( Открывает. В квартиру врывается КОСТЫРЕВ с двумя телохранителями.)
КОСТЫРЕВ. Где эта швабра? Где? ( Ищет по всей квартире.)
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Мужик-от паскудистой тебе попался, от элементов прятался, а тута вот возник.
( МОЛОДЦОВ сначала прячется за диван, а потом по-пластунски ползет к двери.)
КОСТЫРЕВ. Блин, одел костюм навороченный, новье! А эта кишечница его завалила. Я ее за это порешу! Все равно вычислю!
( В квартиру врываются два "омоновца" с автоматами наизготовку. МОЛОДЦОВ вскакивает.)
МОЛОДЦОВ. Мордой лица - к стене! Пакли - за бошку!
КОСТЫРЕВ. Что-то я не понял.
МОЛОДЦОВ. ( Надевает КОСТЫРЕВУ наручники. Достает сотовый телефон.) Товарищ енерал! Вымогатели обезврежены! Разрешите остаться для выяснения отношений личного характера? ( другим голосом ) Приглашу! Обязательно приглашу! Спасибо, товарищ енерал!..
КОСТЫРЕВ. Козлы! За что я вам плачу?
МОЛОДЦОВ. Теперь у тебя будет бесплатная охрана.
( КОСТЫРЕВА и его телохранителей выводят.)
Ну вот, теперь я без пяти минут начальник отдела по борьбе с неорганизованной преступностью... Только во рту как будто птички покакали... Я бы хотел потетатеткать с вашей матушкой...
( Входят АНТОНИНА и ЯРИЛ. В руках у мальчика - корка хлеба.)
Пока вы ходили, я обезвредил троих особо опасных преступников.
АНТОНИНА. Я памятник себе воздвиг?..
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. А где хлеб-от?
АНТОНИНА. Голубям скормили... Как налетели - всю буханку склевали. Как на картине Кукрыниксова "Жрачи прилетели."
МОЛОДЦОВ. "Жрачи прилетели" - это не Кукрыниксов, это Левиафан.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Ну что ж, спасибо вам за героизм! Задачу свою вы выполнили. Желаем вам дальнейшего продвижения по службе.
МОЛОДЦОВ. Выходит, я зря подбивал клинья, разводил тут вас? Ну, ладно!.. ( Выходит.)
Вторая сцена.
Вечер. Горит ночная лампа. ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА и АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА, сидя в креслах в полутьме, смотрят телевизор и вполголоса переговариваются. Одет по-домашнему.
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Мужика себе бери розживчивого, который все продумает и всего добъется, все доступит да приобретет... Вот, например, как энтот, что у тебя на работе Петрухин!..
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Так он парень неплохой, только ссытся и глухой...
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Самое главное, чтобы не хужее был прежнего, чтоб робливал так, что по сто потов вытекало.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Да что они сейчас делать-то могут? Только катаются и яйца свои катают! Мне и одной совсем даже неплохо.
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Уж чего хорошего-то, чего? Одна-разъединенька живешь? ( Дверь приоткрывается и выглядывает ЯРИЛ.) Не открывай! Там Терминатор стоит! А ну-кась в постель! Пропал бутан! Пойду приужахну! ( Уходит. ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА сидит некоторое время, пытается смотреть телевизор, затем встает и, осторожно ступая, идет на кухню, где АНТОНИНА под гитару поет песню. Сначала она стоит в дверях и слушает, потом проходит и садится рядом с домохозяйкой.
Сон Веры Павловны.
Вере Павловне снится странный сон:
Синим кобальтом покрыт небосклон,
На нем из желтого кадмия круг,
И изумрудные травы вокруг - целый луг...
Чудное пение божественных сирен
Манит, завлекая в сладкий плен,
Но, захочешь уйти не дадут:
Красные тени стоят там и тут - ждут...
Вернись скорей, Вера Павловна!
Вернись назад, Вера Павловна!
Вера Павловна, вернись скорей,
Вернись назад, в мир людей!
Выстроены в ряд хрустальные дворцы,
В них сидят взаперти их творцы,
А из слоновой кости замки
Вырастают как грибы-поганки - из ямки...
Ах, а это!? Куда не ступи,
Вместо асфальта - золотой настил!
Но, захочешь уйти, - не дадут:
Красные тени стоят там и тут - ждут...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. А вы хорошо поете! И голос у вас низкий, как у мужика... А мы фильму смотрели, "Неоконченная пьеса для механического апельсина", Кубрикова, кажется... Говорят, вроде известный, не знаю...
