– А она-с – раскрасавица у меня была! Характеру Леночка была гордого, замечательного, можно сказать. И-и! Никто к ней не подступайся! Королева прямо! В последнее время тоже работать начала. На лавки белье шили мы… Шьет, бывало, голубушка, а сама вдруг усмехнется да и скажет: «А что вы думаете, мамаша, будем мы с вами богатые, помяните мое слово!» – «Да откуда, – говоришь ей, – богатство-то к нам слетит, Леночка?» А она только бровью соболиной поведет. «Так, – говорит, – верю я в счастье мое…»
Сильные рыдания потрясли вдову-«чиновницу».
– А вот какое счастье на поверку вышло! А-а-ах!..
– Скажите, сударыня, ваша дочь часто отлучалась из дома?
– Да не особенно… Когда работу относить надо было…
– Когда последний раз до катастрофы ушла из дому ваша дочь?
– Часов около семи вечера. Жду ее, жду – нет. Уж и ночь настала. Тоскует сердце. Ну, думаю, может к подруге какой зашла, ночевать осталась. Ан – и утро! А тут вдруг услышала: девушку нашли мертвой у церкви Спаса. Бросилась туда. Говорят, отвезли уж куда-то. Разыскала. Взглянула – и с ног долой. Моя Леночка ненаглядная…
– Скажите, а ведомо ли вам, что за лифом вашей дочери были найдены 49 700 рублей?
На вдову нашел столбняк.
– К… как? Сколько? – обезумела она.
Путилин повторил.
– А… где ж деньги? – загорелись глаза у «цикорки».
– У нас, конечно, сударыня.
– А вы… куда же их денете? Я ведь мать ее, я – наследница.
Мы невольно улыбнулись.
– Нет уж, сударыня, этих денег вы не наследуете… – ответил Путилин. – А вот лучше вы скажите: откуда, по вашему мнению, у вашей дочери могла взяться такая сумма?
Вдова захныкала.
– А я почем знаю, господин начальник?
Путилин сдал вдову на руки своему опытному помощнику. От нее надо было отобрать подробные сведения обо всех знакомых вдовы, о тех магазинах, куда Леночка сдавала работу. Соответственно с этим целая рать агентов должна была быть направлена по горячим следам.
Но я ясно видел, что Путилин распоряжался как бы нехотя, словно сам не доверял целесообразности тех мер розыска, которые предпринимал.
Я хорошо изучил моего гениального друга. Я чувствовал, что делает он все это больше для пустой формальности, для очистки совести.
– Позовите мне X.! – отдал он приказ. X. был любимый агент Путилина. Силач, бесстрашный, находчивый.
– Слушайте, голубчик, сейчас мы с вами побеседуем кое о чем.
Затем он обратился ко мне.
– Поезжай, друже, домой и ожидай меня ровно в восемь часов вечера. Сегодня ночью мы продолжим наши похождения. Только отпусти лакея.
В логове зверя
Стрелка часов показывала ровно восемь часов, когда я услышал звонок. Я поспешно открыл дверь и попятился, удивленный: первой вошла в мою переднюю… девушка, которую я вчера видел убитой на Сенной площади.
Крик ужаса готов был сорваться с моих уст, как вдруг раздался веселый смех Путилина, вошедшего вслед за девушкой.
– Не бойся, дружище, это – не привидение, а только моя талантливая сотрудница по трудному и опасному ремеслу.
– Фу-у, черт возьми, Иван Дмитриевич, ты всегда устроишь какую-нибудь необыкновенную штучку! – вырвалось у меня. – Но, боже мой, какой великолепный маскарад! Совсем она!
Я, подробно осматривавший труп, заметил даже большую черную родинку на левой щеке девушки.
Путилин был искусно загримирован, но в обыкновенной, сильно поношенной и продранной триковой «тройке».
– А мне в чем ехать? – спросил я.
– Да так, как есть… Только сомни воротник и обсыпь себя мукой или пудрой…
Я исполнил повеления моего друга и через несколько минут мы вышли из квартиры.
У ворот нас ждал любимый агент Путилина.
– Все?
– Все, Иван Дмитриевич.
«Малинник», знаменитый вертеп пьянства и разврата, гремел массой нестройных голосов.
Если ужасы Вяземки днем были отвратительны, то неописуемые оргии, происходящие ночью в «малиннике», были поистине поразительны. Все то, что днем было собрано, наворовано, награблено, – все вечером и ночью пропивалось, прогуливалось в этом месте.
