Ронни беспокойно шевельнулся на скамеечке.
- Но разве Читатель не может получить какую-нибудь неважную работу? Например, парикмахером, или водопроводчиком, или...
- А ты не понимаешь? Корпорации, делающие оборудование для парикмахеров и для водопроводчиков, сами устраивают мастерские для них и сами нанимают людей труда. Ты думаешь, они наймут Читателя? Они скажут, что это шпион, или вредитель, или просто сумасшедший, как старик Дэвис.
- Мистер Дэвис не сумасшедший. И он не старик. Он молодой, вроде тебя, и...
- Ронни! Папин голос был острый, как нож, и холодный, как декабрь.
Ронни соскользнул со скамеечки, словно этот яростный голос физически ударил его. Он сжался на полу, и страх снова отразился на его тонком личике.
- Черт возьми, сынок, но как ты мог додуматься до того, чтобы стать Читателем? У тебя есть трехмерный видео в натуральную величину, и мы специально для тебя сделали к нему тепловую, осязательную и обонятельную приставку. В школе ты можешь услышать любую пленку, какую захочешь. Ронни, неужели ты не понимаешь, что я потеряю место, если люди узнают, что мой сын Читатель?
- Н-н-но, папа...
Отец вскочил.
- Мне неприятно говорить это, Эдит, но нам придется отправить этого мальчика в реформаторий! Может быть, хорошая промывка памяти вылечит его от этих глупостей.
Ронни подавил рыдание.
- Нет, папа, не позволяй им забирать у меня мозг! Пожалуйста...
Отец стоял, очень высокий и очень неподвижный, и даже не глядел на него.
- Они не заберут у тебя весь мозг, только память о двух последних годах. Уголок маминого рта задрожал.
- Дэвид, я не хочу этого. Может быть, для Ронни будет достаточно частного лечения у психиатра. Они сейчас делают чудеса: пермигипноз, искусственную психоблокаду. Промывка памяти означает, что Ронни опять станет шестилетним по уму. Ему придется начать школу заново.
Отец вернулся в кресло. Он закрыл себе лицо задрожавшими руками, и гнев его сменился отчаянием.
- Господи, Эдит, я не знаю, что делать!
Потом он огляделся, как человек, пораженный внезапной страшной мыслью.
- Двухлетнюю промывку памяти нельзя сохранить в тайне. Я никогда не думал об этом. Да это одно будет означать конец всей моей карьеры!
Снова наступило молчание, нарушаемое только тиканьем старинных часов. Всякое движение прекратилось, словно комната была на самом дне глубокого, холодного моря.
- Дэвид,- сказала мама наконец.
- Да?
- Есть только одно решение. Мы не можем уничтожить память у Ронни за два года, вы сами это сказали. Так что мы поведем его к хорошему психиатру или психоневрологу. Несколько сеансов...
Отец прервал ее:
- Но он все-таки будет помнить, как читать, хотя бы бессознательно! Даже перманентный гипноз, и тот со временем выветривается. Нельзя же мальчику ходить по психиатрам всю свою жизнь! - Он задумчиво переплел пальцы.
- Эдит, какую книгу он читал?
По маминому телу прошел трепет.
- На кровати у него были три книги. Я не знаю в точности, какую из них он читал.
Отец застонал.
- Три книги! Вы сожгли их?
- Нет, дорогой, еще нет.
- Почему?
- Не знаю. Ронни их так любит! Я думала, может быть, сегодня вечером, после того как вы поговорите с ним...
- Принесите их сюда сейчас же. Сожжем эту гадость.
Мама подошла к шкафу красного дерева в столовой, достала три выцветшие книжки. Она положила их на скамеечку у папиных ног. Отец брезгливо открыл одну из них. Губы у него искривились от отвращения, словно он прикоснулся к разлагающемуся трупу.
- Старые, - пробормотал он. - Такие старые. Иронично, не правда ли? Наша жизнь разбита вещами, которые следовало бы уничтожить и забыть еще сто лет назад.
Его мрачное лицо потемнело еще больше.
"Тик-ки-так, тик-ки-так",- выговаривали старинные часы.
- Сто лет назад,- повторил он. Рот у него превратился в тонкую, угрюмую черточку.
