Я ходил в обычную начальную государственную школу, как и в Германии, там ко мне тоже цеплялись. Возможно, это случилось из-за того, что я постоянно менял школы, и у меня не заводились друзья, я всегда оставался новеньким. Казалось, мы только и делали, что постоянно куда-то переезжали. Наконец-то отчим ушёл в отставку и стал работать охранником в тюрьме на острове неподалеку. Поэтому мы снова переехали, и снова я поменял школу. И вновь, как обычно, стал новеньким в классе.

Всё могло получиться проще, если бы у меня сложились тёплые отношения с отчимом, Майком, но я просто не мог до него достучаться. Мы никогда не ладили. Он был настоящим солдафоном: строгим, пунктуальным и очень требовательным. Его взгляд на вещи базировался на правилах, порядке и дисциплине. Казалось, в нём отсутствовало место для любви или веселья. А я в детстве был своевольным мечтателем, который слонялся из угла в угол, сводя Майка с ума. Я представлял собой чистый лист, не имеющий понятия о том, как устроен мир.

В старших классах школы Джефф Монсон занялся борьбой и начал участвовать в различных региональных соревнованиях.

Личный архив автора

Но одна вещь вызывала у меня острый интерес – спорт. Вскоре я стал играть в американский футбол и бейсбол. Поначалу хотелось стремительно достичь результатов. Но вместо этого я попадал в напряжённые ситуации, что само по себе стало проблемой. Дело в том, что я любил спорт, но сильно нервничал из-за того, что нужно появляться на публике. То есть, выступать перед другими людьми, которые меня оценивали. Как будто бы я читал вслух в классе, где всегда был ходячей катастрофой. Никогда ничего хорошего из этого не выходило, и теперь мне требовалось показывать себя на поле. В американском футболе мне доверили роль вратаря, на котором лежит самое высокая ответственность в команде, что отнюдь не улучшило ситуацию. Чувство опустошённости настигало всякий раз, когда мне забивали гол. Пропустив, я казнил себя перед всеми. Это было ужасно.

Пришло чувство, что я ни на что не годен в бейсболе. Нет, играть мне нравилось, но я не был лидером. А само пребывание на площадке и попытки поймать мяч внушали мне лишь суетливость и ужас. Мне хотелось преуспеть, я хоть и боялся, но играл.

В тот момент спорт стал моим единственным увлечением. Мальчишки в моей школе всегда интересовались и занимались тем или иным видом спорта. Тогда же я и увлёкся профессиональным спортом. Начал следить за бейсболом и командами по американскому футболу, особенно командами из Миннесоты. Смотрел игры и собирал карточки. Думаю, самым важным было то, что спорт стал мне был дорог: в его мире со мной ладили и не обижали.

В школе всё складывалось иначе. Я много дрался, и меня постоянно вызывали в кабинет директора, и всё время дразнили в классе. Из-за того, что часто переезжал, я не ладил с другими детьми. Мамина родня жалела меня, потому что я рано лишился отца. Они баловали меня, потакали во всём, и я превратился в маленького изгоя. В эгоиста, который не мог общаться, находить общий язык с другими. Пугливый и неуклюжий, совсем не спортивный, и не умеющий дружить. Без друзей и приятелей. В постоянном противостоянии миру. К тому же я страдал энурезом, и это не прибавляло уверенности. Из-за этого ещё больше задирали и дразнили. Например, однажды меня прижали к забору и выпороли веревкой. Или иногда дети играли со мной в игру: мы сбегали вниз по холму около игровой площадки, но никто не пытался выиграть. Они наоборот падали за мной, подставляли подножку и только. Я пытался выиграть, чтобы поразить других детей своими атлетическими способностями, но в итоге просто летел лицом вниз и выглядел нелепо.

Несмотря на неуклюжесть, я всё-таки смог подружиться с парнишкой по имени Крис Ланг. В то время у нас было много общего. Он не был таким недотёпой, как я, но мы оба интересовались спортом. И жил неподалёку, что всегда сближает в детстве. А спорт скрепил нашу дружбу. Он был нашей страстью.

