Но то, что я услышала повергло меня в кратковременный шок и пошатнуло мировоззрение. Даная умерла. Промучившись два года, пережив несколько операций и курсов химиотерапии, она скончалась. Я досмотрела ток-шоу до конца, просидев на месте и ни разу ни шелохнувшись. Мне хотелось как можно больше узнать о Данае и последних минутах ее жизни.

Прекрасная певица была очень стойкой, не только в борьбе с болезнью, но и всегда по жизни. Она много работала, всегда старалась все сделать еще лучше, чем есть. Я не могу сказать, что у нее были глубокие и проникновенные песни с серьезным смыслом, но этого и не нужно было. Ее легкий репертуар как раз подходил под весь ее образ – высокая шатенка с голубыми глазами, пухлыми губами и невероятной фигурой. Многие женщины хотели выглядеть как она, я же хотела жить как она. И вот теперь она умерла.

Находясь под впечатлением от последних событий, я все-таки решила поужинать. Полуфабрикатная пицца была практически не съедобной. Резиновая и безвкусная она проваливалась в меня лишь под натиском вина, которым я ее запивала. Медленно пережевывая куски, я смотрела на упаковку, где пицца так и умоляла: «Съешь меня, я такая аппетитная!». Какой-то иллюстратор явно постарался.

Я глубоко задумалась над своей жизнью. Даная умерла и сейчас ее оплакивают миллионы людей. А кто будет оплакивать меня, когда я умру? На похороны может и соберется человек десять и то один из них подчеркнет, что хоть я была хорошим человеком, но работник так себе, ведь я ни разу не выполнила план.

А ведь действительно, я не выполнила ни одного плана не только на бывшей работе, но и тех, которые касались лично меня. Я так и не стала художницей, не организовала выставку, не продала ни одной картины, даже не выставила в интернет готовые работы, не побывала в Италии, не вышла замуж в конце концов. Если быть до конца честной, то все что я имею на данный момент – это только мечты.

В голове замельтешил протест, я вспомнила людей из автобуса, прохожих с улиц – мужчин и женщин с угрюмыми лицами, за которыми я всегда внимательно наблюдала по дороге на работу. Я не хочу быть такой как они. Не хочу думать о том, где достать денег на жизнь. Болеть из-за нервов. Всю жизнь работать на скучной работе, а потом выйти на пенсию и сидеть дома перед телевизором. В одиночку таскать тяжелые сумки с продуктами, купленными впрок по большим скидкам. Прятать торчащие вены на ногах и лечить диабет от плохой пищи. Не-хо-чу!

Хочу яркую жизнь, красивую, интересную. Такую, чтобы даже в старости меня окружали интересные и ЖИВЫЕ люди, а не те хмурые зомби с фиолетовыми буклями, которые медленно передвигаются по улицам и все время что-то бурчат. Я хочу, чтобы меня окружали любящие дети и муж. Я хочу, чтобы меня уважали за мой труд и талант, а не тыкали им в лицо. Хочу увидеть мир, попробовать, наконец, фуагра и джелато, встретить рассвет в потрясающем месте и вырастить великолепный сад в своем загородном доме с бассейном. Мне нужно стать знаменитой и богатой художницей. Если я сделаю это, то у меня получится все остальное. А сейчас у меня есть только немного денег, чтобы арендовать свою маленькую двухкомнатную квартирку еще несколько месяцев, тридцать готовых картин, упаковка резиновой пиццы и ни одного человека рядом, который может обнять и сказать: «Ну, что ты расклеилась, соберись, у тебя все будет хорошо».

Глава 4

Утро далось нелегко. Вчера я допила всю бутылку вина, и теперь каждый удар сердца эхом отзывался в висках. Вдобавок меня еще и знобило. На всякий случай я решила смерить температуру: тридцать восемь и пять.

За окном было пасмурно. Вчерашние тучи не хотели рассеиваться и грозили городу новой порцией ливней.

Неожиданно позвонили в дверь. Я посмотрела в глазок. Олеся. Моя коллега и единственный новый друг, которого я смогла найти благодаря бывшей дурацкой работе. Внезапно, но приятно. Я поспешила открыть.