- Это ваша вина, Эдит. Вы всегда любили старину. Это часы вашей прабабушки. Старые картины по стенам. Коллекция марок, которую вы начали для Ронни, марок, датированных еще 1940-ми годами.
Мама побледнела.
- Я не понимаю...
- Вы заинтересовали Ронни старинными вещами. Для ребенка в период формирования характера в хорошем доме вещи означают мир и безопасность. Ронни с самого рождения приучен любить старинные вещи. Естественно, что он заинтересовался книгами. А мы были слишком глупы, чтобы догадаться об этом.
Мама прошептала хрипло:
- Я сожалею, Дэвид...
В глазах у отца сверкнул горячий гнев.
- Сожалеть недостаточно? Разве вы не видите, что это означает? Ронни придется начать всю жизнь заново.
- Нет, Дэвид, нет!
- А мне в моем положении нельзя иметь восьмилетнего сына с разумом новорожденного. Его нужно бросить, Эдит, другого выхода нет. Мальчик может начать жизнь сызнова в реформатории после полной отмывки памяти. Он никогда не будет знать о нашем существовании и никогда больше не помешает нам.
- Не надо, Дэвид! Я не позволю...
Он ударил ее ладонью наотмашь. В горячем, напряженном воздухе словно прозвучал револьверный выстрел. Отец стоял теперь, словно колосс, изваянный из черного льда. Правая рука у него была поднята, готовая ударить снова. Потом рука упала. Мысли словно занялись другой, проблемой, другой идеей. Он схватил со скамеечки одну из книг.
- Эдит, - жестко произнес он, - что именно читал Ронни? Как называется книга?
- "При... приключения Тома Сойера",- ответила мама сквозь рыдания.
Он схватил вторую книгу, держа перед ее блуждающим взглядом.
- А эта как называется?
- "Тарзан у обезьян".- Мамин голос был едва слышным хрипением.
- Кто ее автор?
- Эдгар Раис Берроуз.
- А эта?
- "Волшебник из страны Оз".
- Кто ее написал?
- Фрэнк Баум.
Он швырнул книги на пол. Он отступил. Его лицо было маской, где скорбь сочеталась с презрением и яростью.
- Эдит! - Он выплюнул это имя, словно оно жгло ему язык. - Эдит, так вы умеете читать?
* * *
Мама сдержала рыдания. Щеки у нее были белые как мел, и на них виднелись влажные полоски.
- Простите, Дэвид. Я никогда никому не говорила, даже Ронни. Я не прочла ни одной книги, я даже не видела ни одной с тех пор, как вышла за вас замуж. Я старалась быть хорошей женой...
- Хорошей женой! - фыркнул отец. Лицо у него было такое страшное, что Ронни отвернулся. Мама продолжала:
- Я... я научилась еще в детстве. Я была маленькая, вроде Ронни. Вы знаете, какими дети бывают,- беззаботными, жадными к запретному.
- Вы лгали мне! - резко произнес отец.
- Вы десять лет лгали мне! Почему вы захотели уметь читать, Эдит? Почему?
Мама некоторое время молчала. Она дышала тяжело, но больше не плакала, она стала успокаиваться, и впервые за весь этот вечер Ронни не видел страха у нее в глазах.
- Мне захотелось уметь читать,- произнесла она спокойным и гордым голосом,- потому что, как сказал Ронни, это интересно. Видео - это красиво, со всеми своими танцовщицами и влюбленными, индейцами и межпланетчиками; но иногда хочется большего. Иногда хочется знать, как люди чувствуют и как они думают. И есть красивые слова и красивые мысли, как бывают красивые картины. Услышать их и потом забыть - этого мало. Иногда хочется сберечь слова и мысли и держать их при себе, потому что тогда кажется, будто они ваши собственные.
Ее слова эхом отдавались в комнате, пока их не поглотило неутомимое тиканье часов. Мама стояла, выпрямившись, ничего не стыдясь. Отец медленно все снова и снова переводил взгляд от Ронни к маме, к часам. Потом он сказал:
- Уходите.
Мама взглянула не понимая.
- Уходите. Оба. За своими вещами пришлете позже. Я не хочу больше видеть вас ни минуты.
- Дэвид...
- Я сказал - уходите!
