Наконец, гости разошлись. Я же проверила двери, затем накинула поверх защитных заклинаний лорда Дьеза еще и собственные и отправилась спать.

Утром мы с Трисс отправились в Орден Сестер Единоверы. Монастырь – высоченное каменное здание в западной части города – занимал едва ли меньше место, чем Академия Магии. Поплутав по коридорам, из окон которых открывался великолепный вид на монастырский сад, мы попали под светлые очи Матери-Настоятельницы. К нам с Трисс крупная женщина со строгим взглядом черных глаз отнеслись равнодушно. Выслушала сбивчивый рассказ, заверения, что мы хотим помочь, но… К раненым не пустила, моими навыками травницы и лекарки не впечатлилась. А вот грязной работы у Сестер оказалось хоть отбавляй! Сначала нас отправили на кухню, затем, когда мы с Трисс перемыли бесконечное число глиняных тарелок и выскоблили несколько котлов – без магии, ее Сестры не жаловали, – послали в часовенку в дальнем углу монастырской территории.

– Не могу я так! – сказала я Трисс, уставившись на грязную бадью, в которой плавала не менее грязная тряпка. Ею надо было вымыть затоптанный ногами Сестер во время утренних молений пол. – В этом нет никакого смысла!

Смысл крылся в обветшалом доме на территории монастыря, оборудованном под больницу. Я видела, как в монастырский двор въехало несколько подвод и Сестры принялись переносить раненных. Кто-то шел сам, кого-то уложили на носилки. А я тут полы мою! Еще надо было натереть позолоту на раме с изображением Ученика Единобога, чем-то смахивавшего на дядю Никласа.

К тому же, как и предупреждал лорд Дьез, магию Сестры не жаловали. На кухне мы с Трисс получили два строгих выговора и один серьезный нагоняй от Сестры-Хозяйки, посоветовавшей нам обходиться руками, данными Единобогом от рождения, а за помощью обращаться к молитве.

– Ты права, – сказала Трисс. Разогнулась, тряхнула головой, скидывая с лица выбившиеся из косы рыжие пряди. Бросила тряпку в бадью. – Завтра пойдем в центральную больницу. Может, там пригодимся! Наверное, во мне слишком мало веры, чтобы ползать на карачках битый час, вместо того чтобы сделать это с помощью магии.

Взмахнула рукой, и…

Бадья перевернулась, и вода растеклась по полу часовни. Затем тряпка, словно морская каракатица – я видела таких на картинках, – сдвинулась с места и принялась натирать пол. Засмеявшись, я тоже взмахнула рукой. Перевернула бадью, отправила гулять уже свою тряпку. Тут набежали, завопили Сестры, видимо, почувствовавшие магию, и… Выставили нас из часовни. С позором. За использование магии как неуважение к святому месту.

– Мое тело – это Храм Божий, – успела сказать я Матери-Настоятельнице, которая появилась, привлеченная шумом.– Истинно верующему не нужно ниче…

Дальше пришлось подхватить подол и кинуться наутек, чтобы не получить требником по голове. Смеясь, мы с Трисс выбежали за территорию монастыря. Отдышавшись, решили: монашеская жизнь не для нас. Трисс отправилась проведать братьев и отца, пообещав прийти до вечерней стражи. Я же вернулась домой, где пахло сдобной и мясом со специями. Пошла в лабораторию, разложила травы, размышляя, что скажу завтра, в больнице Хольберга.

– Лайне, тебя спрашивают, – сказала Чарити, перед этим вежливо постучав в дверь.

– Кто?

Морщинистое лицо тети Светлого мага еще больше сморщилось.

– Какой-то прокаженный. Ему отдали остатки обеда, и я приказала убираться. Но он крайне настойчив. Требует тебя. Спустись, дорогая, и скажи ему, чтобы уходил либо я крикну стражу.

– Хорошо. Конечно же, я разберусь, тетя Чарити! Не волнуйтесь. Я сделала вам успокаивающее питье, – и добавила в него несколько капель эликсира валерьяны и мелиссы, чтобы ей лучше спалось, – как вы и просили!

Поднялась, поправила платье.

– Держи спину ровно! – услышала окрик старой девы.

Пожилая леди заставляла нас с Трисс заботиться о походке, речи, прическе и коже рук, уверяя, что молодые девушки благородного происхождения одним лишь видом отличаются от простолюдинок. Я бы могла возразить, но не стала, потому что перед глазами постоянно вставал тот самой свиток. Вернее, прямая линия, соединяющая Грегора Кромунда и Эгле Лирисс, затем – стрелка вниз, на Лайнизу Кромунд…

А если я – это она?

