Через час подходим к большой реке.

– Здесь тоже прыгать или полетим? – шучу.

– Можешь прыгать, а мы поедем, – улыбается девушка, показывает два троса. – Это даунгкуи – воздушная лодка. Средство для переправы. С помощью привязанной к лодке и перекинутой на противоположный берег длинной кожаной веревки даунгкуи можно перетащить к себе. Даже если человек окажется на другом от нее берегу.

– Где? – удивляюсь.

– Смотри, – тянет трос.

Сначала ничего не происходит. Девушка делает несколько движений. Из сумрака с противоположной стороны реки в такт движений приближается привязанная к тросам люлька.

– Даунгкуи дзокойо! (Толкай переправу!) – говорит дед. Хватаю трос, тяну. Через несколько минут пустая люлька ткнулась в наш берег. Старик залезает в неё, командует: «Даунгкуи дзокойо! (Толкай переправу!)». Снова тяну трос. С человеком на борту трос тянуть сложнее. Закусив губу, упрямо тяну. С противоположного берега слышу крик совы. Девушка сообщает: «Дед добрался. Можно нам ехать». Молча тяну полегчавшую люльку.

Пока тащу трос, спутница сидит на берегу, о чем-то сосредоточенно думает.

Отдохнув, забираюсь в люльку, зову таежницу. Люлька рассчитана на двоих. Девушка ловко забирается внутрь, встаёт рядом, берёт трос в руки, чтобы тянуть. Представляю, как грубый канат врезается в нежные руки, и решительно протестую.

– Не надо тянуть, – говорю. – Руки поранишь. Я буду.

– Почему? – удивляется. Искренне, без фальши. – Я могу о себе позаботиться.

Вместо ответа беру за руки, разворачиваю ладонями к себе и, наклонившись, целую их.

– Не хочу, чтобы твои нежные руки поранились, – негромко говорю.

Она гладит меня по щекам: «А ты небритый».

– Да заторопился, – смущаюсь.

– Хорошо, прокачусь, – улыбается. – Поворачивайся лицом к тому берегу. Берись за канат, тяни.

– Да понятно, – бурчу и тяну трос. Люлька не шевелится. Испугавшись, что девушка засмеется, сильно дергаю. Шаманка, не ожидавшая рывка, хватается за меня. Теряет равновесие, по инерции прижимается к моей спине. Люлька двигается.

– Айандзи исэсиэ! (Смотри хорошенько (Будь осторожен!) – ругается, но руки не убирает, держится.

Плавно тяну трос. Плывем в сумраке над рекой. На середине пути девушка сильно прижимается ко мне, кладет голову на плечо.

– Не останавливайся, – шепчет. – Так красиво. Я словно плыву по воздуху.

Хочу сделать наоборот. Остановиться над водой и овладеть красавицей. Несмотря на тяжелую нагрузку, чувствую жар ее тела сквозь одежду, испытываю неимоверное блаженство с каждым движением.

Противоположный берег появляется неожиданно. Вижу сердитое лицо Шамана.

– Йэми годзи? (Что долго?) – строго спрашивает.

– Отдыхали часто, – отвечает девушка, выбираясь из люльки.

Вижу на ее лице счастливую улыбку.

Если бы умел читать мысли, утонул бы в ее нежности. Пока тянул трос, мечтала о Нежности, которую когда-то подарит. Испугалась, что ей нравится обнимать и чувствовать тепло тела. Вспоминает ночную наготу во время массажа и понимает, что хочет это повторить снова.

– Дэуми? (Устал?) – спрашивает старик. Отрицательно качаю головой. Идём дальше.

Глубоко дыша, восстанавливаю дыхание, смотрю по сторонам. Ощущения близости с девушкой пьянят, заставляют ошибаться и спотыкаться. Чтобы отвлечься от гибкого стана и аппетитной попки, чаще смотрю по сторонам.

Тайга уже другая. Здесь редко ходят люди. Заметно по количеству листьев, камням, наваленным хаотично деревьям. Словно попал в прошлое, где нет цивилизации и никогда не существовало.

К полудню выходим на поляну.

– Илани йуагда модзини (Разжигай костер из ясеневых поленьев), – говорит старик. Аня переводит, добавляет: – Делаем привал. Разжигаем костер. Мы остаемся. Дальше идешь один.

– А что нужно сделать? – спрашиваю. Осознаю, что впереди дикая тайга.

