Я покосилась на Глашку – ну да, хороша, хоть и перестарок. Двадцать три уже, а спросом пользуется. В этом возрасте у женщин поселка уж по десятку деток, лицо, как сапог, да спина знаком вопроса. А эта ничего, бегает.

– Все одно не пойду! – я продолжила сопротивляться. – Лучше с бедным, да по любви.

Тетка Нюра заколыхалась, как сливочный пудинг, который кухарка для особых гостей готовила. Потом вздохнула, зыркнула на меня серыми глазищами и укорила:

– Да если б не моя доброта, померла бы ты в шахте. Кто б тебя, такую ущербную, принял? Шахтерам руки рабочие нужны, помощницы. А я пожалела…

Мне стало стыдно и неловко. А еще жутко обидно за себя и за всех малышей, брошенных родными мамками.

– Тетенька, пожалуйста, не отдавайте… – взмолилась я. – Все-все буду делать, что прикажете. Самую грязную и дрянную работу. Вы же знаете, я не лентяйка. Только не отправляйте к бестеру. Все деньги отработаю, что он вам отдал.

Нюра нетерпеливо всплеснула руками и покраснела с досады. От уговоров перешла к запугиванию:

– Вот дуреха! Разве ты столько заработаешь? Да и не в деньгах дело – бестер этот грамоту предъявил, тремя королями подписанную. Он может получить любого человека в свое полное распоряжение, так-то, деточка… Не пойдешь сама – на веревке отведут. А меня по миру пустят, а то и голову отрубят за непослушание.

После этих слов я обмерла.

– Кто же он такой?.. – прошептала испуганно.

– Джекоб Фокс, – округлила глаза Нюра. Обернулась, точно боялась, что ее подслушают. – Сторожевой лис Их Величеств! Так что хочешь или нет, но идти придется. Не ради своего будущего, так ради нас. О мальчишках подумай – куда они пойдут, если наш игорный дом прикроют? Пашка выживет, а что с Макаркой станет?

Знала хозяйка, на что давить: разве я смогу бросить друзей? И голос у нее тягучий, липкий, точно липовый мед. Никогда Нюра не была со мной так ласкова.

Так прежде от меня и не зависело ничего…

– Давайте ей белладонны дадим, – предложила Машка. – Она ничего и не почувствует. Даже не запомнит.

– Ага, только слюни будет пускать или хохотать, как ведьма лесная, – не согласилась Машка. – Иль еще чего похуже отколет.

– Потерплю! – решила я. – Все же терпели…

– Вот и умница! – обрадовалась Нюра. Достала из чемоданчика флакончик с розовой жидкостью, серебряную ложку. Отмеряла нужную дозу и подала мне: – открывай рот. Сейчас примешь свое лекарство, помоешься… Сделаем из тебя красавицу!

Пришлось покориться. Позволить Машке с Глашкой отскоблить тело мочалкой, облить чуть ли не с ног до головы духами. Затем отвести в комнату, в которой сами девочки готовились принимать клиентов.

Машка и Глашка отыскали и нацепили мне на голову белый парик, похожий на башню из войлока. Поколдовали над лицом, выдали нижнее белье и платье. Подвели к зеркалу – одной из главных ценностей игорного дома: серебряному, в полный рост.

Красавица из меня не получилась.

Накрашенное лицо стало еще более худым и испуганным. Темный загар не смогли скрыть ни белила, ни румяна. Корсет до того стянул талию, что ее можно было обхватить чуть ли не ладонью. Полупустой лиф топорщился.

– Ничего-ничего, – запричитала Машка. – Мы это дело мигом подправим.

Вставила в пустые «чашечки» специальные подушечки, выдала вторые панталоны – чтобы создать эффект пышного зада, как у нее самой.

Поверх всего этого безобразия на меня натянули лиловое платье. Длинное сзади, спереди оно едва прикрывало колени. Широкие полупрозрачные ленты приподнимали грудь и завязывались на спине каким-то немыслимым бантом. Из-под подола торчали рюшечки коротеньких панталон.

– Чулки нужны! – ответственно заявила Глашка. – Плотные, чтоб избитых пяток не было видно. Не снимай их в процессе, слышишь?! А то насмерть перепугаешь бестера. И парик тоже не стягивай!

Я не сразу поняла, к кому обращаются. Поняв, кивнула и покраснела. Конечно, представляла, как и что происходит, но представить себя и бестера – не могла. Одному радовалась: в суматохе никто из обитателей игорного дома не удосужился спросить, откуда пришлым известно мое имя.

