Показалось ли ему, что Майами смотрел на них с усмешкой и легкой иронией, будто понимая все без слов?

Того Рика, с которым Морти заигрывал, уже не было на месте, и слава богу, иначе за его жизнь, как сказал другой Рик, нельзя было бы дать и ломаного гроша.

На обратном пути их ждало все то же.

Все те же затихшие улицы, все те же флаги и речи президента, вот только мальчик всего этого уже не видел.

Он уснул в дороге.

Положив голову Рику на колени, в то время как Майами смотрел на них через стекло заднего вида с едва заметной и немного грустной улыбкой...

Ее пальцы были холодны, как лед.

Морти сжимал их, пытаясь согреть, но не получалось.

В чистой и светлой палате, на кровати с кипельно-белым бельем, сидела маленькая улыбчивая кукла — все, что осталось от Мари.

Ее пока держали на психотропных препаратах, потому что последствия для разума после всего, что она пережила, обещали быть непредсказуемыми — но что с ней делали эти лекарства?

Всего лишь поддерживали видимость нормы.

Наверное, Морти предстояло до конца дней ровно так же, как помнить смерть Китайца, ненавидеть себя за то, что он обошелся с ней… так.

Сделал вид, что забыл.

Сделал вид, что вычеркнул из жизни.

И теперь он не мог сделать ничего…

Конечно, Мари не винила его — в ее нынешнюю прошивку это не входило.

Она дружелюбно спрашивала у Морти, как дела, рассказывала, как ей не терпится вступить в бригаду сборщиков мегасемян — именно там теперь работало большинство их бывших коллег — не замечая слез, готовых вот-вот выплеснуться горячим потоком из его глаз.

Быть может, врачам однажды удастся спасти ее.

А быть может, она навсегда останется сломанной — кто знает?

Наверное, если дела пойдут хорошо, однажды Морти расскажет, что случилось с ее Риком.

Но, что бы ни случилось, он уже не посмеет ее бросить.

Пусть его Рик наотрез отказался жить в Цитадели, время от времени навещать Мари с визитами он все же согласился.

А теперь…

Выйдя из палаты, пропахшей лекарствами и апельсинами, он без слов уткнулся лбом в живот Рика, и тот успокаивающе положил руки на его плечи.

Теперь парню хотелось только одного.

Домой…

====== Глава 20. Эпилог. Разорванные цепи ======

Все, что чувствовал Морти — так это одну только усталость.

Все произошедшее в Цитадели казалось теперь далеким сном.

Даже приговор к пожизненному сроку для Дона.

На заседании бывший хозяин борделя не дрогнул и мускулом, услышав это, но, уходя, кинул на него такой взгляд, что при воспоминании об этом Морти до сих пор пробирал мороз по коже.

Неужели все закончилось?

Родной дом встретил их запустением и клубящейся повсюду пылью.

Открыв дверь в свою комнату, мальчик ненадолго замер на пороге, чтобы затем осторожно, будто боясь потревожить чей-то покой, войти.

За окном хлестал дождь, и в воздухе пахло сыростью.

Океан шумел, ударяясь злыми волнами о берег.

Уйдя в свои невеселые мысли, он не сразу услышал, как его зовет к себе Рик.

— Тащи сюда свою задницу, п-пес, да поживее!

Первое, что увидел Морти, прибежав к нему — это небрежно валяющуюся на полу одежду.

Дед лежал на кровати в одних только майке и трусах, заложив руки за голову и глядя в потолок с безмятежной улыбкой.

— Ложись, — сказал он, подвинувшись, и парень недоумевающе захлопал ресницами.

— Прости, ч-что?

Вздохнув, Рик закатил глаза и ударил ладонью по одеялу рядом с собой:

— Господи, М-морти, да не тупи ты! Просто, блядь, ложись и все, тут так-эээ-е… такое классное северное сияние…

Сначала Морти не понял, причем тут северное сияние, но, когда он подошел ближе к Санчезу, ему все стало ясно.

— Ты обдолбался, Р-рик!

— Какой ты догадливый, — фыркнул Рик, дернув его за руку и заставляя упасть на кровать. — П-эээ-думаешь, употпе… упортбе… упо-тре-бил чуть-чуть! Зато какие звездочки, блядь, Морти, ты видишь эти звездочки?!

