Глаза инспектора уголовного розыска видят по-особому, по-ястребиному. В огромном зале, где больше сотни людей ели, пили и колыхались в пепельно-сером дыму, Петельников сразу охватил взглядом трех девиц и стал держать их в поле зрения, хотя сидели они в разных концах ресторана.
Одна худенькая акселерированная девица с бледно-рыжими распущенными волосами… Вторая симпатичная, наверное небольшая, с черными косами, уложенными на голове, как удавы. А третья – беленькая, с короткой мальчишеской стрижкой и заметной грудью. Других одиноких женшин в ресторане не было. Они ждали не кого-то – они ждали вообще. Петельников не знал, как он это определил, но, кажется, только не умом. Он развернулся и прошел у самого столика, где сидела беленькая. Мелькнуло светлое лицо, редкая челка и большие блестящие глаза, чуть выпуклые, красиво выпуклые, отчего казались еще больше. Инспектор сразу почувствовал сжатость в мускулах, во всем теле, словно его кто стягивал. И сразу понял, что это все-таки операция, которая уже началась.
Ему захотелось немедленно сеть к ней за столик, но он вовремя удержался – надо все увидеть со стороны. Инспектор направился к черной с косами, которая сидела ближе к беленькой.
– У вас свободно? – спросил он и ослепительно улыбнулся от зубов до костюма.
– Пожалуйста, – просто ответила девушка.
– Одна скучаете? – поинтересовался инспектор.
– Должен был прийти знакомый офицер. Наверное, задержался на учениях.
Петельников и не сомневался, что тот на учениях.
– Не огорчайтесь, – утешил он. – Я тоже офицер, только переодетый.
– Да?! – задумчиво удивилась девушка.
– Ага, – подтвердил инспектор, но, встретившись с ее серьезным и чуть грустным взглядом, подумал, что зря он так откровенно «лепит горбатого», – девчонка вроде не дура.
– Не возражаете посидеть со мной? – спросил Петельников. – Если, конечно, не явится ваш офицер.
– Да уж сижу, – усмехнулась она.
– Чудесно! – бурно обрадовался инспектор. – Чур, выбираю я. На мой вкус, а?
Она согласилась. Тут инспектор слегка хитрил: у него было маловато денег, и он хотел упредить ее желания, хотя знал, что эти девушки почти никогда сами не выбирают, не то у них положение. Заказал так, чтобы денег на всякий случай осталось. Даже коньяка не взял, а попросил полграфинчика водки, которую не любил.
Беленькая пока сидела одна. Она ничего не заказывала. Но вот поманила официанта, что-то сказала, и тот через минуту принес сигареты. Она закурила.
– Как вас зовут? – спросил Петельников.
– Вера. А вас?
– Гена, – признался инспектор.
Вера ему нравилась. Тихая, нежеманная, с умным глубоким взглядом и косами-удавами, она сидела спокойно, закурила предложенную сигарету, выпила предложенного вина, но водку пить отказалась.
К беленькой подошел немолодой мужчина, склонился и загородил ее лицо – видимо, спрашивал разрешения сесть. Когда он сел, беленькая сразу пропала за его спиной, как за стенкой.
– Не возражаете, если я подвинусь к вам? – спросил Петельников.
– Пожалуйста, – улыбнулась Вера.
Инспектор пересел, и беленькая открылась. Ее сосед уже длинно заказывал официанту, а она красиво курила. Но вдруг беленькая встала и пошла к выходу.
– Извините, Вера, знакомый парень мелькнул в вестибюле.
Петельников шел, идиотски насвистывая. Беленькая спустилась вниз. Он тоже пошел по лестнице. Беленькая дала номерок и получила в гардеробе плащ. Инспектор подошел к швейцару и стал монотонно выяснять, не приходил ли тут его приятель с бородкой, фиксой и в коричневом берете. Она что-то взяла из плаща и пошла обратно. Петельников поблагодарил швейцара и тоже побежал вверх по ступенькам.
– Выпьем, Вера, за начало, – предложил инспектор.
– Начало… чего? – осторожно спросила Вера.
Видимо, она случайно попала на этот пустой ресторанный конвейер, а может, зашла от одиночества. Сейчас ему выяснять некогда.
