Дракон помолчал, раздумывая над каждым словом, и попробовал — пускай и неуклюже, — оправдаться:

— Как, по-твоему, я договорюсь о торговле с людьми, если они боятся Драконьего леса, будто огня? Как, по-твоему, я договорюсь о торговле, если золото народа хайли давно вышло из оборота, а талайнийского, хальветского или сабернийского у меня просто нет?

— Золото можно заработать, — вставил сэр Говард, принюхиваясь к походной каше так сладострастно, будто не ел неделю. — А насчет Драконьего леса… ну не знаю, соврать что-нибудь. Мол, ты герой, рискнувший поселиться бок о бок с крылатыми звероящерами, и они тебе не страшны, ведь твой меч… или сабля, внушает им невольное уважение.

— «Все, что мы делаем, должно быть сделано честно», — передразнил Эс.

Рыцарь виновато улыбнулся:

— Точно, как я посмел забыть.

Уильям наблюдал за их перепалкой со смешанными чувствами. С одной стороны, он действительно считал, что Эс поступает неправильно, отбирая дорогие блюда у ни в чем не повинных поварят. С другой — Эс по-прежнему оставался Эсом, ленивым, плевать хотевшим на людей и привыкшим жить в одиночестве, рассчитывая лишь на себя. Если бы Его Высочество не пересек границу Драконьего леса и не сунулся в Льяно, светловолосому парню было бы все равно, как себя вести. Те, у кого он воровал еду, были ему не любопытны, он смотрел на них, как на суетливых муравьев — переступи или раздави, если они тебя раздражают.

— Теперь готова, — разрядил ситуацию он, снимая котелок с огня.

Спутники сели в кружок, вооружились ложками и принялись ужинать. Некоторое время над стоянкой царила тишина. Потом Эс похлопал Уильяма по худому плечу, привлекая к себе внимание, и спросил:

— С каких пор наследников короны учат правильно обращаться с мясом и гречневой крупой?

Серый невозмутимый взгляд Его Высочества скользнул по темным деревьям, по гибким силуэтам сороконожек и, наконец, вернулся к хозяину замка Льяно, дракону в человеческом теле, зеленоглазому, насмешливому, неуловимо хитрому. Хитрость была тем, что он преподносил, как глупость, но эта глупость, принятая всерьез его собеседником или спутником, давала светловолосому парню шанс укрыться, поднять невидимый щит против человеческого рода, разбить об него то, что могло бы причинить ему вред.

— С тех самых, как они сбегают от нянек и надевают белую форму работника кухни, а еще колпак, чтобы цвет волос не выделял их из толпы, — поделился Уильям. И, опустив ложку в котелок, где о каше напоминали разве что редкие крупинки на дне, предложил: — Давайте спать. Никто, разумеется, не прихватил ни единого одеяла?

— Нет, но у нас все-таки есть запасное средство, — утешил его дракон. — Не беспокойся. Я возьму их из Льяно, а утром сразу же отправлю назад. Это будет не воровство.

Щелчок. И еще один. И еще.

Уильям слышал, что маги выбирают определенный жест, чтобы активировать свою силу. Но они предпочитали взмах, или плавное, текучее движение, или невидимый рисунок, выведенный пальцами прямо перед собой. И никто, никто из них не щелкал пальцами так же, как Эс, никто не вкладывал свою магию в нечто столь незаметное и простое.

Спать посреди леса оказалось не менее жутко, чем в первую ночь после прощания с господином Кливейном, Кельветом и Тхеем. Единственная разница — Его Высочество так устал, что страх не помешал ему закрыть глаза и забыть о желтых силуэтах сороконожек, еще более ярких благодаря недавнему дождю…

***

Проснувшись и перекусив, компания продолжила путь. Если для Уильяма он был однообразным и скучным — разве что под сапогами появятся красные, оранжевые или розоватые мухоморы, а может, дикие лесные цветы, — то сэр Говард имел смутное представление, где именно сейчас находится. Отклонись чуть севернее, и выйдешь к Этвизе, чуть западнее — и встанешь у самого начала Тропы Великанов. Однако Эс планомерно избежал и первого, и второго направления, чтобы вывести отряд к рубежам Саберны, где смешанные деревни людей и гномов никак не охранялись, потому что все воины сторожили границы с Хальветом.

