Капитан убрал трубку в карман, а не вернул ее снова на тумбочку, из чего можно было сделать вывод, что он уже начал собираться, и обратился к офицерам своей группы:

– Ну что, товарищи офицеры, готовы к боевой командировке? Скорее всего, завтра вылетаем. Наверное, уже могу сказать, поскольку мне этого не запрещали, что летим в Сирию, которую в армейском жаргоне называют «Саратовом». А сейчас собираемся и всем составом идем в гараж. Я на своей машине поеду, а на остальных выделят по «уазику» на каждую пару. К восьми утра необходимо вернуться. Все понятно?

– Понятно, командир. Не дети же… – за всех ответил старший лейтенант Ласточкин. Он вообще часто позволял себе говорить за всю группу.

– Одевайтесь, через три минуты сбор у меня в комнате. В гараж двинем…

– Надо же, Радиолов семью надумал навестить… И почти ночью, когда дети спят. – Жена тоже собиралась уже, видимо, ложиться спать, поэтому выглядела не слишком довольной. Она продолжала носить свою фамилию, и его часто звала не по имени, а по фамилии. В обычной обстановке капитан навещал семью только на два выходных дня, оттого Людмила и удивилась.

– Попрощаться отпустили. До утра. А потом – в командировку на неопределенное время.

– Учения, что ли?

– Хуже. Загранкомандировка. Боевая.

– Случаем, не на Украину? А то бы матери посылочку передать. Я быстро соберу, что смогу. У нас найдется…

Мать у Людмилы жила в Донецке, где временами то бомбили, то постреливали. И она постоянно за нее переживала. Но в телефонных разговорах мать не жаловалась, говорила, что все у нее нормально.

– Нет. Намного дальше.

– А где у нас еще воюют? Не в Сирию же…

– Так точно. Туда…

– Сам напросился? – мрачным голосом, в котором вдруг проявились неприятные басовитые нотки, спросила Людмила. – По своей красавице соскучился!

Людмила всегда отличалась повышенной ревностью, так что этот вопрос Радиолова не удивил. Он только устало вздохнул:

– Ты считаешь, что командование должно прислушиваться к личному мнению какого-то капитана?

– Значит, личное мнение все же существует…

– Личное мнение по человеческой психологии, как и по психологии всего живого, не может не существовать. Потому что каждое живое существо умеет думать. Даже, наверное, комар, который на нос человеку садится, думает, что человек не будет сильно бить себя по носу лопатой, чтобы его убить, собственный нос пожалеет. А ты вот свои нервы пожалеть не хочешь. Сама психуешь и меня нервируешь, чтобы я в боевых действиях был в заведенном состоянии. Надеешься, что я под пули в таком состоянии полезу? Напрасно надеешься… У меня нервная система крепкая. Хочешь от меня избавиться таким образом?

Радиолов по опыту знал, что в такой ситуации самая лучшая защита – это встречное нападение, потому и говорил напористо, с вызовом. Людмила, как он и предполагал, сразу пошла на попятную, хотя в ее голосе все еще чувствовались нотки агрессивности.

– Что ты такое говоришь-то… Избавиться! И куда я потом без тебя с двумя-то детьми! Я их даже прокормить не смогу!

Да, на зарплату операционной медсестры городской больницы прокормить двоих детей сложно, понимал капитан Радиолов. Конечно, если с ним самим что-то случится, то какое-то пособие Людмила получит. Но это все единовременные выплаты, которые будут не в состоянии обеспечить детям ни устройство в жизни, ни получение качественного образования. Естественно, отправлять детей на учебу во Францию, как это сделал майор аль-Хабиби, капитан Радиолов и не мечтал. Не зарабатывает он столько. Да и не в одних деньгах дело. Просто служба его не сможет приветствовать подобные действия. Автоматически будет считаться, что офицер военной разведки, пусть и проходящий в настоящее время службу в частной военной компании, станет уязвимым для действий противника, если его дети учатся за границей. Через них вполне можно оказывать давление…

– Это вообще-то опасная командировка? – уже миролюбиво спросила Людмила.

– Не думаю. Хотя там обстановка сложная. И случиться может всякое. Ты, главное, не думай о плохом, и плохое стороной тебя обойдет. Так всегда в жизни бывает. По крайней мере, в моей жизни всегда именно так случается.