Тут казалось, что Бог совершенно отступался от людей, и люди, опившиеся, одурманенные зверскими, животными инстинктами, находились во власти Сатаны.
Когда мы подошли, стараясь идти не вместе, а поодиночке, к этой клоаке, Путилин сказал:
– Барынька, вы останьтесь здесь с X. Мы с доктором войдем сюда и, наверное, скоро вернемся.
Мы вошли в ужасный притон.
Первое, что бросилось нам в глаза, была фигура странного горбуна.
Он сидел на стуле, низко свесив свои страшные, длинные ноги. Получилось такое впечатление, будто за столом сидит только огромный горб и огромная голова.
Лицо горбуна было ужасно. Сине-багровое, налившееся кровью, оно было искажено пьяно-сладострастной улыбкой.
На коленях его, если можно только эти искривленные обрубки назвать коленями, сидела пьяная девочка лет пятнадцати.
Она, помахивая стаканом водки, что-то кричала тоненьким, сиплым голоском, но что она кричала, за общим гвалтом разобрать было невозможно.
– Горбун! Дьявол! – доносились возгласы обезумевших от пьянства и разврата людей.
Кто-то где-то хохотал животным хохотом, кто-то плакал пьяным плачем.
– Назад! – шепнул мне Путилин.
Мы быстро, не обратив на себя ничьего внимания, выскочили из этого смрадного вертепа.
Я был поражен. Для чего же мы отправились сюда? Какой гениальный шаг рассчитывает сделать мой друг?
– Скорее! – отдал приказ Путилин агенту и агентше, поджидавшим нас.
Нас толкали, отпуская по нашему адресу непечатную брань. Кто-то схватил в охапку агентшу, но, получив здоровый удар от агента X., с проклятием выпустил ее из своих рук.
– Дьявол! Здорово дерется!..
Минуты через две мы очутились перед той лестницей, ведущей на «галдарейку» флигеля, по которой сегодня утром подымался горбун. Путилин поднялся первый. За ним – агент X., потом я, последней – агентша-сыщица.
– Вы ничего не знаете? – терзаемый любопытством, тихо спросил я ее.
– Да разве вы его не знаете? Разве он скажет что-нибудь наперед? – ответила загадочно она.
Вот и эта галерея, вонючая, зловонная.
Она была почти темна. Только в самом конце ее, из крошечного окна лился тусклый свет сквозь разбитое стекло, заклеенное бумагой. Перед нами была небольшая дверь, обитая старой-престарой клеенкой. Длинный засов, на нем – огромный висячий замок.
– Начинайте, голубчик! – обратился Путилин к агенту.
Послышался чуть слышный металлический лязг инструментов в руках агента X.
– А теперь, господа, вот что, – обратился уже к нам Путилин. – Если замок не удастся открыть, тогда я немедленно возвращусь в «малинник», а вы… вы караульте здесь. Смотрите, какое тут чудесное помещение.
С этими словами Путилин подвел нас к конуре, напоминающей нечто вроде сарая-кладовой.
Я недоумевал все более и более.
– Иван Дмитриевич, да объясни ты хоть что-нибудь подробнее.
– Тс-с! Ни звука! Ну как?
– Великолепно! Кажется, сейчас удастся, – ответил X.
– Ну?
– Готово!
– Браво, голубчик, это хороший ход! – довольным голосом произнес Путилин.
– Пожалуйте! – раздался шепот агента X.
– Прошу! – пригласил нас Путилин, показывая на открывшуюся дверь.
Первой вошла агентша, за ней я. Путилин остановился в дверях и обратился к Х::
– Ну а теперь, голубчик, закройте, вернее, заприте нас на замок таким же образом.
– Как?! – в сильнейшем недоумении и даже страхе вырвалось у меня. – Как?! Мы должны быть заперты в этом логовище страшного урода?
– Совершенно верно, мы должны быть заперты, дружище… – невозмутимо ответил мой друг. – Постойте, господа, пропустите меня вперед, я вам освещу немного путь.
Путилин полез в карман за потайным фонарем. В эту секунду я услышал звук запираемого снаружи замка. Много, господа, лет прошло с тех пор, но уверяю вас, что этот звук стоит у меня в ушах, точно я его слышу сейчас. Чувство холодного ужаса пронизало все мое существо. Такое чувство испытывает, наверное, человек, которого хоронят в состоянии летаргического сна, когда он слышит, что над ним заколачивают крышку гроба, или осужденный, брошенный в подземелье при звуке захлопываемой за ним на веки железной двери каземата.