– Забудем всё, что случилось между нами. Свою вину не снимаю, помнить об этом всегда буду, да жить-то надо дальше.

– Сам понимаешь, что совсем забыть не получится. Крови много пролито. Но прав ты. Жить надо дальше, – медленно и раздумчиво протянул Синеус, пристально вглядываясь в лицо брата и ловя малейшие оттенки разговора. – Что от нас хочешь?

– Ещё раз говорю. Предлагаю всё, что между нами произошло, забыть. И отныне жить как братья и добрые соседи – мирно.

– Я-то могу тебя простить. Новогород на меня в этот раз не нападал. А что ты с Трувором делать станешь? Простят ли тебя псковичи?

– Я от тебя сразу же к Трувору пойду. Прощения попрошу, повинюсь.

– Боярин Владимир тоже домой возвращается. Я с ним пойду. Погляжу, послушаю, что у вас получится. Тогда и примем общее решение. Согласен?

– Согласен. Выхода у меня другого нет. Когда пойдёте?

– Можем сразу и пойти. Согласен, Владимир? – повернулся ко мне.

– Пойти-то можно, да вот только надо посмотреть, не ждут ли нашего отхода воины новгородские за дальним поворотом, чтобы на опустевшую крепость потом напасть, – чтобы не расслаблялись, капнул бочку дёгтя в намечающуюся ложку мёда.

– Что скажешь? – это уже к Рюрику повернулся Синеус.

– Понимаю, что не доверяете мне пока. Но нет никого за мной – один я. Да и не до того сейчас Новогороду. Не скоро опомнится он от бунта боярского.

– Хорошо, тогда завтра утром отходим. Приглашаю тебя ко мне. Дружина твоя пусть от лодьи не отходит – со стен постреляют. Без обид, брат.

– Без обид.

Подождав, пока Рюрик отдаст распоряжения своим дружинникам, и услышав, как облегчённо загомонили воины на новгородской лодье, немного расслабились. Вместе пошли через двор, причём Рюрик усиленно вертел головой по сторонам, осматриваясь. Хоть и было заметно, что всеми силами пытается себя от этого удержать, но уж слишком непривычной была обстановка в новой Старой Ладоге. Стены каменные, постройки внутри крепости стоят ровно. Вокруг чистота и порядок – нет такой грязи, как в других городищах. Даже помоями не пахнет. Да и свежесрубленный княжеский терем такой ладный и аккуратный, что глаз не отвести. Словом, было на что посмотреть. Чётким прямоугольником стояла у казармы в полной боевой готовности сотня мечников, на стенах топорщились луками и арбалетами стрелки. Горожане пока из домов не высовывались, поэтому вокруг было тихо. Поднялись на крыльцо и прошли в каминный зал. Рюрик тут тоже был впервые, поэтому растерялся, увидев горящий без дыма камин и застеклённые прозрачные окна, через которые можно было смотреть на улицу. Даже потёр пальцем стекло.

– Это боярин Владимир новое производство у себя в мастерских наладил, – опередил готовый сорваться с языка Рюрика вопрос Синеус.

Кивнув головой в ответ, новгородец подошёл к камину и протянул руки к огню.

– Говорили мне, что в Пскове мастера наловчились дымовые трубы делать. Всё собирался посмотреть, да некогда было. Хорошо у тебя брат – спокойно. А у меня… – махнул обречённо рукой.

– Если с Псковом мир будет, то и у тебя всё тихо станет.

– Будет. Там, на лодии, Вольг остался. Может, позовём его? Всё-таки родич наш.

– Не дело родича в стороне держать. Сам его кликнешь, или мне отправить дружинника?

– Лучше будет, если сам схожу, – вставая, хмыкнул Рюрик.

Вышли все вместе во двор, проводили его до ворот. Поглядывая вслед уходящему князю, подошёл насторожившийся Драгомир:

– Княже, зачем новгородцы пришли?

– О мире будут договариваться. За Вольгом князь пошёл. Дружина новгородская на лодье ночевать останется… Утром с ними в Псков уходим. Я с Владимиром на его ладье буду. Ты за меня в городе стоять станешь. На стенах оставь усиленные караулы на ночь, пусть по сторонам внимательно смотрят. Да дружину держи наготове – мало ли… Нет пока веры новгородцам. Ворота никому не открывать!

