И снова вздрагиваю от пиликанья телефона.

– Уговорили, – ворчу я, мечтая, чтобы сообщения перестали приходить.

Неужели ребята не могут и пяти минут без меня продержаться на собственной вечеринке?

Я снова заношу над бумагой ручку, но останавливаюсь и напрягаю память. Что там, черт возьми, было дальше? Еще б расправиться с мешками под глазами…

Зажмурившись, я снова и снова повторяю в голове эту строчку, пытаясь вспомнить продолжение.

А потом разочарованно вздыхаю. Черт, забыл.

Вот проклятье.

Я надеваю на ручку колпачок и швыряю ее вместе с блокнотом на пассажирское сиденье своего «форда раптор».

А потом задумываюсь над ее последней фразой. Придумать, на что поспорим, да?

А как насчет телефонного разговора, Райен? Как насчет того, чтобы дать мне послушать твой голос?

Но нет. Райен нравится поддерживать статус-кво. В конце концов, у нас все хорошо. Зачем что-то менять, если для этого придется рискнуть дружбой?

Думаю, она права. Что если очарование писем испарится, как только я услышу ее голос? Сейчас все мое представление о ней строится исключительно на ее словах. Стоит услышать, каким тоном она их произносит, и все непоправимо изменится.

Но что если голос мне понравится? Что если ее смех в трубке или дыхание зацепит меня так же сильно, как ее слова, или даже еще сильнее?

Ведь я уже просто одержим нашей перепиской. Именно поэтому я сижу в машине на пустой парковке и перечитываю старые письма одно за другим. В них я черпаю вдохновение для своих песен.

Она моя муза и, думаю, об этом знает. Я доверяю ей настолько, что присылаю свои тексты и прислушиваюсь к советам.

Телефон звонит снова. Я опускаю глаза и вижу на экране имя: Дейн.

Тяжело вздохнув, снимаю трубку.

– Чего тебе?

– Где ты?

– Еду.

Завожу машину и переключаю передачу.

– Нет, ты сидишь на какой-то парковке и пишешь песню, разве не так?

Я закатываю глаза, отключаюсь и бросаю телефон на пассажирское сиденье.

За рулем мне лучше думается. И не надо меня подгонять. Потому что я ничего не могу сделать, когда в голову приходит идея.

Выехав на улицу, я набираю скорость и направляюсь в сторону старого склада за городом. Наша группа проводит там что-то вроде квеста, чтобы поднять денег на летний тур. Я думал, что нам достаточно всего-навсего дать пару концертов, может, объединившись с другими местными группами. Но Дейн говорит, что-то необычное поможет нам привлечь больше публики.

Поживем – увидим, прав ли он.

Февральский холод пробирает даже сквозь толстовку. Я включаю печку и зажигаю фары. Дальний свет разрезает ночную тьму.

Эта дорога ведет в Фэлконс Уэлл. Там живет Райен. Если я проеду склад и поворот к Бухте – заброшенному парку аттракционов – и двинусь дальше, то приеду в ее город. С тех пор как получил права, я не раз боролся с искушением туда поехать. От любопытства меня так и распирало, но я этого не сделал. Как я уже говорил, не стоит рисковать тем, что мы имеем. Если только она сама этого не захочет.

Я наклоняюсь к пассажирскому сиденью, отодвигаю блокнот и другие бумаги в поисках часов. Оставил их там вчера, когда собирался мыть машину. Это одна из немногих вещей, за которые я несу ответственность. Семейная реликвия или что-то типа того.

Нахожу их и, не отрывая рук от руля, застегиваю на запястье черный ремешок с циферблатом, обрамленным двумя железными скобами. Сначала эти часы принадлежали дедушке, потом он передал их отцу в качестве свадебного подарка, чтобы тот, в свою очередь, подарил их своему первенцу. Что отец и сделал в прошлом году. Тогда-то я и понял, что от дедушкиных часов остался только ремешок, а старинную часть с циферблатом отец потерял. Те самые антикварные часы «Жежер-Лекультр»[3], что хранились в нашей семье вот уже восемьдесят лет.

Я обязательно их найду. А пока не нашел, придется ходить с этим куском хлама на дедушкином ремешке.