Я знал, что Крис мой настоящий друг, тот, на кого можно рассчитывать и кому можно доверять полностью. В то время я часто писался. Это случалось не каждый день, но частенько. Я просто не успевал добежать до туалета. Обычно случалось во время большой перемены в школе. Часто, играя, я не хотел тратить драгоценное время на поход в туалет. Долго терпел, из-за чего и происходили подобные казусы. В самом деле, уж в третьем-то классе никто не должен писаться. Другие дети знали это не хуже меня, поэтому ничто не сделает тебя изгоем быстрее, чем пара описанных джинсов.

Итак, однажды после школы я снова описался. Я разговаривал с Крисом, когда мы ждали автобус, чтобы поехать домой.

– Ты описал штаны, – сказал он.

– Не может быть.

– Да посмотри на них. У тебя мокрое пятно. Ты написал в штаны.

Надо было оправдаться, и я попробовал соврать:

– О, нет, ничего подобного. Я просто упал в грязную лужу и промочил штаны.

И он посмотрел на меня, не веря ни единому слову, которое я произнёс, и сказал:

– А ладно. Нормально всё.

Я и подумал про себя: Вот это друг. Он знает, что я описал штаны, я знаю это, но он не гнобит меня за это.

Мы стали лучшими друзьями, тусовались и делали всё вместе. Он жил всего лишь в миле от меня, но вскоре после этого переехал в мой район, всего лишь в нескольких домах от меня. Он стал другом на всю жизнь.

В начале четвёртого класса из-за моих плохих оценок и разных передряг, в которые я попадал, мама и отчим определили меня в церковноприходскую школу «Святое Семейство». Школа находилась в полутора милях от дома. Это событие перевернуло мою жизнь. Опять у меня словно выбили почву из-под ног. Вместо знакомых одноклассников я вновь встретился с людьми, которых не знал. Школа была очень маленькая, с пятнадцатью учениками в классе. Она предлагала совершенно новый опыт, которого у меня до этого не имелось. Во-первых, школьная форма: требовалось носить вельветовый костюм, белую рубашку, застёгнутую на все пуговицы, и красный свитер или жилет каждый день. В довершение ко всему, каждую пятницу нам предстояло ходить на католическую мессу.

Для меня многое изменилось. Приходилось посещать летнюю школу только для того, чтобы поступить в «Святое Семейство», так как меня фактически исключили из государственной. Я был просто ходячей проблемой и нуждался в помощи, которая пришла в виде учительницы миссис Пайк. Миссис Пайк оказалась молодой женщиной, одетой, как лет сто назад. Она выглядела очень старомодной, носила очки, и у неё были длинные вьющиеся волосы. Также она была очень жёсткой.

В то время у меня не сложилось никакой привычки учиться. Я понятия не имел, что значит быть учеником, и особенно это отражалось на математике. Но Миссис Пайк взялась за меня и начала контролировать. Она и заставила меня учиться. Каждый вечер я заучивал слова и развивал математические способности.

Однажды она позвала меня к себе домой, чтобы научить ускоренному делению и делению столбиком. То был вечер Хэллоуина, и мне не хотелось учиться. Для меня в детстве Хэллоуин считался большим праздником, и всё, чего я хотел в тот момент, – отправиться в дом призраков в соседнем колледже. Но учительница не отпускала меня, пока я окончательно не постиг основы деления. Когда я уходил, во мне что-то щёлкнуло, как когда-то случилось и с чтением.

Когда пришло время выставления оценок, я увидел у себя почти одни четвёрки. До этого мне удавалось получить одну, ну, может быть, две четвёрки за время всей учебы! То, что я получал оценки получше, обнадёживало, конечно, но более важно то, что появилось желание достичь большего. Во втором полугодии я стал учиться ещё лучше. Это было классно: я больше не чувствовал себя тупым. Впервые в жизни у меня получилось то, чем я мог гордиться. И наконец-то достиг огромного, просто электризующего заряда самооценки. В довершение всего я осознал, что упорная работа и настойчивость могут привести к успеху.