– Ути гулатиги дзаса эи биэ туктими. Гула хондини биогдо-биогдо биэ. Ути гулала нэптэми када биэ. Бадзифафа гула киалани нгэнэси, игдидзиэ хэутиндэйэ: «Гула эдзэниэ, буивэ, худава айадзи ваванайа! Би – оньо чжу!». Айандзи исэсиэ! – торжественно, словно произнося ритуал, говорит Шаман, а девушка переводит: – На эту скалу нелегко подняться. На вершине скалы все голое. На этой скале есть плоский камень. Вскоре после полудня подойди к краю скалы и громко крикни: «Хозяин-скала, дай нам хорошей охоты на зверя и пушнину! Я – рисунок чжурчжэней!». Смотри хорошенько (Будь осторожен)! Завяжи узел!

– Что значит «Завяжи узел»?

– Нужно загадать важное желание, – тихо поясняет спутница.

– А что там будет на вершине?

– Узнаешь сам. Мы здесь будем ждать. Нужно успеть вернуться до заката. Иначе – смерть. Иди на север.

Серьезно смотрит, не шутит. Понимаю, что шутки кончились.

– Понятно, – бормочу, собираясь в путь.

– Выпей это, – протягивает она флягу. – Напиток охотников, чтобы не уставать.

Послушно пью таежный напиток.

Скала появляется сразу, едва отхожу от поляны. Скала, как скала. Склон крутой. Вооружившись самодельным посохом, иду на север.

Восхождение трудное. Ветки упрямо цепляются за одежду, норовят хлестануть по глазам. Тщательно смотрю под ноги, выверяю каждый шаг. Помощи ждать неоткуда. Любая ошибка может причинить травму или стоить жизни. Тело группируется перед невидимой опасностью. Взгляд вперед. Ориентир – группа камней. Взгляд под ноги. Шаг. Другой. Вдох. Выдох. Снова взгляд вперед. Нехитрый способ не выдыхаться и не сбиваться с пути.

Преодолев половину склона горы, добираюсь до первого ориентира, группы камней. Небольшая площадка диаметром около двух метров в глубине скалы, которую не видно снизу.

– Странно, – думаю, шагаю на площадку. Цепляюсь кроссовкой о камень и выворачиваю его. Камень сверкает под лучами солнца.

– Золото, охренеть, – изумленно бормочу, поднимаю слиток.

Срабатывают рефлексы. Слышу шипение где-то сбоку, инстинктивно делаю шаг вниз от площадки, разворачиваясь в движении. Спасаюсь от укуса змеи. Броска змеи не замечаю, интуитивно уходя с линии атаки. Удерживаю равновесие, вижу безрадостную картину. Змея, промахнувшись, неуклюже катится по склону вниз, но две другие, угрожающе подняв головы, готовятся к броску. В правой руке зажимаю кусок золота, в левой – посох.

Зачем нужно золото, если сейчас тупо сдохнешь?

Кидаю слиток в змей. Пока летит кусок, перехватываю палку и по длинной дуге бью по второй змеиной голове. Шипение смолкает. Змеи агонизируют: одна – разрубленная ударом куска золота, а вторая – перебитая палкой. Двумя точными ударами добиваю щитомордников. Сбрасываю вниз останки змей. Простое путешествие превращается в смертельное шоу. Резкий крик ворона заставляет оглянуться, и вовремя. В атакующем пике летит ворон, целясь в глаза. Посох описывает невообразимую дугу, с размаху врезается в жирное черное тело так, что перья летят во все стороны. Атака захлебывается. Осматриваюсь в ожидании новых угроз. Тишина. Словно тайга замерла в ожидании чего-то страшного. Кусок золота в змеином месиве лежит у моих ног. С силой пинаю слиток, который, взлетев, катится вниз по склону.

Рев животного заставляет вздрогнуть. Кто-то с шумом подымается вверх по склону.

– Медведь, – думаю. – П…ц. Надо идти вверх. Только вверх.

Осматриваюсь в ожидании опасности, двигаюсь по каменной грядке вверх. Уклон становится круче, каждый шаг даётся с большим трудом. Время словно остановилось. Шаг. Взгляд вперед, потом под ноги. Шаг. Рев медведя стих. Концентрируюсь на дыхании.

Вершина скалы. Маленькая каменистая поляна, дальше крутой обрыв. Оглядываюсь, счастливо кричу: «Эге-гей!». Вспоминаю, что говорил дед, кричу по-удэгейски: «Би – оньо чжу! (Я – рисунок чжурчжэней!)».

Ничего не происходит. Сажусь на землю, поджав под себя ноги, закрываю глаза, загадываю желание. В эти мгновения думаю о Шаманке, о том, что хочу подарить ей свою любовь, хочу быть с ней, хочу от нее детей. Сына. Так ясно вижу эту картинку, что плачу от умиления и счастья. Все, что ранее казалось важным и ценным, вдруг теряет смысл. Зачем все это, если нет Любви? Если нет того, ради кого стоит жить?