Он сел за дубовый стол, выпил чашку чая и принялся наблюдать, как его жена с умиротворением трудится на кухне. Такая красивая и полная жизни…
В эту пятницу должны были проходить танцы, и она очень хотела туда пойти. Дэниел согласился, хотя и заверил, что с некоторыми особенно сложными танцевальными шагами ему может потребоваться помощь, потому что он не помнил, чтобы был хорошим танцором и не хотел позорить имя Тейтов при людях.
Итак, пока он сидел, потягивал свой чай и наблюдал за девушкой, в голове его крутилось множество вопросов, на которые у него не было ответа. Только она могла ответить на них, а нужда узнать эти ответы давила на Дэниела с невообразимой силой. Однако он понимал, что если задаст их, то на этот полный любви и счастья дом может упасть тень, и в глубине души понимал, что сам — полон этих теней. Молодой человек чувствовал, что тьма уже появилась здесь вместе с ним, что-то, что он не мог сбросить и пока… ему нужно было узнать — нет, он страстно желал это узнать — что именно так тяготило его. Это уже превращалось в одержимость.
— Ты счастлива? — спросил он.
Девушка замерла перед тем, как взялась за ручку сковороды, на которой на медленном огне готовились кукурузные печенья.
— Конечно же, счастлива! — с улыбкой ответила она. — Почему ты это спрашиваешь?
— Потому что я — счастлив, — ответил он. — И я хочу быть уверенным, что ты тоже.
— Тогда ты можешь быть уверен.
Он кивнул.
— Я думаю, что скоро смогу снова заняться обучением детей. Иногда я чувствую себя ненужным и бессмысленным, смотря, как другие мужчины идут на охоту, но…
— Тсс, — ласково остановила его Куинн, быстро преодолев разделявшее их расстояние и приложив палец к его губам. — Мы это уже проходили раньше. У каждого свое место, милый. К тому же, охота опасна. Я не хочу, чтобы ты пострадал там.
Он отставил чашку в сторону и посмотрел на свои руки снова. Они никак не походили на руки человека, занимавшегося охотой или грубым ручным трудом. Приходилось ли ему когда-либо заниматься чем-то подобным? Хотел бы он знать! Как он вообще попал в это место? Когда и где он родился? Вопросы приходили к нему, прежде, чем он успевал сделать очередную попытку остановить их поток.
— Ты когда-нибудь слышала раньше имя «Мэтью Корбетт»?
Куинн вернулась к работе у очага, однако ее лицо напряглось. Она не смотрела на мужа.
— Нет, — сказала она нарочито легко. — Кто это?
— Я точно не знаю, — ответил он.
— Где же ты слышал это имя?
— От… — он решил пока не вмешивать сюда безумного пруссака. — От себя самого. В моей голове. Я хотел бы понять… может, это кто-то, кого я знал?
— Может, и так, но мне это имя не знакомо.
— Что ж… — протянул он и сделал еще один глоток чая. — Мне еще многое предстоит вспомнить. Возможно, со временем все вернется.
— Что-то, возможно, уже никогда, — она отвернулась от очага, чтобы найти его взгляд. — Дэниел, тебе нужно доверять мне. Ты ведь доверяешь, правда?
— Я действительно Дэниел Тейт? — спросил он прямо, и девушка заметно вздрогнула. — Или был другой Дэниел Тейт до меня?
Она покачала головой.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Я говорю о том… что все в моей памяти темно с того самого момента, как я очнулся здесь. Я иногда вижу лишь кусочки каких-то картин, но они так быстро разбегаются от меня. И это имя… Корбетт… преследует меня. Я вижу в голове большой город с магазинами и рассекающими по улицам повозками. Он не перестает появляться, потому что, мне кажется, я знаю это место. Я думаю… почему-то… оно важно для меня.
— Это Чарльз-Таун, — сказала она, и теперь в ее голосе слышалась заметная дрожь. — Некоторые воспоминания о Чарльз-Тауне возвращаются к тебе.
— Может быть, так и есть, — согласился он. — В таком случае, мне нужно отправиться туда и попробовать узнать что-нибудь.
— Тогда мы съездим туда, — она оторвалась от работы, отерла руки о передник, приблизилась к мужу и присела к нему на колени.
— Я люблю тебя, Дэниел, — прошептала она, когда коснулась губами его губ. — И я хочу, чтобы ты знал: я сделаю все, чтобы помочь тебе вернуться из той темноты, в которой ты пребываешь, таким, какой ты есть. Таким, каким ты был. Все будет хорошо, пока мы вместе. Пока с нами наша любовь. Такая, какая была раньше.
