«Прости, Годар, не оценила всю твою мощь, все твое Царственное величие Крылатого Существа. Сжалась в комочек и едва жива от новых ощущений. Никакая я, видать, не летунья. Верно ты прежде сказал – душа моя заячья!»

Подумала так-то, поплакала всласть, себя да князя жалеючи, да вдруг и успокоилась. А может, и Змей к той поре направил свой полет, держал тело ровно, размеренно взмахивая огромными крыльями. Наконец девушка приоткрыла глаза и быстро глянула вниз – вот же диво, даже не видно земли, одни белые облака…

Нет, там вдали виднеется лес, а вот и речушка меж золотых полей вьется. И правда, как все это иначе с высоты видится, словно игрушечное, не настоящее совсем. Кажется те, кто умеют летать и на жизнь по-другому смотрят. Для них все заботы мирские сверху мелкими кажутся. По сравнению с чудом полета. Мудрее должны быть Крылатые и не в пример прочим добрее. Если сам ты Велик и грозен, так что стоит тебе защищать малых да слабых. На что тебе еще дадена твоя сила? О многом помыслить можно, цепко держась за кривой костяной шип, сидя на спине Русского Дракона, парящего в небесах.

И понемногу Леда обвыклась, осмотрелась. Уже бесстрашно взирала на меняющиеся внизу картины: пестрые лоскуты полей, крохотные домики деревенек, щетину сосновых боров и уже блекнувшую к осени зелень березняков. Хороша ты, родная земля и мила сердцу, вся как на ладони лежишь доверчиво, да хранят тебя Светлые Боги!

Долго длился полет, у Леды уже цепенело тело, озябли и затекли руки, перехватывало дыхание. Воздух казался разряженным и снова кружил голову до тошноты. Солнце стояло еще высоко во всей своей славе, слепило глаза, но время уже перевалило за полдень. Словно почуяв смятение девушки, Змей решил спуститься и себе самому также дать отдых. Раскалилась огнедышащая глотка, реку бы выпил, кажись…

А вот и тихое озеро, и поблизости никаких поселений не видно. Давно миновали маленькие городки и крохотные поселки, впереди леса и равнины, а еще дальше топи непроходимые и низовья Роси. До ночи должны долететь.

Пока Змей утолял жажду, Леда даже не стала распутывать свои ремни, только с трудом разминала онемевшие пальцы, чтобы достать баклажку с водой и тоже напиться. Отдых был недолгим и скоро Крылатый снова поднялся в небо. А его маленькая спутница закрыла глаза и опустила голову на плащ, покрывающий броню Чудовища.

Леда уже не смотрела вниз и не замечала, как густые леса сменяются чахлыми осинниками и разреженными березовыми колками. Приближались непроходимые болота, на много верст расстилалась внизу безжизненная трясина с редкими островками суши. Права была Лесная бабушка, ни зверь, ни человек здесь не проберется, только птице дана свобода легко миновать опасные места. Лишь бы хватило сил…

Годар устал. Он даже немного корил себя за смелое решение добраться до Лунной долины в один день. Дорога долгая и разумнее было устроить ночлег у того тихого озерка, где делали короткий привал, а утром продолжить путешествие. Но Змей хотел быстрее попасть к истокам Великой реки и вернуться в Гнездовье, зная, что Ладушка уже полностью принадлежит ему, никуда не будет более рваться. И теперь Змей с усилием двигал свои мощные крылья, стараясь преодолеть болота и хотя бы дотянуть до сухих прогалин. Тяжело… Никогда прежде не летал так долго… устал.

Леда насторожилась. Девушке вдруг показалось, что дыхание Чудовища стало более шумным и даже свистящим. Змей то решительно устремлялся вперед, то парил на ветряных потоках, немного снижаясь. А внизу ожидало заблудших мрачное болото, и ему не видно было конца.

«Миленький, потерпи! Миленький мой, это я виновата, не хочу никаких загадочных Дев, не надо мне ничего знать, ты у меня есть и этого довольно. Только не опускайся ниже, некуда здесь садиться, ни одного твердого бережка. Только дотерпи до лесов… Никогда более не пошлю причуды свои исполнять, всегда буду с тобой, родненький мой…».

Он собрал последние силы, когда зоркие глаза разглядели вдали островерхие ели. Еще немного и можно будет садиться. Но что это за громадина торчит из трясины близ самого берега? Похоже на мачты корабельные, а сам-то остов давно скрыт из виду, затянут в голодную бездну.

