Диярбакыр. Улу-джами. Интерьер. Стена киблы (после расчистки)

Диярбакыр. Улу-джами. Интерьер. Центральный неф

Диярбакыр. Улу-джами. Западная галерея двора

Возможно, причиной буквального планировочного цитирования в данном случае являлся не только (или даже не столько) авторитет Большой мечети Омейядов, но и отработанная архитектурная практика. В 1069 г. сирийская мечеть сильно пострадала от пожара, и восстановительные работы в ней затянулись на полтора десятилетия, в течение которых, учитывая значение памятника и объем необходимых работ, на дамасской площадке должно было сформироваться целое поколение мастеров. В 1070-х гг. эмиром Дамаска стал Тутуш, сын Алп-Арслана и брат Малик-шаха,[84] – позже он станет султаном и основателем ветви Сельджуков Сирии, пока же оставался вассалом своего старшего брата; соответственно работы в дамасской мечети производились от имени Малик-шаха, – как и строительство мечети в Диярбакыре. Не будет натяжкой предположить, что для выполнения султанского заказа в Восточную Анатолию отправился мастер (и даже не один), до того поработавший на главной стройплощадке Сирии и прекрасно изучивший авторитетный образец.

Необходимо указать на еще один возможный прототип диярбакырской Улу-джами – Большую мечеть (Джами аль-Кабир) в Алеппо.[85] Этот памятник возведен в 715 г. не только синхронно мечети Дамаска, но и по ее образцу, – новый халиф Сулейман следовал примеру своего предшественника и брата аль-Валида. После айюбидской и мамлюкской перестроек мечеть Алеппо приобрела взамен плоской крыши сводчатые перекрытия и купол на пересечении осей (поэтому интерьер постройки рассматриваться в качестве аналогий не может), но сохранила трехнефное членение молитвенного зала, разделение нефов четырехгранными столбами, галерею (ревак) вокруг двора. На рубеже 1080–90-х гг., при Великих Сельджуках, в Джами аль-Кабир велись ремонтные работы, наиболее значительным следом которых стал знаменитый 45-метровый минарет (1090 г.), разрушенный в 2013 г.

Следовательно, мы вправе говорить о том, что когда при Малик-шахе строится Улу-джами в Диярбакыре и восстанавливается мечеть в Дамаске, на полпути между этими центрами имеется еще одна крупная строительная площадка, представляющая собой несколько упрощенную, но качественную вариацию авторитетной раннемусульманской традиции базиликальных мечетей. Из какого бы сирийского города – из Дамаска или из Алеппо – ни прибыли строители диярбакырской Улу-джами, они в любом случае прекрасно представляли себе омейядский прототип (пусть даже – в случае Алеппо – полученный «через вторые руки») и, насколько это было возможно, перенесли его наиболее узнаваемые черты на анатолийскую почву.[86]

Общим в мечетях Дамаска и Диярбакыра является не только план с тремя поперечными нефами и повышенным трансептом. Объединяет оба памятника и использование аркад в интерьере – правда, античные колонны с коринфскими капителями, поддерживающие аркады в Дамаске, в Анатолии уступили место квадратным в сечении каменным столбам; куда делись сосчитанные Насиром Хосровом «двести с лишком колонн из камня»? Впрочем, и отмеченных им каменных сводов, на которых «снова возвышаются колонны, покороче первых», в мечети Диярбакыра уже нет: если в дамасском памятнике нефы действительно разделены двойной аркадой на колоннах с коринфскими капителями и импостами, то в сельджукской постройке аркады на столбах несут стены с облегчающими арочными проемами, подчеркивающие поперечное нефное членение интерьера.

В мечети Дамаска все три нефа равны по ширине и высоте, каждый неф имеет двускатное перекрытие с открытыми стропилами, – вот к этим перекрытиям подошло бы описание «крыш в форме ослиной спины»; зал диярбакырской Улу-джами представляет собой классическую базилику с пониженными боковыми нефами, – снаружи это демонстрируется единой двускатной кровлей, разорванной лишь 11-метровым трансептом, а в интерьере подчеркивается расположенными на разных уровнях потолками и разными по высоте арками трансепта, акцентирующими центральный неф (для этого, кстати, пришлось перерезать двускатной крышей световые проемы трансепта, не нарушая их ритма, и на этот не слишком логичный эксперимент сельджукские архитекторы легко соглашаются).

Северный двор анатолийской мечети, конечно, меньше, чем у прототипов, – «всего» около 60 м в длину, и оказался не прямоугольником, а прямоугольной трапецией (западная галерея образует с фасадом молитвенного зала острый угол), но по пропорциям он оказывается ближе к дамасскому прототипу, нежели к алеппской Джами аль-Кабир, – длина восточной стороны двора равна расстоянию от угла двора до трансепта по фасаду здания. Таким образом, длина дворового фасада и мечети Омейядов, и Улу-джами (если бы двор был прямоугольным) составляла бы удвоенную ширину двора плюс ширину трансепта. Вольно или невольно сельджукские мастера соблюдают унифицированные пропорции нормативной омейядской архитектуры.[87]

Битлис. Улу-джами. Вид с юго-востока (фото 1950-х гг.)

Битлис. Улу-джами. План

Битлис. Улу-джами. Интерьер. Северный неф

Кроме того, северный проход во двор, противолежащий центральному входу в зал мечети, в обоих памятниках сдвинут левее оси, проходящей через михраб и трансепт; но если в мечети Омейядов сдвиг осевого прохода обусловлен расположением почти посередине северной стены минарета, акцентирующего «незримую главную ось здания, ориентированную на Мекку»,[88] то в Улу-джами несовпадение осей входа и трансепта не обусловлено ничем, даже желанием расположить вход посередине более короткой северной стены трапециевидного двора, – отрезки галерей по правую и левую руку от входа не равны. Не исключено, что смещение прохода во двор мечети относительно оси трансепта молитвенного зала также оказалось следствием «цитирования образа» дамасского памятника.

Битлис. Улу-джами. Своды

Как уже было сказано, двор диярбакырской мечети обстроен зданиями, – справа от входа расположено артукидское медресе Месудие, слева – обновленный Османами молитвенный зал шафиитского мазхаба. Торцы двора оформлены двухэтажными фасадами, названными Кресвеллом «наиболее замечательной частью мечети».[89] Согласно куфическим надписям, западный фасад датируется 1117–1125 гг., восточный – 1163 г., но, несмотря на разницу во времени, нижняя часть обоих фасадов представляет собой аркаду из 9 пролетов, опирающуюся на античные колонны-сполии, не соответствующие описанию Насира Хосрова, поскольку их фусты не являются монолитными, а набраны из отдельных мраморных барабанов. Коринфские капители колонн увенчаны высокими импостами, на них лежит раскрепованный антаблемент из того же черного камня, из которого сложены все постройки мечети. На втором ярусе фасада установлены коринфские же колонны с фустами из местного камня, покрытыми глубокой резьбой, содержащей, в частности, растительные мотивы (виноградные листья), кресты и свастики, – возможно, эти сполии происходят именно из ранней церкви; во всяком случае, Кресвелл видел параллели декорации фасадов в памятниках VII–IX вв.[90]