— Ну да, у меня иногда бывают мысли, и я их записываю в дневник, — ответила та.
— Ты слышал? А кто же будет чистить мой бассейн?! — заревел он.
Из спальни появился голый молодой человек, его полустоящий член глупо покачивался, как ивовый прут.
— Моя очередь, — сказал Кирк и вскочил с дивана. В коридоре появилась прекрасная женщина в белом махровом халате, она подплыла к нам, как белый сон.
— Еще пять сотен, если я остаюсь, — сказала она, и через мгновение я узнал ее.
— Кирк, вытащи бабки из моего ящика, — сказал Джейсон. — Вы что, знакомы?
Паллас вспыхнула. Все, что я запомню после этой встречи с ней, — это то, что она тоже умеет краснеть. Не знаю, почему мне было не все равно, что она здесь. Не знаю, на чем основывалось мое доверие к этой женщине, с которой меня ничего не связывало, кроме танца и показа ее прекрасной груди за двадцатку и бесплатного минета. Я не то чтобы был шокирован, скорее сдулся, как шар.
— Ты хочешь пойти первым? Кирк может подождать, он там был уже сегодня, — сказал Джейсон.
— Дважды, — уточнил Кирк.
— Не парься о деньгах, это за мой счет. Она офигенная.
— Я уверен в этом. Я просто вспомнил, что мне нужно пойти домой и дочитать «Исповедь» святого Августина.
— Ладно, как хочешь. Эй, Кирк, где «лентяйка»? Перемотай на ту сцену, где выстрел дуплетом.
По своей беспечности Джейсон забыл меня еще до того, как я дошел до двери.
— Эй, — услышал я, — это моя купюра, придурок, так и передается гепатит — через чужие купюры.
Явление во плоти
Когда я возвращаюсь домой, то вижу Джереми, который мучает мой звонок, не веря в то, что меня нет дома. Выглядит он на удивление нетрезвым.
— У тебя есть приятели-киллеры? — спрашивает он вместо приветствия.
Войдя в квартиру, он оглядел мой бардак.
— Господи, да тебя ограбили?
— Ну да, в некотором роде.
— Ну, тогда присоединяйся к клубу, — он порылся в карманах и вытащил какое-то письмо.
«Я боюсь, что мы так привязались к Рональду, что не можем с ним расстаться. Во всяком случае, нам требуется время. Мы извиняемся за причиненные Вам неудобства. Искренне Ваша — Эдди Джеймисон».
— Я был у них, но дома никого не было. Пустой дом.
Похоже, он только что вернулся из очередной поездки в Нью-Джерси, где, по предварительно достигнутым договоренностям, должен был обменять четыре тысячи американских денежных единиц на терьера.
— И она имела наглость, я тебе говорил об этом, назвать Шена — у парня есть свое имя, которое он знает и на которое отзывается, — она осмелилась назвать его Рональд, как чертов Рональд Макдональд.
В этот момент я заехал кулаком в стену. Он остановился, перевел дыхание. Подошел к стене изучить вмятину.
— Должно быть, очень больно, — сказал он.
Еще одна литературная тайна раскрыта
Чуть позднее мы выпиваем в таверне «Белая лошадь», заполненной, как всегда, студентами, местными завсегдатаями и туристами, пришедшими в кабак, в котором Дилан Томас выпил свой последний стакан.
— Я собираюсь лететь в Лос-Анджелес, — говорю я.
— Лучше ты, чем я. Знаешь шутку про то, как киностудия собирается снять фильм «Дэвид Копперфильд». Директор спрашивает: «Что со сценарием?», исполнительный отвечает: «Думаем, либо Вильям Голдман, либо Роберт Таун». Директор говорит: «А что, автор сам не может? Занят или что?» Вообще, это исторический анекдот.
— Если честно, я даже не уверен, в Лос-Анджелесе ли она.
— Подожди, тихо! Это моя любимая песня, — командует он, услышав первые печальные аккорды «Ничего не изменишь», доносящиеся из музыкального автомата. Впервые в жизни он как будто бессознательно напевает песенку, а в моих глазах стоят слезы. «Уже безразлично,/Любила ли ты меня./Ты просто меня не любила».
Попсовые песенки обретают глубокий смысл, когда страдаешь от любви. Я закурил. Дым ест глаза.