Пристегнувшись, я перевожу глаза на дорогу и что-то замечаю. Подъехав ближе, вижу фигуру, бегущую по обочине, с хвостом светлых волос, в черной куртке и неоново-синих кроссовках. Ошибки быть не может. Да вы надо мной издеваетесь! Вашу ж мать.

Свет моих фар озаряет спину сестренки. Она резко оборачивается, замечая, что на этой дороге она не одна. Я делаю музыку потише.

Когда она понимает, что это я, ее лицо расслабляется, и она преспокойно бежит дальше, не снимая своих гребаных наушников. Отлично ты заботишься о своей безопасности, Энни.

Притормозив, я опускаю окно со стороны пассажирского сиденья и подъезжаю к ней.

– Знаешь, как ты выглядишь? – Исполненный злости, я наклоняюсь к окну, крепко сжимая ладонью руль. – Как приманка для серийного убийцы!

Беззвучно рассмеявшись, она качает головой и ускоряется, заставляя меня сделать то же самое.

– А ты не думал о том, где мы сейчас? – заявляет она. – На дороге из Тандер-Бей в Фэлконс Уэлл. На ней никогда никого нет. Я в порядке. – Она поднимает брови. – А ты разговариваешь со мной точно так же, как папа.

Я брезгливо морщусь.

– Во-первых, как минимум на этой дороге есть я, так что она уже не пустая. Во-вторых, не надо упрекать меня в излишней предосторожности только потому, что ты единственная глупышка, которая додумалась устроить пробежку посреди ночи у черта на куличиках, а я не хочу, чтобы тебя изнасиловали и убили. И, в-третьих, твое замечание неуместно. Я не веду себя как отец, так что не надо больше бросаться такими фразами в мой адрес. Это неприятно. – Затем я кричу: – А теперь залезай в чертову машину.

Она снова отрицательно качает головой. Энни любит дразнить меня. Прямо как Райен.

Энни – моя единственная сестра, а братьев у нас нет. И если не брать в расчет мои далеко не блестящие отношения с отцом, мы с ней неплохо ладим.

Тяжело дыша, она бежит дальше, и я обращаю внимание, что у нее впалые щеки и появились мешки под глазами. Желание продолжить читать морали никуда не исчезло, но я принимаю решение его попридержать. Она так много трудится и едва успевает спать.

– Давай-давай, – говорю я ей с растущим нетерпением. – Серьезно, у меня нет на это времени.

– А что ты здесь делаешь?

Я бросаю взгляд на дорогу, чтобы убедиться, что все еще с нее не съехал.

– Сегодня ночью этот дурацкий квест. Мне надо там появиться. А вот ты почему не в парке, на хорошо освещенной дорожке, в поле зрения еще пары десятков таких же бегунов? А?

– Перестань со мной нянчиться.

– Тогда ты перестань делать глупости, – парирую я.

Нет, ну правда, чем она вообще думала? Здесь и днем-то опасно находиться в одиночку, а ночью – тем более.

Я на год старше нее и в мае оканчиваю школу, но она гораздо ответственнее меня.

Эта мысль напоминает мне еще кое о чем.

– Эй, – недовольно начинаю я, – это не ты случайно вытащила утром шестьдесят долларов из моего бумажника?

Я заметил, что этой суммы не хватает, а ведь я только вчера получил эти деньги. И я их не тратил. В третий раз наличка из бумажника исчезает в неизвестном направлении.

Она делает глаза как у кота из «Шрека». Знает же, как это на меня действует.

– Мне нужно было закупиться материалами для лабораторной, а ты свои деньги сам никогда не тратишь. Не пропадать же им зря.

Я закатываю глаза.

Она прекрасно знает, что может просто попросить папу дать побольше денег. Энни – его ангел, он даст ей все, что она пожелает.

Но как я могу злиться на нее? Она счастливый ребенок, сходит с ума, делает глупости. И, полагаю, единственное, что я могу сделать, чтобы она стала чуточку счастливее, – это не мешать.

Она улыбается, видимо, заметив, что я смягчился, хватается за раму окна и запрыгивает на подножку у двери.

– Эй, а можешь взять мне газировки? – спрашивает Энни. – Холодной, как лед, газировки по пути со склада домой? Мы оба знаем, что ты там не задержишься дольше пяти минут. Ведь чтобы найти горячую штучку, которая отобьет у тебя желание социализироваться, больше и не нужно, да?