– Профессионализм и привычка, – пожимая плечами, резюмировал он.

Уголовных дел капитан так и не вошел следом, с трудом сдерживая свои эмоции. Было видно, что ему самому не по себе.

– Воронцов, давайте быстрее.

Я кое-как продышался, набрал побольше воздуха в грудь, зажал нос платком и снова вошел, усиленно сражаясь с приступами тошноты и почему-то щуря глаза. А вот теперь, во-вторых: наконец-то моему взгляду предстала ужасающая по своей брезгливости и неряшливости картина, которую я запомнил на всю жизнь. Она прямо-таки высеклась в граните моей памяти. Практически вся площадь холодильника, приблизительно около 15 – 20 квадратных метров, представляла собой братскую могилу для скопища человеческих трупов. Они, трупы, лежали хаотично, друг на друге, сваленные в кучу, как какой-то мусор или отходы. И женщины, и мужчины, – все равно; кто умер только вчера, а кто лежит здесь уже довольно долго, – без разницы! Все полки, что были, сплошь забиты трупами, тела валялись на полу грудами, обнимая друг дружку, либо же просто лежа сверху, сбоку. Я видел много иностранных фильмов, где сюжетами проходили морги с встроенными в стену холодильными одноместными камерами, все вокруг выложено белой керамической плиткой, уборщица чуть ли не ежечасно моет полы, везде сплошная стерильность и порядок. А здесь? Полнейший отстойник! Гнойник, мать его! Я поежился, испытывая брезгливость и чувствуя, как к горлу подкатывает тошнотворный комок. Хоть бы не блевануть.

– Где? – хрипло выдавил я, хватая смрад маленькими глотками.

– Во-о-он там, – ткнул рукой почти к самому верху патологоанатом. – Видите?

Я увидел. Стройное, сильно бледное женское тело, местами в трупных пятнах, голова слегка повернута к нам.

– И что?

– Ну-у… попробуйте опознать отсюда, а нет… Думаю, придется вам как-то взобраться наверх.

Совсем кретин, охерел!

– По трупам?

– Да.

– Ты, придурок, вначале этот еб…й холодильник почини, понял?!

– Воронцов! – гаркнул капитан. – Остынь!

Докторишка только тупо моргал глазами. А что он мог ответить на мою простонародную правоту?

– Это она? – спросил Ивченко.

– Она, – я пулей вылетел обратно, поближе к окну.

– Точно?

– Точнее не бывает.

Около минуты я прочищал ноздри, кашлял и мечтал о коньячке. Когда мы вышли из здания морга, свежий воздух показался мне райским блаженством, вдыхая которое, получаешь истинное наслаждение.

– Возвращаемся в отдел…

– На кой черт? Я ж вам говорю, что…

– Не ропщи. Бесполезно.

По глазам капитана я и так понимал, что бесполезно, но все же.

– Допросить надо. Протокол подпишешь, а там решим, что с тобой делать, Воронцов. Давай-давай, не спорь.

Я влез назад в машину и мы двинули обратно, в горотдел…

…Арестовывать меня не стали. Видимо, даже среди ментов есть думающие и почти порядочные люди. Правда, вылез я из здания уголовки ближе к вечеру, зато в куртке и с документами. Пришлось только подписку о невыезде завизировать, ну да Бог с ней. Я никуда валить не собираюсь. А собираюсь к Инге. Она, горемычная, уже почти сутки без жратвы торчит! На то своя польза – стройней станет. Я понимал, что пронырливый следак мог приставить ко мне наружное наблюдение, но всю дорогу в такси от ментуры к магазину и потом ко мне домой я, как ни вглядывался, никого подозрительного не заметил. Однако данный факт еще не означал, что топтунов нет. Выждав немного времени, я то и дело выглядывал в окно, но под подъездом и в ближайшей округе никого не было. Только несколько припаркованных машин жильцов дома, которых я знал лично. Пора. Я взял пакет с продуктами и, как шпион, стал пробираться на крышу. Стараясь не шуметь, влез по чердачной лестнице, аккуратно отворил дверь и вылез из подъезда дома на родину голубей и воробьев. Все блоки дома, в котором я живу, были соединены между собой, а потому мне не составило труда перебраться через парапеты на крышу соседнего подъезда, потом еще и выйти на улицу в другом месте от нахождения возможной слежки. Огляделся, нырнул во дворы и, петляя, двинулся по направлению к дороге, где поймал частника и велел ему ехать к вокзалу. Неподалеку от вокзала я вышел, снова поймал такси и уже таксисту назвал нужный мне адрес гостиницы. За мной слежки не было. Вот и славно! Добрался без приключений.

