Сердце гулко билось под ребрами, стуча по тонкой кости. Боль сковывала затекшие мышцы. Бах, бах, бах. Это в ее груди? Дыхание учащалось, становилось трудным, тихим, гадким. Липкая испарина покрывала тело ведьмачки, покрывала ее руки, лоб, даже губы, сжатые так тонко, что кровь сошла с них прочь. Цири зажимала рот ладонью, пытаясь приглушить собственные вдохи. Ее не должны услышать.

– Вылезай! – кричал эльф, ногой отворяя очередную дверь. – Давай, Зираэль! Покажись мне, хватит этих игр.

Но Зираэль не хотела ни вылезать, ни показываться ему. Цири сильнее прижала руку к губам, чувствуя на них соль и холод, каждой клеткой тела ощущая страх. Девушка закрыла глаза, надеясь, что Эредин уйдет прочь, не услышав ее здесь. Потом можно будет вынырнуть в окно, открыть новый портал и смыться куда подальше, чтобы Охота в очередной раз поплутала меж мирами и сбилась со следа.

Вот только Эредин не ушел. Король Ольх слышал ее, чувствовал. Каждый нерв в его теле содрогался при мысли о том, как близка добыча. Беглянке не скрыться, не уйти. Только не теперь, когда она отрезана от всего мира в этой пыльной комнатке. Кметы, жившие в шатком домишке на окраине забытой всеми богами деревни, давно ушли. От них осталась только эта хатка, только воспоминание в виде разбитых окон и расшатанных досок в стенах и потолке.

Сквозь грязное стекло не проходил свет. В помещении царил мрак, темнота. Прячась от Короля, Цири забралась под кровать, поджав ноги и задержав дыхание. Сердце ее все еще билось в груди, словно после долгой тренировки, стучало по ребрам, сливаясь с шумом громких шагов преследователя. «Беги. Беги. Беги», – в каждом первом ударе. Но бежать уже некуда, эльф перекрыл ей путь.

– Зираэль! – крикнул он, затормозив у самого порога.

И девушка не удержалась. Нога ее дернулась от неожиданности, от испуга, половица скрипнула под дрожащим мыском. Самодовольный эльф приподнял бровь, взглянув в сторону потрепанной койки. Он уже заметил тень под ней, видел, что девчонка прячется именно там, в липкой многолетней пыли, во мраке, средь дохлых пауков и короедов. Король наклонился, чтобы ухватить ее за тонкие белые лодыжки, чтобы вытянуть из мрака, из укрытия.

– Не трогай… Убери свои лапы, – зашипела девушка, содрав коленку о шершавый пол. – Оставь меня, Эредин, хватит!

Цирилла уцепилась за ножку кровати, смахнув с нее островок многолетней пыли. Только это не остановило Короля. Тонкие пальцы девчонки в конце концов разжались, отпустив несчастную кровать, некогда служившую ложем для любящих или равнодушных супругов. Ласточка оказалась в руках у Ястреба, поверженной, пойманной и жалкой. Волосы ее сбились, одежда была выпачкана сажей, пеплом и пылью.

– Тише, – хмыкнув, произнес эльф. – Успокойся, Зираэль. Все уже кончено, ты же знаешь. Лучше не испытывай мое терпение.

С уст мужчины сорвался смешок. Громкий, надменный. Ведьмачка попыталась вывернуться у него из рук, взметнув в воздух очередную порцию пыли, но высокий эльф оказался быстрее. За очередную попытку к бегству Цири удостоилась болезненного, но умеренно сильного шлепка по ягодице, а затем еще одного – выше копчика. Ей хотелось кричать, хотелось биться в истерике, кусаться, как дикой кошке в капкане. Но она могла только стискивать челюсти и молча дрыгать ногами, пытаясь соскользнуть с теплого плеча Короля.

– Рад, что в тебе все еще столько сил, столько жизни, – слишком радостно говорил Эредин, вспоминая их встречу на реке. – Если сохранишь этот настрой, я буду…

– Ты мне отвратителен, эльф – шикнула девушка, наигранно сморщив нос. – Чего ты вообще от меня хочешь?

Она ждала, но Король не ответил. Он снова отворил дверь ногой, распахнув ее слишком резко. Ручка врезалась в дряхлую стену, пробив в ней дыру. Девушка вздрогнула, а эльф улыбнулся, заметив столь жалкую реакцию. Его, казалось, происходящее смешило, забавляло. О, Королю хотелось смеяться над поверженной беглянкой, над девчонкой, что отказалась помочь ему еще тогда, в замке, не захотела избавить старого владыку от мучений.