– Привет! Ну как ты тут? – она расцеловала меня в обе щеки и сразу же прошла на кухню, – времени у меня мало, сама знаешь. Решила забежать к тебе на чашку чая. Угостишь?

– Конечно. Как ты? Как дела?

– У меня все хорошо, а вот у тебя видимо не важно, – она недовольно покосилась на пустую бутылку вина.

– Нет, все нормально. Просто вчера…

– Тоже смотрела эфир про Данаю? Ужас. Мы с дочкой в слезах просидели всю передачу. Какая страшная несправедливость, – и она прервалась, чтобы сделать глоток горячего чая.

Олеся тараторит почище любого диктора. Видимо эта привычка выработалась у нее с годами. Она мама двух дочек и дома у нее постоянно что-то происходит. Раньше на работе каждое утро начиналось с ее рассказов о семейной жизни. Муж, мама, свекровь, дети – все что-то говорили Олесе и это вызывало в ней разные эмоции. Ее рассказы всегда согревали меня, они всегда имели насыщенное и богатое содержание, были полны семейных отношений, детского смеха или плача, шуток, старых поговорок, которыми пользуется ее мама – не всегда приличных, но очень смешных. В общем, Олеся из тех людей, что живут нормальной жизнью в больших семьях, а не топят свою печаль в ванной и бокале виски с колой и за это я ее обожаю.

С приходом бывшей коллеги моя холодная квартира заполнилась легкой болтовней и восхитительным ощущением чьего-то присутствия. За дни без работы я сильно соскучилась по людям, а особенно по ней. Так как Олеся сильно торопилась, слова вылетали из нее быстрее, чем обычно:

– Но самое главное. Ты не представляешь! Наш шеф!

– Что?

– Тоже умер! Царствие ему небесное и слава тебе, Господи!

– Умер? Как?!

– А вот так. На тренировке. Несчастный случай с беговой дорожкой. То ли поскользнулся, то ли дорожка сломалась и закрутилась быстрее, но факт в том, что он неудачно упал и разбил себе голову.

– Надо же. Какой ужас.

– Ужас. Ужас. Это ему прилетело за нас всех. Нельзя так обращаться с людьми.

– Что ты говоришь такое. Перестань.

– А то. Этот коротышка постоянно реализовывался за счет других. То, как он разнес тебя, до сих пор обсуждают. Все на твоей стороне, кстати. Нельзя так к людям относиться.

– Но и не помирать же из-за этого. Я не думаю, что он был таким уж и чудовищем, чтобы умереть вот так.

Мне вспомнился шеф. Невысокий, седой, с озером лысины посреди макушки. Всегда в идеально выглаженном костюме и накрахмаленной рубашке. Он приходил на работу раньше всех и уходил позже – проверял, кто сколько работает и как часто опаздывает. До последнего работал с клиентами, хотя его должность этого уже не требовала и часто выезжал на встречи вместе с нами. Он был предан своей работе и компании, потому что был здесь с самого начала, но подчиненные его невзлюбили, потому что он не терпел ни малейшей оплошности и проступка. Сначала он отчитывал, выговаривал, часто публично, а потом увольнял. Как меня. И хотя Олеся и твердила, что меня уволили несправедливо и шеф получил по заслугам, я знала, что в увольнении была виновата сама.

Допив чашку чая и поинтересовавшись моими планами по поводу поиска работы, моя единственная подруга исчезла так же быстро, как и появилась. Я снова осталась одна.

***

Мне снится сон. Темный, тяжелый, бесконечный. Я пытаюсь проснуться, но не могу. Во сне бегу по каким-то развалинам, которые рушатся после каждого моего шага. Здесь темно. Страшно. Вокруг ни души. Земля гудит и стонет под ногами, что-то где-то дымит, и мне только и остается бежать вперед. Вдруг отчетливо доносится телефонный звонок. Я судорожно пытаюсь найти, где здесь, среди руин может быть телефон. Я очень хочу ответить. Вдруг меня могут спасти. Ищу телефон, заглядываю под каждую глыбу бетона, но телефона нигде нет, а звонок между тем только усиливается. Я чувствую, что ключ к моему спасению где-то рядом, но его нигде нет. И тут я просыпаюсь.

Телефон звонит по-настоящему и я еле успеваю ответить.