Внешнее благосостояние Киевской Руси. С половины XII столетия становится заметно действие условий, разрушавших общественный порядок и экономическое благосостояние Киевской Руси. Если судить об этой Руси по быту высших классов, можно предполагать в ней значительные успехи материального довольства, гражданственности и просвещения. Руководящая сила народного хозяйства, внешняя торговля, сообщала жизни много движения, приносила на Русь большие богатства. Денежные знаки обращались в изобилии. Не говоря о серебре, в обороте было много гривен золота, слитков весом в греческую литру (72 золотника). В больших городах Киевской Руси XI и XII вв. в руках князей и бояр заметно присутствие значительных денежных средств, больших капиталов. Нужно было иметь в распоряжении много свободных богатств, чтобы построить из такого дорогого материала и с такой художественной роскошью храм, подобный киевскому Софийскому собору Ярослава. В половине XII в. смоленский князь получал со своего княжества только дани, не считая других доходов, 3 тысячи гривен кун, что при тогдашней рыночной стоимости серебра представляло сумму не менее 150 тысяч рублей. Владимир Мономах однажды поднес отцу обеденный подарок в 300 гривен золота, а Владимирко, князь галицкий, дал великому князю Всеволоду в 1144 г. 1200 гривен серебра, чтобы склонить его к миру. Встречаем указания на большие денежные средства и у частных лиц. Сын богатого выезжего варяга Шимона, служивший тысяцким у Юрия Долгорукого, пожелав оковать гроб преподобного Феодосия, пожертвовал на это 500 фунтов серебра и 50 фунтов золота. Церковный устав Ярослава находил возможным назначить большому боярину за самовольный развод с женой пеню: ей «за сором», за обиду 300 гривен кун, а в пользу митрополита 5 гривен золота. Кроме денег есть еще известия об изобильных хозяйственных статьях и запасах в частных имениях князей, где работали сотни челяди, о табунах в тысячи голов кобыл и коней, о тысячах пудов меду, о десятках корчаг вина; в сельце у князя Игоря Ольговича, убитого в Киеве в 1147 г., стояло на гумне 900 стогов хлеба.
Культурные успехи. Пользуясь приливом туземных и заморских богатств в Киев и в другие торговые и административные центры, господствующий класс создал себе привольную жизнь, нарядно оделся и просторно обстроился в городах. Целые века помнили на Руси о воскресных пирах киевского князя, и доселе память о них звучит в богатырской былине, какую поет олонецкий или архангельский крестьянин. Материальное довольство выражалось в успехах искусств, книжного образования. Богатства привлекали заморского художника и заморские украшения жизни. За столом киевского князя XI в. гостей забавляли музыкой. До сих пор в старинных могилах и кладах южной Руси находят относящиеся к тем векам вещи золотые и серебряные, часто весьма художественной работы. Уцелевшие остатки построек XI и XII вв. в старинных городах Киевской Руси, храмов с их фресками и мозаиками поражают своим мастерством того, чей художественный глаз воспитался на архитектуре и живописи московского Кремля. Вместе с богатствами и искусствами из Византии притекали на Русь также гражданские и нравственные понятия; оттуда в Х в. принесено христианство с его книгами, законами, с его духовенством и богослужением, с иконописью, вокальной музыкой и церковною проповедью. Артерией, по которой текли на Русь к Киеву эти материальные и нравственные богатства, был Днепр, тот «батюшка Днепр Словутич», о котором поет русская песня, донесшаяся от тех веков. Известия XI и XII вв. говорят о знакомстве тогдашних русских князей с иностранными языками, об их любви собирать и читать книги, о ревности к распространению просвещения, о заведении ими училищ даже с греческим и латинским языком, о внимании, какое они оказывали ученым людям, приходившим из Греции и Западной Европы. Эти известия говорят не о редких, единичных случаях или исключительных явлениях, не оказавших никакого действия на общий уровень просвещения; сохранились очевидные плоды этих просветительных забот и усилий. С помощью переводной письменности выработался книжный русский язык, образовалась литературная школа, развилась оригинальная литература, и русская летопись XII в. по мастерству изложения не уступает лучшим анналам тогдашнего Запада.
