- Что я вижу, - произнес Адалард, - так это ничтожного человечишку, готового отдать благородную бретонскую даму кровавым варварам, только бы спасти свою жалкую, бесполезную и позорную жизнь. Что я вижу, так это труса, который боится идти в бой с врагами своего сюзерена. Вы мне отвратительны, Бруссар. Давно пора было от вас избавиться.

Лицо Бруссара исказилось от ярости, он схватился за кинжал на поясе. Прежде чем телохранители герцога успели отреагировать, барон выхватил кинжал и бросился на Адаларда.

Герцог легко отбил руку с кинжалом в сторону и ударил барона по голове. Бруссар рухнул на пол, и, прежде чем он успел подняться, телохранители герцога схватили его.

Герцог Леонуа вытащил из ножен меч и угрожающе шагнул вперед. Эльфийские руны, выгравированные на клинке, светились. Барон забился, выпучив глаза от ужаса, но телохранители крепко держали его.

- Если вы не отдадите ее, то приговорите к смерти всех в этом замке! - прохрипел Бруссар, тяжело дыша.

- А если отдам, то приговорю всех к бесчестью, - ответил герцог.

Бруссар облизал губы, и, когда увидел, что герцог убрал меч в ножны, в его глазах мелькнула надежда.

- Ты не достоин смерти воина от этого благородного меча, - сказал Адалард, убивая эту надежду. - Было бы бесчестьем для памяти моих предков пачкать клинок твоей подлой кровью. Сбросить его с башни.

Барон завопил и забился в руках телохранителей. Герцог Адалард отвернулся, не глядя на него. Рыцари потащили Бруссара к краю площадки и перебросили за зубцы. Спустя мгновение вопли барона затихли внизу.

Вернулся слуга герцога, принеся сверкающий позолоченный шлем Адаларда и белый щит с геральдической красной головой льва, рельефно выступающей на поверхности.

- А вы, Карабас? - спросил герцог, надевая шлем и бросив взгляд на толстого маркиза.

- Я не воин, - сказал маркиз, - но сочту за честь сражаться в одном ряду с вами, мой лорд.

В его голосе звучал огонь, и Адалард поверил ему. Хотя Карабас был свиноподобным толстяком и обжорой, герцог знал, что в маркизе все-таки была некая внутренняя сила, и сейчас даже восхитился его смелостью. Потому что даже для воина с тренированным телом и разумом требовалась большая храбрость, чтобы идти в бой. А идти в бой, зная, что ты не обучен и неопытен, и что первый же встреченный враг скорее всего убьет тебя, требовало отваги еще большей, чем, как думал Адалард, обладал он сам.

- Это и для меня честь, Карабас, - искренне сказал герцог.

- Не могу сказать, что этот ублюдок Бруссар мне когда-либо нравился, - заметил толстый маркиз, указав за зубцы. - Вы вовремя от него избавились. Но боюсь, что для облачения в доспехи мне понадобится больше, чем десять минут, которые вы дали ему. Столько времени у меня займет лишь спуск по ступенькам, а чтобы слугам надеть на меня доспехи - еще больше.

Адалард улыбнулся.

- Я подожду, - сказал он.

Внезапно вдалеке раздался страшный трубный рев, который герцог слышал и раньше, и улыбка исчезла с его лица.

- Что во имя Владычицы это было? - спросил Карабас.

Внутри сточной трубы было очень тесно, но Бьярки карабкался вверх легко и уверенно, упираясь спиной, коленями и локтями. Пару раз он срывался со скользких от нечистот стенок трубы, но не паниковал и каждый раз успевал остановить свое падение, соскользнув не больше чем на ярд. Из отхожих мест, присоединенных к трубе, просачивался слабый свет, и его было достаточно, чтобы разглядеть что-то в трубе.

Но продвижение бретонского пленника, поднимавшегося вслед за провидцем, было мучительно медленным, и Бьярки рычал от злости, оглядываясь на силуэт бретонца. От шума, издаваемого пленником, Бьярки морщился, и с каждой секундой все больше был уверен, что сейчас их обнаружат. Крестьянин тяжело и громко дышал, и иногда останавливал свой подъем, чтобы перевести дыхание. Видя, что руки и ноги пленника трясутся от усталости, Бьярки тихо выругался.