– Даня, сволочь! Ты где был?! Я же…

Я зажал рот Инги ладонью и затолкнул в номер.

– Молчи, дура, – прошипел я. – Чего разоралась? Если не было меня раньше, – значит не мог. Поняла?

Она кивнула, глядя на меня испуганными глазами.

– Смотри, какашку не вырони, – я улыбнулся. – Пока все нормально. Просто был все это время в мусарне.

– И что? – испуг все еще не покидал ее.

– Ничего. С подружкой твоей имел честь свидеться. Передал ей привет от тебя.

Глаза Соколовской округлились в недоумении. Я рассказал ей свое сегодняшнее мероприятие в обществе доброжелательных оперов и гостеприимных жмуров во главе с доктором.

– Даня, что делать-то? Меня ж тоже грохнуть хотели! Как думаешь, искать будут?

– Не знаю. Думаю, будут, – видя ее перепуганные зенки, тут же добавил, – но не найдут. А там все порешаем, поняла? Не слышу?

– Поняла.

Пока она поглощала пищу, как раненный олень воду на водопое, я думал. Думал, думал… Черт! А что, собственно, думать? Над чем? Как я и предполагал ранее, а также неоднократно говаривал моей ветреной подружке, Ксюша таки втянула ее в блудняк, причем серьезный. Мокруха – дело тонкое, на нее не каждый пойдет, не каждый сможет оформить все как надо, и причина такому антисоциальному действу должна быть весомая. Если знать причину, можно понять и мотивы, и все остальное. Как там говаривали древние римляне: ищи, кому выгодно. Но кому? За что могут привалить? За деньги. Это бесспорно. За что еще? За информацию. Возможно, Ксюша что-то знала о чем-то или о ком-то. И эти знания, вопреки поговорке, стали для нее тьмою. Точнее, смертью. А Инга? Два варианта: либо же попалась под руку, так сказать за компанию, либо же также могла что-то знать. Мне почему-то казалось, что стибрить деньги или что-то еще ценное настолько, чтобы тупо гасить, они не могли. Спутали с кем-то? Возможно. Возникали еще вопросы, но самый главный среди них был исконно русский – что делать? Вот именно, делать-то что? С чего начать? Чем помочь моей безрассудной потаскушке? Банщик! Надо найти этого кретина, которого наверняка ищут многие, больше всех доблестные работники городской уголовки. Он точно может дать отправную точку, если его еще самого не приделали где-нибудь в темной подворотне.

– Поела?

– Угу, – пережевывая колбаску, ответила Инга.

На ее щеках проступил румянец, она заметно успокоилась и расслабилась.

– Теперь, подружка, давай поговорим. Выкладывай все.

– Что "все"? Даня, я вообще не при делах, я…

– Постой. Не тарахти. Ты что, не въезжаешь? Ксюшу убили. Кто и за что? Тебя тоже наверняка хотят грохнуть. И снова: кто и за что? Знаешь? Вот и я не знаю. Поэтому рассказывай.

– Да не знаю я что рассказывать! Живу себе, никому зла не делаю, а тут… Кто бы мог подумать, что в такое говно вляпаюсь!

– Ты вроде не дура, а?

– Не дура, – согласилась она.

– А раз не дура, то включи соображалку – убивают за что-то серьезное, если только вы на маньячков не нарвались, которые гасят просто так, из спортивного интереса. А раз за что-то серьезное, то и надо напрячь память да вспомнить.

– Но я же говорю тебе…

– Ладно. Я задаю вопросы – ты отвечаешь. Вспоминай, с кем в последнее время трахалась? Или трахались с кем-то вместе с Ксюшей?

– Ну-у… сейчас.., – она закатила глазенки кверху. – Были несколько бизнесменов, ты их не знаешь. Так, ничего особенного. Обычные дядьки с деньгами. Потом Голиков, и… и все.

– А Ксюша?

– А я знаю? Вот с ней мы отдыхали с этими бизнесменами и с Голиковым, а где она шарилась сама, – я почем знаю?!

– Ничего не крали?

– Даня! – она деланно удивилась, укоризненно глядя на меня, словно сама святость снизошла на землю.