Дэн сглотнул, нейтрально шевельнул плечами — мол, все в порядке. Подумав, что этого, наверное, мало, более решительно мотнул головой. Но ответить вслух так и не рискнул, да и смотрел старательно мимо. Только вот толку-то. Все равно ведь видно. Это совсем слепым надо быть, чтобы не увидеть. И глухим, чтобы не услышать. То самое, чего так не хотелось ни видеть, ни слышать. И от чего сейчас становилось трудно глотать и вообще невозможно сказать что-либо вслух, не уходя за процессор.

Страх.

Страх в глазах доброго доктора. И в его голосе — тоже. Вполне ожидаемый и обоснованный. Доктор боялся его, Дэна. Боялся искренне и сильно. Это было логичной и совершенно нормальной реакцией (а чего ты хотел? ты же сорванная боевая «шестерка»! машина-убийца! тебя и должны бояться), но почему-то еще и очень неприятно. А вот это уже логичным не было. Или все-таки было?

Доктор не боялся два часа назад, когда встал, перекрыв единственный выход из медотсека разъяренному сорванному боевому киборгу (ну ладно, ладно, себе-то можешь и не врать, паникующему сорванному боевому киборгу, ты ведь тогда был именно что в панике!). Балагурил, шутил, нес какую-то чушь несусветную… врал. И совсем не боялся. Давал понять — я знаю. И вру — ты ведь слышишь, что я вру, правда? У тебя ведь есть твой детектор. И точно так же я буду врать завтра всем остальным, у которых детектора нет, — ты ведь слышишь, что и как именно я буду им врать? Ты ведь меня поддержишь, если что? И я не уйду от двери, пока ты не успокоишься и не поймешь, что убегать не надо.

И потом не боялся. Когда повернулся спиной к машине-убийце, что могла одним легким движением руки свернуть ему шею. А он не боялся. Совсем. А сейчас — боялся. И почему-то от этого было больно глотать.

— Ну вот и славно, Дэнечка, вот и славно, а то я уж успел испугаться, что опять тебя лечить придется. Нет, ну Стасик, ну в самом деле, ну что за дела? Ну это уже ну совсем ни в какие ворота, ну сам подумай! Ну давай я тебе успокоительного накапаю? Чисто в терапевтических целях. Ну смотреть ведь на тебя больно бедному доктору, как ты изнервничался весь! Полрюмочки на сон грядущий, Стасик, а?

Дэн смотрел ему вслед, ничего не понимая. Страха в голосе доктора более не было. Совсем. Но ведь только что — был. И вполне искренний — не менее 92%, отчего и обиднее было намного. Ну ладно бы чуть больше полусотни, ну понятно, чего уж там… но чтобы почти под сотку! За что, спрашивается? Доктор ведь ничего не знает про Дэново прошлое. Ну, в том смысле, что ничего такого не знает, что позволило бы ему испугаться настолько сильно.

Но сейчас страха в голосе доктора не было. И в глазах тоже. Наверное. Дэн не мог сказать точно, потому что… ну да. Доктор опять повернулся к нему спиной. Опять! Словно так и надо. Словно это в порядке вещей — настолько доверять сорванному боевому киборгу, что совершенно спокойно забывать о его присутствии за своей спиной. Неправильно. Нелогично. Нерационально. Смертельно опасно. Да как этот странный доктор вообще дожил до своих лет, с такими-то провокационными и нежизнеспособными базовыми установками?! Как он умудрился выжить?

Максуайтерность — ноль.

Дэн моргнул, но цифра на внутреннем экране не изменилась. Более того…

Поправка: максуайтерность выделенного объекта не превышает нулевую отметку. Внести коррективы в базу данных? Да/Нет. Да.

Дэн моргнул снова. А потом отступил еще на один (очень длинный) шаг. И еще. И аккуратно закрыл за собой дверь каюты. Осторожно дошел до койки. Лег на спину поверх скомканного одеяла. Замер, уставившись в потолок и пытаясь осмыслить то, что только что понял. Получалось с трудом.