– Всё понял, княже. Не сомневайся…

А глубоко в глазах то ли настороженность плещется, то ли ненависть к незваным гостям. А скорее всего, и то и другое – нет пока веры коварному соседу.

Дождавшись возвращения Рюрика с Вольгом, вчетвером вернулись в терем.

– Ты, брат, не думай, что вот уйдём мы с тобой в Псков, а за нами, следом, в Ладогу дружина придёт. Некому сейчас в Новогороде воевать. Добронег остался в городище – ему за порядком смотреть. А Аскольд с Диром уходят на Царьград. Собираются до ледостава успеть, вот и торопятся, – постарался разрешить невысказанные сомнения Синеуса Рюрик.

– На южных рубежах хазары зашевелились, уже Новогороду грозят, – добавил Вольг. – Договорились, что по пути присмотрят оба побратима за южными границами.

– Киев они возьмут. Там и сядут. Ты, Вещий, не ведаешь разве? – спросил я у него.

– Да не заглядывал я, некогда. В своём бы разобраться – так накручено, и, думаю, из-за тебя. То одно сегодня вижу, а назавтра – уже другое. Одно знаю точно, боги за тебя горой стоят – люб ты им. Может, расскажешь нам, почему? – пронзительным взглядом выстрелил из-под рыжих бровей Вольг.

– В Псков придём, может, и расскажу. Потерпи пока. Лучше ответь, ты с Верховным волхвом знаком?

– Не довелось ещё. То одно, то другое навалится, так и не вышло нам познакомиться.

– А ты, княже, был ли у Верховного? – подумав, решил всё-таки задать тот же вопрос Рюрику. Посмотрим, что новгородец ответит.

– Нет, не был. Да и невместно князю к волхвам ходить. Пусть сами ко мне приходят.

– Ещё один вопрос разреши задать. Говорят, крест христианский ты на груди носишь. Правда ли это?

– Правда. Веру принял. И крест ношу. Если ты хочешь спросить, как я к богам языческим отношусь, отвечу. С почтением отношусь. Веру старую рушить не буду. Пусть люди сами решают, каким богам требы класть.

– Хорошо. Пойду я. Надо своих людей проверить, всё ли в порядке. Да посмотрю, может, в баньку схожу, – поднялся, поклонился князьям (от меня не убудет, спина не отвалится, а вежество показать надо), да и пошёл на двор. Обо всём сказанном и услышанном подумать надо.

– Погоди, я с тобой, – подхватился Вольг, с грохотом отодвигая лавку.

Можно и подождать, коли просят. Да и с Вольгом надо задружиться. А обдумать разговор и позже можно. Да и Вольг не просто так со мной напросился, точно о чём-то поговорить хочет

Псков

После памятного совещания, проведённого Трувором в боярском тереме, закипела работа. Забегали мастеровые – в поле начались работы по закладке фундамента под новую стену. Благо схема перестроения была давно составлена. Боялись начинать строить без боярина. А тут князь морально-волевым пинком придал ускорение всем планам – вот и завертелась работа. На берегу возводились опоры под уже изготовленные Истомой водяные колёса. Да и сами колёса были прикачены на берег. Старшины размечали контуры новых мастерских, и тут же строители копали траншеи под фундаменты. И если на опорах под приводы работала ватага Окуня, то фундаментные работы, с последующей выкладкой стен, делал Еленя со своими подмастерьями.

Дрёма ушёл в Данциг и далее на Готланд с грузом пиломатериалов и кирпича с черепицей. Ушлый купец еле-еле поделил с Последом, собиравшимся в Старую Ладогу, запасы посуды и оконного стекла. Изделиями из железа в этот раз решили не торговать – самим не хватало, начинался строительный бум. А через день, после отхода двух ладей в Данциг, ушёл и Послед, загрузивший свою баржу товарами по максимуму.

На верфи заложили ещё две ладьи, и ватага Тишилы выходила из ворот подышать свежим воздухом, вся облепленная душистыми сосновыми стружками.

Опустевшие было склады требовалось срочно заполнить, и в мастерских закипела работа. В лавке полки тоже стояли наполовину пустые, торговцы выносили мозг старшинам ремесленных ватаг.

Любава с Миленой сбились с ног – началась пора заготовок. Увеличивался поток хуторян, везущих излишки урожая в крепость. Надо было принять привезённые продукты и зерновые, всё пересчитать и распределить на хранение. Пришлось набирать дополнительных работниц. Не хватало уже рук и сил работать прежним составом.