Рабовладение. Но все это составляло лицевую сторону жизни, которая имела свою изнанку, какою является быт общественного низа, низших классов общества. Экономическое благосостояние Киевской Руси XI и XII вв. держалось на рабовладении. К половине XII в. рабовладение достигло там громадных размеров. Уже в Х-XI вв. челядь составляла главную статью русского вывоза на черноморские и волжско-каспийские рынки. Русский купец того времени всюду неизменно являлся с главным своим товаром, с челядью. Восточные писатели Х в. в живой картине рисуют нам русского купца, торгующего челядью на Волге; выгрузившись, он расставлял на волжских базарах, в городах Болгаре или Итиле, свои скамьи, лавки, на которых рассаживал живой товар – рабынь. С тем же товаром являлся он и в Константинополь. Когда греку, обывателю Царьграда, нужно было купить раба, он ехал на рынок, где «русские купцы приходяще челядь продают» – так читаем в одном посмертном чуде Николая-чудотворца, относящемся к половине XI в. Рабовладение было одним из главнейших предметов, на который обращено внимание древнейшего русского законодательства, сколько можно судить о том по Русской Правде: статьи о рабовладении составляют один из самых крупных и обработанных отделов в ее составе. Рабовладение было, по-видимому, и первоначальным юридическим и экономическим источником русского землевладения. До конца Х в. господствующий класс русского общества остается городским по месту и характеру жизни. Управление и торговля давали ему столько житейских выгод, что он еще не думал о землевладении. Но, прочно усевшись в большом днепровском городе, он обратил внимание и на этот экономический источник. Военные походы скопляли в его руках множество челяди. Наполнив ими свои городские подворья, он сбывал излишек за море: с Х в. челядь, как мы знаем, наряду с мехами была главной статьей русского вывоза. Теперь люди из высшего общества стали сажать челядь на землю, применять рабовладение к землевладению. Признаки частной земельной собственности на Руси появляются не раньше XI в. В XII столетии мы встречаем несколько указаний на частных земельных собственников. Такими собственниками являются: 1) князья и члены их семейств, 2) княжие мужи, 3) церковные учреждения, монастыри и епископские кафедры. Но во всех известиях о частном землевладении XII в. земельная собственность является с одним отличительным признаком: она населялась и эксплуатировалась рабами; это – «села с челядью». Челядь составляла, по-видимому, необходимую хозяйственную принадлежность частного землевладения, светского и церковного, крупного и мелкого. Отсюда можно заключить, что самая идея о праве собственности на землю, о возможности владеть землею, как всякою другою вещью, вытекла из рабовладения, была развитием мысли о праве собственности на холопа. Это земля моя, потому что мои люди, ее обрабатывающие – таков был, кажется, диалектический процесс, с которым сложилась у нас юридическая идея о праве земельной собственности. Холоп-земледелец, «страдник», как он назывался на хозяйственном языке древней Руси, служил проводником этой идеи от хозяина на землю, юридической связью между ними, как тот же холоп был для хозяина орудием эксплуатации его земли. Так возникла древнерусская боярская вотчина: привилегированный купец-огнищанин и витязь-княж муж Х в. превратился в боярина, как называется на языке Русской Правды привилегированный землевладелец. Вследствие того, что в XI и XII вв. раба стали сажать на землю, он поднялся в цене. Мы знаем, что до смерти Ярослава закон дозволял убить чужого раба за удар, нанесенный им свободному человеку. Дети Ярослава запретили это.
Порабощение вольных рабочих. Рабовладельческие понятия и привычки древнерусских землевладельцев стали потом переноситься и на отношения последних к вольным рабочим, к крестьянам. Русская Правда знает класс «ролейных», т. е. земледельческих наймитов, или закупов. Закуп близко стоял к холопу, хотя закон и отличал его от последнего: это, как мы видели, неполноправный, временно-обязанный крестьянин, работавший на чужой земле с хозяйским инвентарем и за некоторые преступления (за кражу и побег от хозяина) превращавшийся в полного, обельного холопа. В этом угнетенном юридическом положении закупа и можно видеть действие рабовладельческих привычек древнерусских землевладельцев, переносивших на вольнонаемного крестьянина взгляд, каким они привыкли смотреть на своего раба-земледельца. Под влиянием такого взгляда в старинных памятниках юридического характера наймит вопреки закону прямо зовется «челядином». Этим смешением вольного работника-закупа с холопом можно объяснить одну черту не дошедшего до нас договора Владимира Святого с волжскими болгарами, заключенного в 1006 г. и изложенного Татищевым в его «Истории России»: болгарским купцам, торговавшим по русским городам, запрещено было ездить по русским селам и продавать товары «огневтине и смердине». Смердина – свободные крестьяне, жившие на княжеских или государственных землях; огневтина – рабочее население частновладельческих земель без различия челяди и наймитов. Строгость, с какою древнерусский закон преследовал ролейного наймита за побег от хозяина без расплаты, обращая его в полного холопа, свидетельствует в одно время и о нужде землевладельцев в рабочих руках и о стремлении наемных рабочих, закупов, выйти из своего тяжелого юридического положения. Такие отношения складывались из господствовавших интересов времени. Обогащением и порабощением создавалось общественное положение лица. В одном произведении русского митрополита XII в. Климента Смолятича изображается современный ему русский человек, добивающийся славы, знатности: он прилагает дом к дому, село к селу, набирает себе бортей и пожен, «изгоев и сябров», подневольных людей. Таким образом, экономическое благосостояние и успехи общежития Киевской Руси куплены были ценою порабощения низших классов; привольная жизнь общественных вершин держалась на юридическом принижении масс простого народа. Эта приниженность обострялась еще резким имущественным неравенством между классами русского общества по большим городам XI и XII вв. Начальная летопись вскрывает перед нами эту социальную черту, обычную особенность быта, строящегося усиленной работой торгово-промышленного капитала. В 1018 г. новгородцы решили на вече сложиться, чтобы нанять за морем варягов на помощь Ярославу в борьбе его с киевским братом Святополком. По общественной раскладке постановили собрать с простых людей по 4 куны, а с бояр по 18 гривен кун. Кун в гривне считалось 25: значит, высший класс общества был обложен в сто двенадцать с половиной раз тяжелее сравнительно с простыми гражданами. Это приниженное юридическое и экономическое положение рабочих классов и было одним из условий, колебавших общественный порядок и благосостояние Киевской Руси. Порядок этот не имел опоры в низших классах населения, которым он давал себя чувствовать только своими невыгодными последствиями.