– За начало всего, Вера. Какое прекрасное слово – начало. Все в жизни начинается с начала. Знакомство, любовь, человеческая жизнь…
Беленькая со своим сотрапезником подняли по третьей рюмке…
Петельников тоже налил, заставив Веру допить ее бокал. Инспектор не боялся охмелеть. Он мог опростать графинчик, а мог второй, не моргнув глазом, – только побледнел бы. Сам иногда удивлялся: стоило приказать организму не пьянеть, и тот слушался, как дрессированная собака. Дома же, в гостях, в праздники, в те редкие дни, когда его дрессированный организм расслаблялся, он пьянел обыкновенно, как и все.
Беленькая пила вино или курила, пуская конусы дыма поверх головы своего партнера. На эстраде заиграл жидкий, но шумный оркестр. Беленькая сразу встала и грациозно положила руку на плечо своего нового друга.
В третьей, акселерированной рыжей девице Петельников ошибся: оказалось, что она держала столик для шумной студенческой компании.
– В какой области подвизаетесь, Вера? Или учитесь? – спросил инспектор и поднял третью рюмку.
– В пищевой промышленности, – усмехнулась она и отпила полбокала терпкого рислинга.
Петельников считал, что усмехаются только умные люди, вроде Рябинина, а глупые хохочут. Ему не нравилось, что она усмехалась. Можно провести удачно любую операцию, кроме одной – внушить женщине, что она тебе нравится. Но, по его расчетам, внушать осталось не больше часа.
– Надеваете эскимо на палочку? – как можно интимнее спросил инспектор.
– Нет, потрошу курей на птицефабрике.
Разговор не клеился, но ему было не до разговора. Он налил себе четвертую рюмку, чтобы заняться ею и помолчать, скосив глаза к беленькой.
Ее мужчина куда-то ушел. Она копошилась в сумочке, быстро вертя в ней руками, будто лепила там пирожки. Инспектор пил противную водку, не чувствуя вкуса.
– Гена, вы кого-то ждете?
– А?
Беленькая что-то нашла в сумке. Но в это время вернулся мужчина и, садясь, загородил ее спиной. Петельников даже дернулся, расплескав остатки водки на подбородок.
– Спрашиваю, вы кого-нибудь ждете?
– Я?
Когда мужчина сел, сумочка уже стояла на столе. Беленькая невозмутимо курила. Всыпала она свое зелье или ухажер помешал?..
– Что вы, Вера, кого мне еще ждать!
– Какой-то вы странный.
– Да что вы, Веруша, заурядный я, как килька.
Он внимательно посмотрел на нее – не ушла бы разобиженная. Вера сидела, скучно уставившись в скатерть.
– Давай еще пропустим, – предложил Петельников и вкусно зевнул, чем-то хрустнув во рту.
Он налил ей сухого, взболтнул свой графин и выплеснул остатки водки в рюмку. И тут же опять зевнул с легким неприличным еком.
– Пардон, – извинился инспектор, махом выпив безвкусную для него жидкость.
Беленькая сидела спокойно, как курящая кукла. Но Петельников смотрел не на нее – теперь он смотрел на него, на мужчину. Тот вдруг как-то волнообразно зашевелил телом, завертелся хорошим штопором в сильных руках. Петельников напрягся, всматриваясь, что с этим мужиком будет дальше. Но тут и беленькая девица волнообразно вздрогнула, будто перед глазами инспектора неожиданно заклубился пар. Он решил, что они сейчас оба свалятся, но не дождался – сильная зевота схватила уже все лицо. Он зевнул несколько раз подряд, отключаясь, как при сладком чихе. Перестав, Петельников огляделся, но зевота опять подступала к челюсти. Зал гудел где-то вдалеке, словно за окном. Дым сгустился, или туман вдруг окутал людей… Сдвинуть бы два стола и лечь на них… Ему стало все равно, ни до чего теперь не было дела – только сдвинуть бы два стола, лечь на них и зевать, зевать…
Он резко вскинул голову, которая ползла вниз, и посмотрел на Веру. И сразу уперся в тягуче-холодный медленный взгляд недрогнувших глаз.
– Вера… работаешь на фабрике…
– Да. Полупотрошу кур.
Петельников собрал все силы, чтобы оторваться от этого взгляда:
– Выйду… Сейчас вернусь…
Он встал, звякнул посудой и пошел, шатаясь и взмахивая руками. Только бы добраться до телефона-автомата в вестибюле. Он даже попросил у швейцара две копейки и уже вроде бы набрал номер, но тут увидел перила. Петельникову пришла мысль положить голову на синтетическую ленту перил и так говорить по телефону – не помешает же. Он прильнул лбом к прохладной поверхности, сразу обмякнув телом. И тут же встретился с томно-напряженным взглядом Вериных глаз – она спускалась по лестнице.