Ходили слухи, будто бестеры всесильны, и их сами короли побаиваются. У меня так и вовсе колени тряслись, а язык прилип к небу. Одно дело ― в горах встретиться, когда на тебе мужская одежда. И совсем другое – иди к бестеру в опочивальню.

Тугой корсет не позволял дышать полной грудью. И без того слабая от болезни, я готова была впервые в жизни упасть в обморок. В тонком платье чувствовала себя беззащитной, очень уязвимой.

– Вот и готова, – довольно улыбнулась Машка. – А ты, оказывается, ничего так, если приодеть. Вполне хорошенькая.

– Вышибал звать или сама пойдешь? – уточнила Глашка.

После принятой микстуры я стала гораздо спокойнее. Все происходящее воспринималось как сон – кошмар, который придется пережить, а после постараться забыть.

– Сама, – пробормотала я.

Рядом с хозяйским, вдалеке от хозяйственных построек, располагался дом для постояльцев. Разумеется, он тоже принадлежал Нюре. Тут останавливались большие городские начальники, явившиеся в поселок с инспекцией; перекупщики угля и прочие заезжие гости.

Последние являлись чаще всего: в городе не разрешалось бордели разводить, городовые серчали. Да еще и губернатору полагалось три десятины отдавать. А тут тебе раздолье. Для углекопов «подруги» похуже да постарше. Для ценных гостей – такие, как Машка с Глашкой.

Словом, наша хозяйка никаким заработком не брезговала. И остальных к тому приучала.

Меня привели в самый роскошный номер. С высокими с орнаментом потолками, освещенный лампой на три десятка свечей. Печь в изразцах, шторки тюлевые на окнах. В высоких дубовых шкафах – книги и журналы, привезенные под заказ. На столе – угощения всякие и бутыль дорогого вина.

– Эх, завидую тебе немного… – призналась Глашка. – Я и то в этом номере всего раз бывала…

Я не ответила. Взгляд уперся в массивную кровать под полупрозрачным балдахином. Огромную, наверняка мягкую, застеленную атласным покрывалом. Такую широкую, что подобных мне худышек могло уместиться с десяток – лечь и при этом не мешать друг другу.

– Чего застыла, полезай уже! – Машка подтолкнула к кровати.

– Без вас обойдусь! – фыркнула я. – Убирайтесь, пока бестер не явился. Вдруг меня одной ему мало покажется?..

Машка испуганно вздрогнула. Громилы-вышибалы переглянулись и понимающе хмыкнули. И только Глашка нисколько не испугалась:

– А хоть бы и так! – брякнула и уперла руки в бока. – Да за такие деньги я с лешим улягусь, не то, что с бестером.

– Тебя не приглашали, – одернула ее Машка. – Давай оставим девчонку в покое, пусть посидит, обвыкнется. У нее ж впервые…

Они ушли, и лишь после этого я решилась подойти к кровати. Села, закинув ногу на ногу. Слегка распустила ленты на платье. Попробовала изобразить улыбку. В обители платной любви много чего насмотрелась, только прежде и не думала, что мне эти знания понадобятся.

Сидела долго. Улыбка успела сползти с лица, ноги – затечь. А бестер все не возвращался, словно нарочно испытывая мое терпение.

– Уж лучше бы поскорее покончить с этим! – бросила я, не отрывая взгляда от закрытой двери.

За окном совершенно стемнело. В комнате слало прохладнее – или это меня бил озноб? Как бы то ни было, я откинулась на кровать и накинула на колени край покрывала. Но забыться сном так и не смогла.

Бестер явился ближе к рассвету. Бросил в угол мешок подозрительного вида, снял с плеча стрекозу и осторожно, точно большую драгоценность, пересадил на стол. Плеснул в блюдце воды из графина и пододвинул механическому созданию.

– Отдохни, Лира, – проговорил ласково. – Ты заслужила.

Ого, у этой штуковины и имя есть. Я осторожно перекатилась на бок и наблюдала за бестером. Страх перед грядущим смешался с любопытством.

Джекоб Фокс как раз снимал маску. Под ней оказалось вполне обычное, человеческое лицо. Никаких тебе рогов, свиных рыл и ослиных ушей, как любили описывать бестеров те, кто их никогда лично не видел. Напротив, Джекоб Фокс отличался правильными чертами лица. Высокий лоб, волевой подбородок, украшенный аккуратной аристократичной бородкой. На бледной от постоянного ношения маски коже болотными огоньками горели зеленые глазищи, манили и завораживали. Темные, слегка курчавые волосы были коротко острижены. Тонкие, но чувственные губы изогнуты в полуулыбке.