Все-таки система может говорить что угодно, но трех часов на сон при настолько серьезных энергозатратах и внутримышечных повреждениях категорически не хватает. КПД мозга снижен как минимум на тридцать процентов из-за падения уровня глюкозы в крови (и когда только успела снова рассосаться?) и общей интоксикации организма. Молочная кислота — еще самое безобидное, там и другой дряни много, процессор запустил ускоренную регенерацию выжженных станнером мышц, не заботясь о мелочах. Ввести принудительную поправку: в дальнейшем в таких случаях всегда стимулировать работу почек и печени. Хотя бы процентов на 14. Сейчас, правда, из-за этого уровень энергии упадет до 47%, но это некритично, тем более что Дэн сегодня дежурный и имеет полное право (и даже обязанность!) зайти в кладовую перед началом приготовления завтрака. Они не считают пайки. Они не считают даже сгущенку. Но сейчас лучше паек, глюкозу можно будет добить и из сахарницы. Поправка — два пайка.

Привычные мысли привычно успокаивали. Мышечная дрожь постепенно сходила на нет. Боль оставалась, но ее можно было игнорировать, просто отмечая наличие. А можно и не игнорировать. Можно как раз на ней сосредоточиться. Просканировать полученные повреждения — каждое очень тщательно и дотошно. Их много. Как раз хватит занять все время до начала дежурства. И не останется времени на совершенно лишние мысли о том, что капитан ведь вполне мог бы и выстрелить…

Хотя… не такие уж и лишние. Лучше думать об этом.

Так мог или нет? Мог бы, наверное. Или все-таки нет? Пятьдесят на пятьдесят. Поправка — если учитывать непонятную (но работающую!) сдвоенную систему из процессора и аналитического блока подсознания, то скорее 75% против 25%, что капитан не выстрелил бы. Поискать логические обоснования? Да/Нет. Да. Принято. Логика, только логика — и ничего более. Это — другой капитан. Совсем другой. Его максуайтерность почти всегда в желтом секторе, а то и в зеленом. Вряд ли к максуайтерам применимо деление на плохих и хороших, но этот капитан, пожалуй, все-таки из наименее плохих, тут изначальный анализ Дэна был верен. И это, конечно же, не имеет никакого отношения к слепой случайности или везению — просто логика и голый расчет. Люди, чья максуайтерность в желтом секторе, крайне редко совершают необратимые поступки. Все логично. Рационально. Правильно.

Если бы не доктор…

Дэн смотрел в потолок, пытаясь думать о чем угодно, только бы не о том, что понял только что в коридоре. Но это тоже получалось плохо.

Доктор действительно боялся. Искренне и сильно. На девяносто с лишним процентов. Только вот боялся он вовсе не Дэна. Не его, а за него он боялся. Вот и вся разница. Так не бывает. Поправка — так есть. Доктор боялся. За него. За Дэна. Так не бывает. Поправка — так уже было. В самом начале, на первом медосмотре. Доктор вел себя почти так же. Правда, не боялся. Но — сочувствовал. И это было нормально. Тогда — нормально. Потому что тогда доктор считал Дэна человеком. А среди людей такое бывает. Редко. Но бывает. Но сейчас-то другое. Сейчас доктор отлично знал, кто такой Дэн. Что он такое.

И все равно. Сочувствовал и боялся.

Искренне. На девяносто с лишним процентов. Потому и выскочил в коридор в наспех надетом халате, застегнутом не на те пуговицы. Потому и налетел впопыхах — опоздать боялся. Уверен был, что в старого друга капитан не выстрелит, и хотел… что? Прикрыть собой? Боевого киборга? Глупость какая… глупость. Конечно же, глупость. Но если признать эту совершенно нелогичную и нерациональную глупость свершившимся фактом, сразу становится понятно, почему он моментально перестал бояться — в тот же миг, как только понял, что тревога вовсе не из-за Дэна и все в порядке. И вот это уже точно не глупость. Потому что ее подтверждает даже система.

Система не глючила и в этот раз. Как и в случае с мнимой сиреной.

Система просто исключила доктора из категории потенциально опасных объектов. Да и как она могла поступить иначе — если у объекта нулевой коэффициент максуайтерности? Нулевой! Или ниже нуля. Даже у мебели — и то таких не бывает. Система не глючила. Просто сделала комплексный анализ. Провела экстраполяцию, внесла все необходимые поправки по умолчанию и отреагировала адекватно. Система не умела сомневаться в правильности собственных выводов. Она, конечно, была самообучающейся и учитывала накопленный опыт, но присваивала ему куда меньший коэффициент значимости, чем конкретным фактам. И потому, столкнувшись с человеком, чья максуайтерность отрицательна, система ни на секунду не усомнилась в его существовании.