А ведь он оказал ей услугу. Эредин освободил Цири от бесполезных ночей в компании дряхлого эльфа, чья мужская сила давно ушла. Хорошо, что новый Король этим недугом не страдает, хорошо для них обоих.

Эредину приходилось наклоняться, чтобы головой не задевать низкий потолок хибары. Паутина, покрытая толстым слоем пыли, мешала ему идти вперед, но эльф уворачивался от препятствий ловко, как хищная птица в ночи.

Цирилла дернулась как раз в тот момент, когда эльф в очередной раз наклонился, пытаясь миновать выступающую вперед балку. Он уронил девушку, выпустил ее из рук. Цири упала, снова поднимая в воздух целый островок блестящей белой пыли. Без движения Ласточка лежала не долго, тут же вскочив и направившись вперед, к двери. Только очередная попытка побега закончилась провалом. Эредин поймал девчонку за ногу и притянул к себе, когда она потянулась к дверной ручке.

– Я велел тебе не испытывать меня, Зираэль, – произнес он зло, гадко и пугающе. – Игры кончились, это конец пути.

– Какого пути, Эредин, какого? Чего ты от меня хочешь? – кричала она, отбиваясь то руками, то ногами. – Чтобы я отсюда открыла портал в твой мир и запустила в этот армию разъяренных эльфов, чтобы вы разрушали все и дальше, и дальше, и дальше, пока не осталось бы мира, в котором бы не было только вас?

– Да. Только это подождет.

Ее руки оказались прижаты к полу. Грязь размазалась под резкими движениями двух разгоряченных тел. Цирилла уже не чувствовала дрожь, бегущую по ее конечностям. Она только смотрела перед собой, бездумно, молча, смотрела в глаза Короля, видела его хищную улыбку и внутренне содрогалась, догадавшись, наконец…

– Ты знаешь, что мне, что всему моему народу от тебя нужно. Ты знаешь, как это добыть, Ласточка.

Ее грязная рубашка, в общем-то, никогда не была надежной. Жалкая исстрадавшаяся пуговка, державшая вместе две половинки тряпицы, отлетела в один только миг. Она с противным звуком врезалась в кучу сажи, оставленную неаккуратными хозяевами. Цири не реагировала на треск ткани, на освобождение ее липкого тела от одежды. Ей было холодно, ей было страшно, руки отказывались двигаться.

Король навис над ведьмачкой, продолжая ухмыляться. Его широкие, ловкие ладони разделались с ее одеждой, на Цири не осталось ничего, кроме стыда. Где ее меч? Где он? Должно быть, выпал из ножен, пока Зираэль бежала по одной из ночных дорог близ Велена. В тот момент, когда ее задела колючая ветка ольхи, да?

Когда нетерпеливые руки эльфа снова прошлись по телу девушки, та вздрогнула от неожиданности. Краски перед глазами сгустились, вместо четких линий были только размазанные пятна цвета. Черного. В основном только его… Скудный лунный свет не мог пробить слой пыли на окнах, сквозь мрак ночи, многочисленные щели в разваливающейся халупе не проникал ни шелест травы, ни крик ночной птицы, ни вой ветра или бродячих собак. За домом начиналась пустота.

Эредин придавил Цири к полу. Его горячие губы касались ее уха, он что-то шептал, но ведьмачка не разбирала слов. Мысли путались в ее голове, сталкиваясь друг с другом. Она вспомнила дни, проведенные в попытках зачать дитя с почившим теперь королем, вспоминала тот странный, чужой мир, оставленный позади. Ничего у нее не вышло, не сработало. Цирилле угрожали смертью, угрожали лабораторией, экспериментами с ее…

– Некуда бежать, – повторял самодовольный эльф. – Смирись, Зираэль, и сегодня все пройдет хорошо.

– Все пройдет хорошо, если ты сейчас же… Прекрати, Эредин, хватит.

Голос срывался. Она больше не требовала, сталь тона ушла. Цири просила, молила о пощаде, словно жалкое дитя, беспомощная кроха в руках грабителя. Ее губы затряслись, пальцы дрожали. Нет. Чародейкам не положено плакать, а ведьмачкам – тем более. Жаль только, что Цирилла не могла удержаться. Слеза пробежалась по одной щеке, по второй, прорезая этот мерзкий шрам, нарушающий хрупкую гармонию лица.

Движения эльфа словно стали нежнее, будто он пожалел ее или побрезговал рыдающей девчонкой. Цири отчего-то не удивилась тому, что сейчас на нем была только расстегнутая рубашка, а не полный доспех. Теплые пальцы осторожно стерли с ее щеки слезу, Эредин повернул Ласточку лицом к себе. В его глазах не было ни злости, ни ненависти. Только желание, жаркое, льнущее к ней через яркие радужки очей.