили картины допроса: касающиеся ее колен липкие пальцы Елизарова, его грязные намеки о каких-то гомосексуальных связях Сергея с Ивановым и Лужкиным, пронзительный взгляд Железного Феликса, лязг железных засовов, ряды колючей проволоки... Потом все разом слилось воедино в беспорядочных завихрениях мутного потока. Голова закружилась. Пространство квартиры заполнилось пляшущими бешеными струями. Ее тело наклонилось, притягиваемое магнетической силой Хаоса. Еще момент... И вдруг Алла почувствовала, как другая, более мощная сила, выхватила ее из комнаты и, наполняя сердце легкостью, устремила ввысь, к небу.
Очнулась Алла от резкого запаха аммиака, у себя на кровати. Рядом с ее изголовьем сидела незнакомая женщина с хрупкими, изнеможенными болезнью или жизненными неурядицами чертами лица. На письменном столе, за которым Алла собиралась обдумывать планы дальнейших действий, стоял помещенный в ее любимую чешскую вазу большой букет белых роз.