АНТОНИНА. А я ничего не смотрю. Говорят, вредно, облучение, и все такое прочее. А недавно включила - какие-то цветные квадратики полчаса показывали. Не знаю, что за передача...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Может, тогда хоть радио? ( Включает. Пауза.) Ой, этот Жар!
АНТОНИНА. А, по-моему, Тархундиев!
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. В смысле - жара.
АНТОНИНА. А я вот сижу и грущу, думаю о своей жизни. Так она и проходит: за частыми пьянками и нудными разговорами на запущенных кухнях, за регулярными прогулками по магазинам и томительным совершением мелких покупок, за светлым ожиданием завтра и ленивым ничегонеделанием... А ведь так и пройдет...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Никто не даст нам избавленья...
АНТОНИНА. Изабелла, вы когда-нибудь любили?
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Да. Нет. Я не знаю.
АНТОНИНА. А я да. Я и сейчас люблю.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Хотите, я покажу вам свои фотографии? ( Раскрывает перед ней альбом и тут же захлопывает.) Нет! Нет. Эти фотографии... Они уже пожелтели... Я думала, они только после смерти, а они уже, уже пожелтели... Я думала, они только после смерти, а они уже, уже желтые... А ведь так же пожелтеет и сморщится кожа, кожа на моем лице... Лицо не может не иметь цвета... Оно или красное, или белое, или желтое... А когда все в порядке, телесного цвета. Наверно, мы бестелесные, когда нам слишком хорошо... А когда плохо...
АНТОНИНА. Ничего. Все будет хорошо. Все там будем. У меня ведь тоже такой кризняк... На каком-нибудь там овощехранилище вместе с другими корнеплодами гниют и плоды моих былых побед.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. ( Обнимает АНТОНИНУ. Мне кажется... Кажется, я... ( Они встают и танцуют под медленную музыку. Врывается бабушка.)
АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Да вырубите вы энто! Ужой спать пора, а вы тут бесчинствуете! Завтра будете...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Все, все меня завтраками кормят... А что завтра? Известно, что... Если бы старость могла...
Третяя сцена.
АНТОНИНА лежит на ковре лицом вниз и плачет навзрыд. Входит ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Что случилось?
АНТОНИНА. Я поняла.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Что ты поняла?
АНТОНИНА. Жизнь, в которой торжествуют материальные блага, - это смерть, духовная смерть!
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Кто тебе сказал?
АНТОНИНА. Я сама дотумкала!
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Ерундистика какая-то! Жизнь торжествует над смертью и смеется ей в лицо: ха-ха-ха!
АНТОНИНА. ( Загибает пальцы на руке и шевелит губами.) Сосчитайте сами! Сосчитайте, кто придет на ваши похороны.
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Ты что, тронулась?
АНТОНИНА. Это не я. Это Девил. ( Берет книгу и читает.) Если вы полагаете, что люди очень интересуются вами, ответьте, пожалуйста, на вопрос: сколько людей придет на ваши похороны, если вы завтра умрете? А?
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Ну и сколько ты насчитала?
АНТОНИНА. Пока только двоих!
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Кто это, если не секрет?
АНТОНИНА. Моя мать. Мой отец. И... все!
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Что, и все?
АНТОНИНА. Как мне паршиво! Как пусто внутри! Пусто снаружи! Как будто что-то потеряла, а что - не знаю. Одна ведь я, одна. Нету у меня ни друзей, ни подруг... Никому я не нужна... Никто не любит меня. Никто! Никто не жалеет. Наверно, я сама виновата. Я боялась, что меня будут жалеть. Боялась! Я хотела выглядеть сильной. Мне было стыдно своих слабостей. Стыдно, пока я не поняла: жалеть - значит, любить... И всех-всех людей нужно пожалеть...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Что, и меня тоже?
АНТОНИНА. И вас тоже...
ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Спасибо, конечно, за откровенность, только не надо меня жалеть - у меня все путем...
АНТОНИНА. А у меня - нет. Никого не любила. Никого не жалела. Никого и никогда. Кроме себя. Себя одной. Вот и сейчас лью эти слезы по себе, только по себе. Бедная я, несчастная... Я случайное создание, не изведавшее любви... Плод, перезревший и сгнивший прямо на ветке. Я человек с атрофированными чувствами. Я инвалид. Руки-ноги на месте, но чего-то нет. Любви и жалости. Не к себе, а к другим... Я несчастная, несчастная... Ненавижу себя!