Сбежала вниз по натертым до блеска ступенькам. Затем – через кухню, где на столе стояло блюдо с пирожками, источавшими убийственно вкусный запах. Нет, не сейчас! Свернула к черному ходу, размышляя… Прокаженный, надо же! Я слышала об этой болезни, но с ней еще не встречалась. Магия справлялась с подобной заразой, правда, лекарь должен был быть из Высших. Но откуда этот человек узнал обо мне?

Наконец, попала в маленький внутренний дворик, выложенный булыжником, где меня уже дожидался высокий мужчина, чью массивную фигуру скрывало бесформенное черное одеяние, а лицо – капюшон. В руке он сжимал палку с колокольчиком.

Его рука… Я задержала на ней взгляд. Она была изъедена струпьями, походившими скорее на кожную болезнь, чем на проказу. Леди Чарити не разбиралась, а вот я… Додумать не успела. Дыхание перехватило, когда мужчина скинул капюшон. Я узнала его сразу же. Усталое лицо, заросшее чуть ли не до бровей неухоженной рыжей бородой. Настороженный, напряженный взгляд, словно он… Опасался не только того, что оставил позади, но и того, что ждет его впереди.

– Рыжик, что ты здесь делаешь?! Что с твоими руками?

– Я приехал за тобой, Лайне, – ответил он. Жадно уставился в мое лицо, словно путник, неделю плутавший по пустыне в поисках оазиса и теперь не в силах оторваться от живительного источника. – А руки… Руки – пустяк, заживут скоро! Подарочек после дождя.

– Но…

– Не могу я без тебя, сестричка! Пробовал, пытался, но никак! Ты изъела мою душу похуже дождя…

Шагнул ко мне, а я отчетливо, словно это было только вчера, вспомнила последний наш разговор, затем – тяжесть мужского тела, придавившего к земле, и вкус чужого, злого поцелуя.

– Не подходи, – сказала ему, попятившись назад. – Тебе же будет хуже!..

Уперлась спиной в деревянную дверь. Вскинула руку, не собираясь допустить того, что было в Волчьем Долу.

– Нет, Лайне, нет! – Осгорн послушно остановился. – Я не причиню тебе вреда. Наоборот, я приехал, чтобы спасти тебя.

– Да что ты?! – прошептала я ответ. Облизнула вмиг пересохшие губы. – Ты оставил меня в Волчьем Долу подыхать, – напомнила ему его же слова, – а сам кинулся спасать свою шкуру. Как я вижу, довольно успешно. Всего-ничего пострадала, до свадьбы заживет!

– В народе говорят, ты остановила дождь, – сводный брат махнул головой, словно мои последние слова – назойливое насекомое, что раздражает своим жужжанием.

– Люди разное говорят. По делу и без! А вот ты… Говори по делу, Рыж! Что тебе надо?

– Я пришел просить прощения. В ту ночь я был зол, Лайне! На тебя, на весь мир. Мои ребята погибли, ты заупрямилась. Мне пришлось… Вернее, я не сдержался. Прости! Если бы ты знала, насколько я сильно раскаялся!

Вновь пошел на меня, наверное, чтобы показать полную меру своего сожаления.

– Остановись, – приказала ему. – Не подходи! Еще шаг, и раскаиваться будешь, припечатанный в соседнюю стену.

– Лайне, я хочу вернуть тебя. Без тебя, без твоей любви – я никто. У меня осталась только ты!

– А как же твоя мать? Или она уже достаточно пожила?.. Она все так же тебя любит, Рыж, хоть ты и порядочная…

– Скотина, – согласился он. Оскалил желтые, острые зубы. – Но у каждой скотины есть шанс на прощение. Не так ли, сестричка? Не этому ли учил тебя твой старый священник?

– Дядя Никлас не был священником!

– Какая разница, кем он был? – поморщился Осгорн. – Проповедник, пророк…Демоны с ними! Что мне сделать, Лайне, чтобы ты забыла о той ночи?

Я молчала, не зная, что ему сказать. Простить его? Я бы могла простить за то, что он сделал мне, за его грубые слова и поступки, но… Как быть с тем, кем он стал?

– Я искал тебя, – продолжал Рыж. – Вернулся в Волчий Дол, но ты уже уехала. Мне удалось нагнать караван только у стен Хольберга. Шел за тобой, чтобы исправить то, что испортил. Нам надо уходить, Лайне! Бежать из Хольберга, пока еще есть время.