Когда песня закончилась, Джереми говорит:
— Слушать песню в баре на старом музыкальном автомате — совсем не то, что слушать дома. Дым, аромат пива, компания этих неудачников, плохой звук, заглушаемый глупыми разговорами. Как песок на зубах. Некоторые песни только так и надо слушать. Музыкальный автомат — это машина времени для переживающих утрату.
Он встряхнул своей львиной гривой, неумышленно вызвав приступ дрожи у студенток, сидящих на другом конце зала. Стоит отметить, что Джереми не заботится о том интересе, который к нему проявляет противоположный пол (недоброжелатели сказали бы, что это обусловлено его самолюбованием).
— Слушай, — говорит он, — подумай об этом, — он замолкает для пущего эффекта.
— Слушаю.
— Холи Голайтли и Салли Боулз.
— Хватит с меня баб на сегодня.
— Я тут читал этого, забыл, как его, короче, биографию Капоте. Капоте был почитателем Иршвуда, и они даже стали друзьями. Короче, я взял «Берлинские истории» и перечитал «Завтрак у Тиффани». В общем, Холи — американский клон Салли Боулз, просто неубедительная копия гетеросексуального друга. Литературное воровство. Практически плагиат.
Что общего у Филомены Бриггс, Холи Голайтли и Салли Боулз
Когда Коннор не упал в обморок от заявления Джереми, тот спросил:
— Что ты имеешь в виду, говоря «хватит баб на сегодня»? Филомена вернулась?
Тут у Коннора возникло какое-то смутное подозрение.
— Ты знаешь про Филомену что-то, чего не знаю я? — Он был готов услышать все что угодно, может быть, даже самое худшее, что можно предположить. — Или ты просто пытаешься меня так подбодрить?
— А что я должен знать?
— Ну, может, что она отсасывает мужикам в переходе Линкольна. Или что спит с четвероногими. Я имею в виду, не обманываюсь ли я, думая, что она была мне верна и у нас были довольно хорошие отношения с ней, учитывая произошедшую довольно нетипичную историю.
Джереми колеблется, делает серию вдохов и выдохов, по дзен-методике.
— Слушай, я давно хотел тебе сказать. В новом сборнике будет история «Модельное поведение». Это беллетристика. Художественный вымысел. Но я хотел тебе рассказать прежде, чем ты прочитаешь.
— Рассказать что?
— Ну, по сути это история об иллюзиях и реальности, о поклонении ложным идолам. Часть общей метафорической конструкции сборника — клаустрофобическое сумасшествие большого города. — Он с надеждой смотрит на меня, как будто спрашивая: «Кто поспорит с обоснованностью этой темы?» — Это история о модели и писателе. — Он вздыхает. — Это история о парне, который переспал с девушкой лучшего друга. Что может тебе, в твоем параноидальном состоянии, показаться основанным на реальных событиях. Но я клянусь, что этого никогда в действительности не было. Это то, что Рот называет «контржизнь». Ну, типа, «если бы», «могло бы произойти», версия. Вот и все, что я хотел тебе сказать, прежде чем ты прочтешь этот рассказ.
Чувствуя неверие Коннора, Джереми продолжает:
— То есть я не знаю, зачем я все это тебе объясняю, ты же и сам понимаешь разницу между реальностью и вымыслом. Конечно, можешь ненавидеть меня за мою фантазию, но я просто не хотел, чтобы ты мог подумать, что… ты понимаешь, что я имею в виду.
Он делает большой глоток пива, глядя поверх бокала Коннору в глаза.
Несмотря на все удары по самоуважению в последние годы, Коннору никогда даже и в голову не приходило, что Филомену может интересовать кто-либо кроме него.
— Что произошло?
— Я же тебе сказал — ничего. Моя история — лишь проекция.
— Джереми, это я, Коннор. Я знаю, что такое твой так называемый художественный вымысел.
— Это вымышленная жизнь.
— Черт, Джереми!
— Да ничего не произошло. Конечно, может, я бы и хотел… Но ничего не было, — он снова тяжело вздохнул, аккуратно поставил бокал на стол, — ты ездил в Лос-Анджелес… не знаю, примерно год назад. Мы столкнулись с ней в кино, а потом пошли выпить по стаканчику.