— Раньше? — переспросил он.
— До… несчастного случая, — быстро нашлась она. — Пока ты оставил меня ненадолго, но все наладится.
В дверь постучали. К ним никогда не приходили гости, поэтому Куинн настороженно окликнула:
— Кто это? — девушка поднялась, подошла к двери, отодвинула задвижку, и вскоре в дверном проеме показалось лицо графа Дальгрена.
— Что это? — резко спросила Куинн. — Что вам нужно?
— Я принес рыбу, — Дальгрен приподнял ведро, которое держал. — Уфидел огонь очага… можно быстро пожарить рыбу… Я подумал, вы захотите приготовить это.
— Нет, не захочу. Спасибо, но…
— Даниэль знает, — сказал Дальгрен и протиснулся в дом. Он носил все ту же грязную поношенную одежду: ту же рубашку, которая уже пропиталась потом, и брюки с заплатами на коленях. Лохматые светлые волосы спутались еще сильнее и блестели от кожного жира. И улыбка — неприятная, острая — была все такой же. — Даниэль знает… про рыбу, я хотел сказать. Доброе утро, Даниэль.
— Доброе утро.
— Ты фидишь, я принес, как обещал, — он подошел к столу, чтобы показать Дэниелу четырех серебряных рыбок. — Дофольно для обеда, мне кажется.
— Да, благодарю вас.
— Вы знакомы? — спросила Куинн, все еще стоя в дверном проеме.
— Мы разгофаривали, — Дальгрен поставил ведро на стол. — Если ты не фозражаешь, я могу очистить это для вас, — он извлек нож из ножен.
— Мы справимся сами, — сказала Куинн. — Когда вы успели поговорить?
— Ох, это было ночью, когда я рыбачил, — Дальгрен проигнорировал укоризненный взгляд девушки и то, что она специально держит дверь открытой, приглашая его на выход. Он присел напротив Дэниела на другой стул. — Фаш муж любит гулять ночью. И он гулял со мной, чтобы мы могли гофорить.
— Мы собирались завтракать… — буркнула Куинн.
— Йа… я вижу, — Дальгрен одарил ее своей серозубой улыбкой. — Фам лучше закрыть дферь. Мухи могут флетать.
— Дэниел, пожалуйста, скажи этому человеку, чтобы он покинул наш дом, — сказала Куинн. — Я не хочу видеть его здесь.
Дальгрен посмотрел через стол прямо в глаза Мэтью Корбетта.
— Как тфоя голофа сегодня, Даниэль?
— Прошу, уходите! — процедила Куинн сквозь плотно стиснутые зубы.
— Может, вам и правда стоит уйти, — тихо сказал Дэниел. — Сейчас не время.
— Сейчас самое фремя, — был ответ графа, и прозвучал он остро, как если бы был нанесен рапирой. Несколько секунд в помещении висело тягучее молчание, затем Дэниел кивнул и сказал:
— Куинн, закрой дверь. Не бойся, все хорошо.
— Я не хочу, — сказала она, и в голосе ее прозвучало нечто испуганно-детское.
— Все хорошо, — повторил он, и вскоре — очень медленно — дверь все же была закрыта.
— Йа… фот это хорошо! Хозяин дома. Очень хорошо, — Дальгрен продолжал буравить глазами Мэтью Корбетта. — Нам надо гофорить о некоторых фещах, фсем нам троим.
— Говорить о чем? О каких вещах? — спросила Куинн, настороженно приближаясь к столу.
— Фаш муж здесь, — начал Дальгрен. — Фаш мужчина. Фы знаете, Аннабель была хорошей женщиной. Нехорошо было, что я посфолил ей так уйти. Она знала и гофорила очень хорошие вещи о Даниэле. Он… как это сказать… был джентльмен, йа?
— Он — джентльмен, — поправила Куинн, становясь позади своего мужа и кладя руку ему на плечо.
— Мне кажется… этот джентльмен не должен быть здесь, в этом месте, — Дальгрен внимательно окинул взглядом комнату, которая была явно уютнее и лучше обставлена, чем его собственное жилище. — Не только здесь, ф этом доме, но и ф этом городе. Здесь нетничего, что было бы его. Я хочу сказать, это отличное место, чтобы… как это гофорится… зализывать раны — если надо. Но сейчас фремя пришло.