Солнце уже скрывалось за мохнатым ельником, когда Змей почти рухнул у кромки леса на твердую почву, глубоко ушел когтистыми лапищами в суглинок. Потом он еще долго лежал неподвижно, усмиряя пламя, бушующее в груди, и даже не сразу приподнял крыло, чтобы на него спустилась измаявшаяся наездница. Леда также не спешила, руки не слушались, крепления ремней не желали поддаваться озябшим пальцам. Но, наконец-то и девушка оказалась на земле.

– Годар, ты герой!

Но, кажется, сейчас он ее не слушал. Тяжелая морда Чудища была развернута в сторону топи. Янтарные очи Змея, не мигая, смотрели на то, что возвышалось над болотом, словно силясь восстать и тоже взмыть в поднебесье. Это были останки огромного существа, не дотянувшего когда-то до сухой земли, упавшего в цепкие объятия зыбучих песков. Годар даже ясно представил, как тот Неведомый  ревел и метался, пытаясь вырваться из пучины, разгребал лапами едкую жижу и постепенно проваливался все глубже и глубже. Что привело его сюда? Зачем он решился на этот опасный перелет? Испокон веков Долина манила Крылатых Паломников и порой забирала жестокую плату, даже не раскрывая своих тайн, даже не позволив коснуться края своего Звездного покрывала.

– Годар, что это?

Он хотел подуть на нее теплым паром, да остерегся ненароком обжечь. Что он мог бы ответить?

«А это отец мой, ладушка, и не совета просить полетел он за дремучие леса и топкие болота. Последний приют здесь искал. Долго живут Змеи, но если ранено их сердце тоской, могут и сами лета свои сократить. Тяжко Крылатым без своей Луны, и если выскользнет она из могучих лап и вернется в Небесный Чертог, что делать на земле Одинокому Скитальцу… Не удержат даже подросшие дети. И как могу я отца осудить? Его воля, его выбор. А, может, и не хотел вовсе погибать так напрасно, может, искал средство Ее вернуть? Кто теперь даст ответ, каждый век новые вопросы посылает. Вот и Ладушка пригорюнилась, и ведь тоже устала. Надо подумать о ней…»

Змей прополз на брюхе чуть дальше от берега и оказался за спиной у Леды, что все еще разглядывала белые кости Великана, пропоровшие болотное чрево. А когда девушка обернулась, Годар уже надевал на себя измятую рубашку. Хвала Богам, можно теперь обнять человека, а не железную плоть Дракона. Леда не сдерживала чувств, подбежала ближе и Князь, отложив до поры пояс, крепко сжал девушку в объятиях. Леда всхлипывала, терлась лицом о его плечо, чувствуя какую-то странную вину:

– Тяжко тебе пришлось? Да я еще на спине…

– Тебя не почуял даже, будто перышко пристало, совсем невесомая.

– Это ты сильный, смелый… самый-самый на свете.

– Любимым бы назвала, больше порадовала.

Леда улыбалась счастливо, замирало сердечко под его вопрошающим взором:

– Знаешь сам, что люблю.

Молчал Годар, ибо переполняла душу великое счастье оттого, что держит свою Луну в руках и она с тем согласна. Не позволит исчезнуть ей. Будет беречь и любить всегда.

Приближалась ночь и следовало бы найти место для отдыха. Минувший день выдался непростым, а близка ли цель путешествия Годар лишь смутно подозревал. Надобно ладушку свою успокоить, развести костер и подкрепиться остатками еды, надо дождаться утра. Но и этим планам не суждено было сбыться, где-то недалеко из густой кроны разлапистой ели раздалось пение. И вот чудно, будто бы даже человеческий голос. Только Леда уже сладким песенкам не шибко доверяла:

– Годар, не ходи! Там ловушка какая-то, не иначе. Опять кот-людоед сидит, путников к себе манит.

– А вот сейчас и посмотрим, позади меня стань и не бойся ничего. Не доводилось мне прежде Баяна видеть, а узнать бы его не прочь.

– Страшно-то как, Годар…

Песня эта была очень грустной. Нежный, но такой печальный мотив. А может, на то Злодей и рассчитывал – восплачет жалкий человечек, расчувствуется, да и сам попадется в когти. Однако Змеиный Князь был настороже, даже и не думал поддаваться колдовским чарам, крепко держал в руке небольшой острый нож, ужо не поздоровиться обманщику.