– Осмелела ты у меня, гляжу и диву даюсь.

– За себя постоять хочу, за свою судьбу. Если нельзя мне домой вернуться, так нужно здесь все наладить можно лучше. Не следует нам руки опускать раньше срока, за свое счастье стоит и побороться. Разве не так?

Годар внимательно смотрел на девушку, будто в первый раз ее видя. Буря поднялась в душе. Вот ведь явилась чудо не знамо откуда, сердце взяла в полон, так еще и стыдит. И, кажись, правильно. Что он сделать, чтобы избавить брата от векового зла, сколько своей крови пролил, сколько поломал костей, исходил дорог?

Смирился Змей, заповеди предков чтил свято, а если несут они боль да разлуку, может, настала  пора и другие законы поверх них поставить? Не для того ли пришла сюда Лунная девушка как раз в то время, когда готов был Князь отказаться от собственного семейного уклада, прожить век свой, любви не ведая. Только спросить пожелал:

– Что бы ни ждало впереди, будешь со мной?

Леда сжала ладошками его большие руки и проговорила давно выстраданный ответ:

– Отнеси в Лунную долину! Не найти мне покоя, пока не спрошу совет у ее Хозяйки. Обо всем спрошу, о пути своем, о тебе и… о нас. Как бы Она не ответила, я хочу быть с тобой, как уж сумею, как уж у меня получится. Помочь тебе хочу и не обессудь, если что не так, раз уж я именно я тебе приглянулась - не от мира сего. Исполни мое желание, Годар, и вместе вернемся обратно, а там… если не передумаешь, так… можно нам и пожениться.

Только особой радости в ее последних словах Годар не услышал, будто в клетку какую-то, в темницу пообещалась ступить. И новое чувство открылось Змею, а надобно ли неволить за себя эту соловушку, может, она в клетке-то и совсем перестанет петь, не отпустить ли ее подобру, чтобы самому остаться в тоске и муке, но знать, что где-то там далеко Она счастлива.

– Отнесу к Лунной Деве, как ты просишь. А захочешь уйти от меня, может, сил найду отпустить. Судьба моя горькая, разве вправе я Любимой ее навязывать? Раскрыла ты мне глаза, ладушка, прости, прежде более о себе думал.

Теперь Леда молчала, закусив губу. Едва сдерживалась, чтобы не броситься ему на грудь и не закричать во весь голос: «Никогда тебя не покину, только сам-то не отпускай, крепче держи. Твоей буду…»

Вместо этих слов сказала совсем другие:

– Вернемся в дом, надо скорее узнать, что там за несчастье у Теки случилось, она на тебя одного надеется, ты и должен помочь.

– И то правда. Вернуться пора, вот и слезки все твои высохли, больше худого не думай, одна ты в сердце моем, а людям своим я помогать должен. Ну, вот и улыбнулась, ровно солнышко из-за тучки вышло для меня. Хочешь, на руках через луг отнесу?

– Не надо, еще кто увидит.

– Полно таиться нам. Пусть глядят, пусть все Гнездовье знает – теперь ты моя невеста, а там, как Боги решат.

– Уж Они решат... Только порой Им верная подсказка нужна. И наша о том забота.

– Не по годам ты умна, моя ладушка, вот такие к старости много воли берут, мужей своих притесняют.

– Вот заранее бойся! Да только, пожалуй, тобой-то не сильно покомандуешь! Разве ты такое позволишь?

– Наедине, если только, да в шутку если, как знать.

– Годар, а почему Тека не захотела при мне поведать свою беду?

– Видать, не хотела тебя тревожить, ты где-то умна, а порой чисто дитя малое.

– А ты мне расскажешь потом, правда? Может, и я чем-нибудь помогу.

И как мог он ей отказать, глядя в вопрошающие глаза васильковой сини…

Но, когда вечером девушке все же открылась причина, по которой Тека прибегала в Гнездовье, негодование и растерянность заполнили душу. А еще страх перед тем неведомым, что не разрубить мечом, не прогнать хлыстом, не утешить словом. Крепко задумался и Годар, так ведь было о чем. Сама Арлета передала Леде рассказ испуганной женщины, заранее отослав Радунюшку ко сну, нечего страшную бывальщину слушать:

– Неладное у них творится в избе по ночам. Умершая мать к дочерям приходит, наливает воду в купель и моет девчонок. До того замыла, что совсем худенькие стали, все косточки светятся, а днем силы нет ходить, только крепко спят до темноты, опять матушку поджидают. Видать, шибко любила их упокойница, так и не может расстаться. И мужика своего бывшего замучила, хорошо ли ему видеть, как родные дети на глазах тают. Пробовали было Устин  с Текой сторожить, ан нет, долит всех тяжкий сон, а на утро опять весь пол в воде и дочери намыты, волосенки сушат, улыбаются: «А к нам опять мамочка приходила, целовала головушку, расспрашивала о житье, да просила не забывать».