- Если ты упадешь, тебя ждут вечные муки, - хриплым зловещим шепотом произнес провидец, его призрачный голос донесся до уцелевшего уха бретонца. Услышав, как пленный судорожно глотнул и начал снова подниматься, Бьярки мрачно улыбнулся во тьме.

Так просто было обмануть глупого крестьянина, убедив его, что на него наложено проклятье. Вообще-то наложение проклятий было непростым колдовством, требовавшим значительной подготовки и немалого риска - куда больше хлопот, чем заслуживал один ничтожный крестьянин. Бьярки снова улыбнулся, подумав о черной метке на руке пленника; это был всего лишь растертый древесный уголь, смешанный со слюной.

Услышав, что бретонец снова поднимается, Бьярки и сам продолжил подъем, легко карабкаясь по трубе, пока не вылез в отхожее место, под углом соединенное со сточной трубой. Сквозь щели дощатой крышки туалета был виден мигающий свет свечей, и Бьярки стал ползти вверх и вперед, упираясь ногами в противоположную стенку трубы.

Молясь, чтобы Изменяющий Судьбы был милостив к нему, Бьярки на дюйм приподнял крышку и вцепился пальцами в края. Не услышав никаких звуков вокруг, он подтянулся вверх, откинув крышку головой.

Туалетное помещение было маленьким и квадратным, в его задней стенке виднелось узкое, словно щель, окно. Дверь была закрыта, и не увидев никого в помещении, Бьярки подтянулся и выбрался из отхожего места.

Свою меховую накидку он оставил в лагере, и теперь его жилистые руки и татуированный торс были перемазаны зловонными нечистотами. Его спутанные волосы были убраны в хвост и тоже покрыты слоем фекалий.

Повернувшись, он увидел, что бретонец пытается вылезти из сточной трубы. Нагнувшись, Бьярки схватил его за шиворот и вытащил.

Пленник без сил шлепнулся на пол, страшно воняя, и Бьярки скривил губы в отвращении.

- Где мы? - спросил он.

Бретонец тупо посмотрел на него, и Бьярки вырвал кляп из его рта.

- Где мы? - повторил он вопрос.

- В цитадели? - нерешительно произнес бретонец.

Бьярки, выругавшись на языке скелингов, покачал головой, раздраженный поразительной глупостью крестьянина.

- Где в цитадели?

Когда ответа не последовало, Бьярки прищурил глаза:

- Ты никогда не был в цитадели, так?

- Пожалуйста, не убивайте меня, господин! - взвыл крестьянин, распластавшись на полу перед провидцем.

- Тихо, дурак! - прошипел Бьярки, услышав шаги за дверью, но это не успокоило рыдающего крестьянина. Бьярки вытащил кинжал с клинком волнистым, словно извивающаяся змея, и напрягся, услышав, что шаги остановились перед дверью.

Дверь открылась внутрь, и Бьярки увидел человека, одетого в бел-красный табард, на его голове был кольчужный капюшон. На лице вошедшего едва успело отразиться удивление, когда Бьярки прыгнул вперед и всадил кинжал ему под подбородок по самую рукоять. Увидев в коридоре силуэт другого человека, замершего от ужаса, Бьярки шагнул в сторону, одновременно втащив тело первого стражника в туалет.

Провидец протянул руку ко второму ратнику, готовому поднять тревогу, и, вытянув пальцы, словно когти, пролаял одно слово на Темном Языке. С его пальцев соскользнули переливающиеся сгустки энергии и ударили бретонца в голову. Из ушей, носа и глаз ратника хлынула кровь, и он без звука рухнул на пол.

Подойдя к телу, Бьярки бросил быстрый взгляд в коридор, чтобы убедиться, что его не заметили. К счастью, эти двое ратников, похоже, были одни. Схватив труп за шиворот, Бьярки тоже втащил его в туалет.

Из отхожего места вылез Эйлиф, его лицо и волосы были измазаны нечистотами. Он присел над трупом первого стражника, убитого Бьярки, под телом уже натекла лужа крови. Бретонский крестьянин прижался к стене, трясясь от страха и усталости после трудного подъема по трубе. Бьярки выдернул из глотки стражника свой кинжал и вытер его о куртку дрожащего крестьянина, прежде чем спрятать в ножны.

Норсканский провидец осторожно выглянул в коридор, проверяя, нет ли в нем стражников. Жестом он позвал Эйлифа, который присоединился к нему, потащив за собой бретонского пленника, а из отхожей ямы стали выбираться другие скелинги.