Впрочем, предосторожности предосторожностями, но ни малейших признаков агрессивности Хоббит не проявлял. Воодушевленно покрутился по помещению, радуясь неожиданно полученной свободе, и вернулся ко мне, очевидно готовый к дальнейшему сотрудничеству.

– Ну что ж, – задумчиво проговорила я, – давай-ка начнем сначала.

Назавтра я взахлеб рассказывала бравшей выходной Янлин о результатах занятий с длинноклювом.

– Ты представляешь себе? Он абсолютно все задачи щелкал как семечки. Определить, где орехов больше, – пожалуйста! Сравнивать количество по цифрам – легко! Я даже следующий этап с ним попробовала, до которого с Кофой и Манком доберусь не скоро. Я показала ему большую четверку и маленькую восьмерку. Спросила, что больше. Он на восьмерку указал!

– Может, случайно? – предположила коллега, облачаясь в защитный костюм.

Мы разговаривали в подсобном помещении, параллельно переодеваясь перед началом рабочего дня.

– Да я неоднократно проверяла! И, главное, ты понимаешь, его же целенаправленно ничему этому не обучали! Он просто наблюдал за моей работой с обезьянами. А то, как он пытался копировать человеческую жестикуляцию? Нет, я понимаю, доказать это экспериментально будет непросто, но это же уникальный случай!

– Тогда договаривайся с Орзи. Пусть официально переводит Хоббита к нам, под твою опеку. Правда, оплачивать расходы тебе тоже придется из своего гранта.

– Ничего, справлюсь, – отмахнулась я.

Да я не то что из гранта, я из собственного кармана была готова платить. Слишком интересной оказалась тема, слишком манящей – загадка неизвестного существа с далекой планеты. Что же касается денег – не думаю, что это станет проблемой. После получения первых же результатов подам на новый грант.

– Сегодня же с ним поговорю, – решила я.

Однако на протяжении насыщенного дня сбегать в офис Орзи не выдалось возможности. А вечером профессор сам зашел к нам в лабораторию, и разговор состоялся. Вот только итог его оказался совсем не таким, как я рассчитывала.

– Я бы хотела поговорить с вами по поводу длинноклюва… – начала я, едва представилась такая возможность, но он меня перебил:

– Да-да, длинноклюв! Как раз по его поводу я и пришел. Подготовьте на завтра его клетку, корм и все необходимое. Я его забираю.

– К-как забираете? – недоуменно уставилась на профессора я.

– А что тут такого? – Он недовольно поджал губы, как делал всякий раз, когда его распоряжения не выполнялись беспрекословно и вообще когда что-либо шло не совсем так, как ему бы хотелось. – Все необходимые проверки завершены, условия в лаборатории созданы, пора его переводить.

– А… можно спросить, что именно вы собираетесь с ним делать? Какого рода это будет исследование?

Я постаралась сделать вид, будто искренне интересуюсь научной стороной вопроса. В действительности же почувствовала, как сердце буквально сжимается от страха. Перевод в лабораторию Орзи вряд ли мог сулить зверьку что-то хорошее.

Хитрость сработала: взгляд профессора потеплел, и он не без удовольствия приступил к объяснениям.

– Известно ли вам, что длинноклюв обладает рецепторами, позволяющими ему воспринимать даже чрезвычайно слабые электрические поля? Кроме того, он способен генерировать электроэнергию.

– Ну и что? – Говоря откровенно, такой информации у меня пока не было, но ничего сверхъестественного я в ней не видела. – Это не самое частое явление, но и не уникальное. Встречается у рыб, электрических скатов и сомов, например.

– Это не то, – поморщился Орзи. – У длинноклювов чувствительность к электромагнитным полям во много раз выше, чем у известных нам рыб, птиц и млекопитающих. По моей гипотезе, эти животные могут в некоторых случаях обходиться без слуха и зрения, ориентируясь исключительно на электромагнитные колебания. Но самое главное, их электрические органы могут быть использованы в медицинских целях. И именно этот вопрос я собираюсь исследовать.

– В медицинских целях?