Конечно, он видел только потолок, но старику, кажется, его ответ был особо и не нужен.

А нужно ему было совсем другое.

Стоило Морти только осторожно устроиться рядом, сложив ладони на груди, как Рик, ругнувшись, притянул его к себе, заставив прижаться телом к телу.

Неудивительно, почему он разделся — юноше от одного только нахождения поблизости уже стало жарко.

— Здесь никто не кусается, пе-пес, — забормотал Рик, касаясь губами его шеи. — Только иногда… — и он действительно слегка прикусил кожу, заставив Морти вздрогнуть. — Т-эээ-к, не… не дрыгайся мне тут, без тебя приход и приходом не будет…

Что творилось в голове старого обдолбанного безумца, один бог знал.

От Рика, будто от работающей печки, волнами шло тепло, а в глазах со зрачками на всю радужку застыло какое-то странное мечтательно-задумчивое выражение.

Он прикасался к Морти непривычно нежно.

Подушечками пальцев до щек, носа и подбородка, губами — до чуть подрагивающего адамова яблока, а потом вдруг затих и, тяжело дыша, уткнулся лбом в плечо мальчика, закрыв глаза и до боли сжимая его руку.

— Ты не реален, — неожиданно заявил он, играя желваками. — Мо-может, я… может, ты вообще мне п-привиделся под кайфом и как только меня отпустит — ты исчезнешь?..

Впрочем, эту мысль Рик быстро отбросил.

— А я тогда… тогда я придумаю способ всегда быть под ка-кайфом, и… и хрен ты куда от меня денешься, говнюк… Даже если ты нереален. Если я нереален. Если вся Вселенная — эта ебаная грязь из-под залупы…

Солнце окончательно скрылось за тучами, и комната погрузилась в темноту.

Рик то надолго замолкал, то вдруг принимался без остановки нести всякую чушь то воодушевленным, то испуганным голосом, и Морти приходилось выслушивать весь этот поток сознания, ведь ученый вцепился в него, как клещ, и отпускать точно не собирался.

— Мо-морти, — пробормотал старик, целуя его за ухом и запуская пальцы в волосы. — Мрамор вместо кожи, молоко вместо крови и космос вместо глаз… Мой Морти… Нет, ты точно ненастоящий — быть не может, чтобы мне, уроду, Вселенная подкинула второй шанс после…

Не закончив предложение, Рик обнял внука так сильно, что у того затрещали кости.

Снова долгий период тишины — и вот, наконец, долгожданное:

— Ох, бля, как же меня шторило-то… Уже отпускает, ну ёб твою налево! Что я вообще делал-то?..

Вопрос был более чем резонным.

Увидев, что он приходит в себя, Морти немного расслабился.

— Эта дрянь определенно нуждается в доработке, — проворчал Санчез, сев, и, подняв свой лабораторный халат с пола, достал из кармана фляжку.

Напившись, он кинул емкость в сторону и, улегшись на бок, пристально уставился на Морти прищуренным взглядом.

— Ч-что? — смутился тот, отводя глаза, и получил в ответ тихий смешок.

— Ничего, — прошептал Рик и, жестом велев ему приблизиться, коротко поцеловал в губы. — Просто поражаюсь, как такой Морти, как ты, мог выйти из того блядовника…

— К-какой “такой”?

Рик ничего не ответил.

Но упоминание “блядовника” заставило сердце Морти болезненно сжаться.

— Р-рик…

— Что?

— А что… а что будет дальше?

Повисла тяжелая пауза.

Раздраженно кряхтя, Рик перевернулся на спину, почесывая лысину на затылке.

— Идиот, это же очевидно, — он зевнул. — Будем жить св-эээ-ей обычной жизнью, ходить в приключения, помогать… ты будешь помогать мне в науке, а я буду периодически трахать тебя так, чтобы ноги потом не сдвигались… Такой ответ тебя устроит, детка?

Пожалуй, это действительно было слишком очевидно, однако…

— Если опять хочешь начать грузиться по поводу прошлого, — словно прочитав его мысли, нахмурился Рик, — тогда лучше сразу иди нахуй! Еще настроение мне будешь портить своей кислой рожей, придурок…

Эта грубость заставила Морти, шмыгнув носом, отвернуться.

Спустив ноги с кровати, он встал и подошел к окну, машинально перебирая бусинки красного браслета.