Опушка Драконьего леса была светлой и не сулила путникам никаких опасностей, но никто не собирал тут грибы, никто не подошел к густым зарослям дикой малины, никто не оборвал землянику, и увядшие плоды сиротливыми пятнами украшали землю. Здесь же росли и мелкие лесные орехи — сэр Говард насобирал целую пригоршню и принялся раскалывать скорлупу зубами. Она так скрипела и трещала, что Уильям испугался, не сломает ли рыцарь челюсти, однако тот выглядел вполне довольным собой и окружающей обстановкой, не возразив, когда Эс повелительно указал на удобную поляну, покрытую солнечными лучами, и произнес:

— Пойду сам. Если сабернийцы увидят вас, они объявят войну Драконьему лесу, чтобы отобрать жениха своей любимой принцессы. Я понимаю, Уильям, что ты переписывался с ней только ради побега, но гномы — взбалмошные и мстительные ребята, им пойти на кого-нибудь войной — это как в шахматы поиграть. Правда, шахматисты из них никудышные. Всем пока.

И он двинулся к деревне, размахивая драконьими головами так, чтобы каждый сообразил: с тем, кто умудрился их раздобыть, связать и вынести из леса, лучше не связываться никаким иным образом, кроме денег.

— Я не думаю, что гномы настолько вспыльчивы, — засомневался Уильям наедине с рыцарем, присаживаясь на поваленную березу. Ее, похоже, разворотило молнией, и несчастное дерево целую ночь напролет горело изнутри. — Если бы они были такими уж кровожадными, то господин Кливейн — тот саберниец из Гильдии Наемников, — ни за что не стал бы мне помогать. А он стал, еще и посмеялся — мол, у вас такое извращенное чувство юмора, господин Хилл!

Сэр Говард весело рассмеялся.

— Гномы такие же разные, как люди. Как эльфы. В их королевстве нет одинаковых созданий, милорд. Если бы кто-нибудь и счел, что вы оскорбили честь Ее Высочества, то он обсудил бы это со своими товарищами, но вряд ли поднял бы топор, прихватил из покинутого сарая знамя и пошел вас воспитывать. Ко всему прочему, гномы высоко ценят смешные шутки, а ваша была такой, что не расплакаться от хохота сумел бы разве что великан, да и то за счет отсутствия рабочего мозга.

— Еще я не думаю, что великаны так уж плохи, — пожал плечами Уильям. — Скорее всего, с ними никто и не пытался договориться.

— А вы попытаетесь?

Юноша нахмурился. Он бы не отказался обсудить что угодно даже с великанами, если бы они, разумеется, стали его слушать.

Время шло, от Эса не было ни слуху, ни духу. Никто не волновался — ни рыцарь, ни принц, — потому что крылатый звероящер вполне мог опрокинуть кружку-две самогона за встречу с покупателями, за удачную торговлю, за выручку или, не заморачиваясь, обойтись без повода и опрокинуть их беззвучно.

За спиной Уильяма синими пятнами проступали плоды терновника. Когда-то роскошный куст, обугленный по краям, как будто его тоже било молнией, старательно выполнял свои обязанности, предрешенные кем-то свыше. Его, как и грибы, как малину и землянику, не тронул никто из жителей Саберны, и тонкие слабые ветки гнулись под непосильной тяжестью результата своих трудов. Его Высочество протянул руку, желая сорвать хотя бы один, облегчить страдания терновника хоть немного — и, невесть какого черта, это оказалась именно та рука, что он рассек лезвием ножа, намереваясь увидеть свою кровь. Рана тревожно екнула, ладонь ощутимо задрожала, а чистая ткань, перетянувшая надрез, неожиданно зацепилась за обломанный шип и слетела, обнажая россыпь алых и серебряных капель. Не смешанных, а скорее обособленных: серебряная кровь хайли собиралась в мелкие жидкие комочки, словно ртуть, а красная человеческая текла, текла и текла, как если бы рана была смертельной, и где-то внутри умирало что-то важное, что-то настолько важное, что с его гибелью юноша был бы обречен.

Он отряхнул пальцы, сбрасывая кровь на землю.

— Говард, у тебя, конечно, нет при себе свежих повязок?

— Нет, — с сожалением отозвался рыцарь. — Но если вы прикажете, я оторву что-нибудь от своей рубашки.