– Да. Для борьбы с определенным видами вирусов, не говоря уже о получении точных показателей состояния пациента. У нас есть только одна особь, поэтому рисковать и затягивать нельзя. Я намерен извлечь эти органы, подключить их к аппаратуре – она уже подготовлена – и далее исследовать их свойства в лабораторных условиях. Возможно, впоследствии нам удастся синтезировать их аналог для дальнейших экспериментов.

– Насколько я понимаю, животное существовать без этих органов не сможет?

– Не страшно. Главное, что меня интересует, – это физиологические особенности, связанные с электричеством.

– А… – Я, нервничая, запустила руки в свои густые волосы, – нельзя производить аналогичные эксперименты, не извлекая органы? Работая с живым зверем?

– В нашем случае это будет менее эффективно.

Он все еще не понимал, к чему я клоню, и списывал вопросы на чисто интеллектуальный интерес. Поэтому и не утратил пока благожелательный настрой.

– Послушайте, профессор, – я решила пойти ва-банк, – этот зверь уникален во многих отношениях. Знаю, такой договоренности не было, но в последние дни я исследовала его когнитивные и коммуникативные способности, и предварительные результаты просто потрясающие. Это невероятно умное существо. Он схватывает на лету значение символов, понимает смысл вопросов, несмотря на то что не проходил специального обучения, копирует человеческие жесты. Подвижность его пальцев наверняка позволит освоить язык глухонемых…

– Послушайте, Марина, – перебил меня Орзи, – существует масса умных животных и масса существ, владеющих межпланетным языком глухонемых. А вот таких электрорецепторов, как у длинноклюва, нет ни у кого.

– Но не можем же мы оценивать настолько развитое живое существо только с позиции имеющихся у него органов! – не хотела сдаваться я.

Профессор вновь поджал губы.

– Послушайте себя со стороны. Вы говорите точно как те молокососы, считающие себя борцами за чьи-то там права. Которым, к слову сказать, вам совершенно не следовало давать интервью, ну да это уже неважно. Вспомните, что вы ученый, подключите разум, поймите, что моя позиция верна и аргументированна. И приготовьте все, что нужно, на завтра. Еды будет достаточно на пару кормлений.

Ясно дав понять, что разговор закончен, он направился к двери и буквально за несколько секунд покинул помещение. Я немного постояла, собираясь с мыслями, затем отыскала Янлин и спросила, не знает ли она, где сейчас наш директор.

– Как, ты разве не в курсе? – удивилась она. – Уехал.

– Куда?

– На очередную конференцию.

Точно. И как я только могла забыть? Полностью погрузилась в занятия с Хоббитом, вот и вылетело из головы.

– И не говори, разве можно так жить? – по-своему поняла мое состояние коллега. – С планеты на планету. И главное, нынешняя конференция проходит на Освальде. Лекции про животных – там, где никакой жизни вообще не было, пока для нее не создали условия искусственным путем. Вот где логика?

Но я уже не слушала. Коротко кивнув в знак благодарности, не замечая происходящего вокруг, зашагала обратно к основному рабочему помещению. Во время полета с Ноэлем не свяжешься, после приземления – тоже только если обмениваться раз в полчаса-час видеосообщениями. К тому моменту, как я смогу нормально обрисовать ему ситуацию, будет уже слишком поздно. Да и в любом случае вряд ли бы это помогло. Он все равно поддержал бы Орзи. Возможно – даже наверняка! – понял бы мои чувства, но отметил бы, что рассуждения коллеги из соседней лаборатории справедливы, планируемые эксперименты перспективны, да и вообще животное принадлежит не нам, а именно отделению, занимающемуся вирусологией.

Что ж, делать было нечего. Смирившись с неизбежным, я сама почистила переносную клетку Хоббита, не прибегая к услугам обслуживающего персонала. Насыпала туда побольше древесных стружек, запах которых ему явно нравился. Положила морковку, его любимое лакомство. Еще несколько корнеплодов упаковала в отдельный пакет и корма туда собрала больше, чем было велено… Меня неприятно передернуло при мысли о том, что именно обозначает упоминание Орзи о «двух кормлениях». Предпосылка ясна: дольше, чем в течение суток, еда длинноклюву не понадобится.