– Колдуна позвать! Соседей каких-нибудь пригласить на ночь, пусть сами увидят, что в доме творится, не может ведь душа сама бадьи с водой поднимать, это дело живых рук. Или все-таки… может?

– Соседи боятся, знамо дело, до любого доведись, а колдун ничем не помог. Уж стращал навье - заговаривал, тряс жиденькой бороденкой, да все без толку. Бабка Болотная единственное средство подсказала – надо Мертвой водой пороги омыть, да все окна опрыскать, а остатки воды безутешной матери на могилку слить. Тогда перестанет душа ее неприкаянная по земле бродить, да тревожить детушек малых.

Невольно захотелось Леде подсесть ближе к зажженной лучине, а то и вовсе подойти к Годару и попросить, чтобы обнял. Подле него сидеть – самое безопасное место.

– Где же взять эту Мертвую воду?

Тут и сам Князь голос подал:

– Чуя я, придется мне вместе с Медведем в Заброшенную деревню отправиться.

– А это очень далеко и опасно? - живо спросила Леда, борясь с желанием все же подойти ближе, хотя бы за руку его взять.

– Да не так, чтобы очень… Как раз перед заболотьем, что в Лунную долину ведет. Право, чудно получается: Медведю живая вода для себя нужна, а мне мертвая, чтобы своих людей от морока избавить. А ведь эти зачарованные ключи рядом бегут, корни Старого ясеня омывают, что близ брошенного селения растет. Судьба, знать, нам породниться с Михеем. Если все, что задумал он себе и впрямь сотворит – отдам за него Радуню!

– Да ты что же говоришь-то такое! Опомнись, брат! – запричитала Арлета, на колени свалившись с лавки.

– Вот мое последнее слово: вернется Михей на обеих ногах, назову зятем. Всем он мне хорош и дочь твою будет любить и беречь до последнего своего часа. Никому в обиду не даст и собой заслонит, если понадобиться. А свекровушку-лесовичку мы укоротим, даже не заботься, не позволим молодую обижать.

– Она бабушка интересная, с ней подружиться можно, она много чего знает, - не удержалась Леда, переглянувшись с Годаром. - Да и сама Радуня, ведь не против совсем, а даже и наоборот.

– Ох, сговорились вы на мою погибель! Про себя-то сами, что скажете, шепоток по терему уже катится вовсю, пересуды идут во дворе, долго ли будет наша «русалка» в черной шали ходить, а не сменит ли ее на наряд свадебный?

Леда голову опустила, но все же тихо ответила:

– Недавно еще звалась невестой другого, рано мне о свадьбе думать.

А после вскинула глаза на Князя:

– Годар, ты сейчас, пожалуйста, не спорь, я с вами пойду! Проводим Михея до этой странной деревни, поможем ему набрать живой и мертвой воды, и отправим обратно. Так  Медведь себя исцелит и семью Теки от наваждения злого избавит. А мы с тобой дальше… полетим. Ну, скажи, правильно я все рассудила? Чего же нам ждать? Ты хоть раз сам-то бывал в Лунной долине?

– Только мой отец. Давно это было… Первый раз летал о Суженой справиться, истомился ждать свою Луну. А второй раз улетел, чтобы не возвратиться более. Матушку не хотел пережить.  Девять лет уже минуло с того дня…

– Все предки твои летали, так уж у вас заведено, значит и тебе надо. Годар!

– Вот ведь прилипла как банный лист!

– Не надо, так я и отлипнуть могу, я никому навязываться не собираюсь!

Арлета тяжело поднялась с колен, прошлась по горнице до стола, оперлась об него руками.

– Поздно прикидываться овечкой, навязалась уже… Да хотя бы на мою шею! Девчонку мою взбаламутила медведями. Дело она говорит, братец, увези-ка ее в Долину да там и оставь! Без русалок у нас в дому ноне тошнехонько.