– Это я знаю. Но ты все равно – побереги себя там. Хотя бы ради детей – побереги…

Ему очень хотелось рассказать жене о задании, потому что с его слов она много раз слышала про Гиваргиса. Но, во-первых, боевое задание остается боевым заданием, и о нем никому нельзя говорить, потому что неизвестно, какие пути могут быть у простых, случайно оброненных слов и куда эти слова могут дойти, до чьих ушей. Такие беседы были запрещены как в спецназе ГРУ, так и, естественно, в ЧВК. Во-вторых, Людмила не настолько глупа, чтобы не понимать всю сложность и опасность такого задания. Она будет нервничать, переживать. А капитан не желал жене этого.

– Но ты, правда, со своей там встречи искать не будешь? – Все же подозрение сидело в душе Людмилы глубоко. А когда он уедет, понимал Радиолов, она вообще изводить себя начнет. Так всегда бывало.

– Я и не смогу, – соврал он. – Она сейчас у дочери во Франции. Дочь там в университете учится. Это мне полковник наш сказал. Он о нашей жизни знает больше, чем мы сами. Ему по службе положено и по профессии.

– А Гиваргис твой? Если встретитесь, эксцессов не будет?

– Про него я вообще ничего не знаю, – врал дальше капитан. – Но ты же знаешь меня. Я сам по себе человек не конфликтный. Да и забыл уже все, и Гиваргиса, и его жену. Моя жена дома остается, меня ждет…

Он обнял жену за талию, которой она всегда гордилась, прижался лицом к ее груди, и так они оба надолго замерли…

Утром капитан Радиолов выехал на базу на пятнадцать минут раньше, чем выезжал обычно после двух выходных дней. Словно чувствовал, что в пути предстоит какая-то задержка. Своему предчувствию капитан привык доверять. Так все и случилось, как интуиция предупреждала. Там, где шоссе Энтузиастов ныряло под МКАД, упала на бок перегруженная выше уровня фура и почти перегородила дорогу. Автомобили проезжали сбоку по одному под присмотром инспектора ГИБДД, и пробка растянулась на добрый километр. На то, чтобы проехать, ушло двадцать минут, и, чтобы успеть добраться до базы ЧВК ровно к восьми, Радиолову пришлось ехать с превышением скорости. Его компактный «Мицубиши Лансер», хотя и был автомобилем в годах и накатал уже почти двести тысяч километров, со скоростью вполне справлялся. К счастью, по пути не попалось ни одной машины патрульно-постовой службы, хотя раньше их здесь можно было встретить неоправданно часто, видимо, на этом пути «гиббонам» обычно было чем поживиться.

Свернув на боковую дорогу уже за последними частными домами, стоящими вдоль шоссе, Радиолов ехал уже с осторожностью, памятуя о небольшом клиренсе[8] своего автомобиля и о том, что однажды здесь же въехал нерасчетливо в колею, после чего пришлось искать трактор, чтобы вытащить автомобиль. Сейчас времени на такие мероприятия отпущено не было. Просто пришлось ехать аккуратнее, по крайней мере, есть гарантия добраться до места не на буксире.

Дежурный по КПП старший сержант стоял на крыльце своей будки и, увидев машину капитана, которую знал, что-то сказал в открытую за своей спиной дверь, видимо, послал солдата открывать ворота. При приближении машины он козырнул, здороваясь. Радиолов в ответ опустил стекло и, приветственно подняв руку, спросил:

– Моя группа уже вернулась?

– Пока только одна машина из трех. Еще две ждем… – ответил старший сержант.

Ворота тем временем раскрылись только на одну широкую створку, но для транспорта этого хватало. Капитан заехал и сразу за воротами увидел старенькую «двадцать первую» «Волгу» – личную машину генерала Трофимова. Значит, генерал уже здесь. Но полноприводного микроавтобуса «Фольксваген Панамерикана», что каждое утро возил на работу полковника Селиверстова и трех его собак, на стоянке не было – или он уже стоял в гараже, или еще не приехал. Радиолов сразу двинулся в сторону гаража, где обычно ставил в отдельном, специально для него выделенном боксе, свой «Мицубиши», и там спросил про полковника.