– У меня батя полковник авиации, заместитель командира дивизии. Уговорить его сперва было трудно. Но я воспользовался тем, что к нам приехал друг отца, и попросил его помочь, вот он и помог. Хоть немного, но опыт пилотирования И-16 у меня теперь есть.

– Что, прям вот так разрешили на истребителе? Насчет У-2 еще как-то могу поверить, но не боевой же истребитель!!! Наверное, друг твоего отца не меньше генерала.

– Да, боевой генерал. Дядя Паша, – подтвердил я.

– Что за дядя Паша? – попался на крючок майор. Что было странно, в наш разговор не вмешивались остальные авиаторы, слушать слушали, но молчали. Видимо, авторитет у Тонина был абсолютный.

– Генерал Рычагов, – коротко ответил я.

– Кхм… – издал горлом неопределенный звук удивившийся майор.

Борт-стрелок Сашка Кириллов, бывший всего на три года старше меня, от изумления громко хлопнул себя по коленям, но, поймав взгляд командира, тут же стушевался.

– Так ты его лично знаешь? – спросил Тонин.

Кроме нас, авиаторов, рядом никого не было, остальные сидели у костра, о чем-то разговаривая, но большая часть уже начала укладываться. Кроме Виктора, который, открыв рот, устроился неподалеку и увлеченно слушал нас.

– Ну да, он хороший приятель отца, вместе служили, – с деланым безразличием пояснил я.

– И что он сделал, когда узнал, что ты хочешь пилотировать боевой самолет? – все-таки спросил Тонин.

– Да знать он, наверное, знал. Уж доложили наверняка, что я летаю на У-2. Но в дивизию пришла новая техника. ЛаГГи и Яки. Вот я набрался наглости и, когда он прилетел в часть к отцу, подошел и попросил разрешения на обучение на старой технике.

– И он тебя послал? – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал майор.

– Вначале, но после восьмой моей попытки все-таки согласился. Правда, сперва посмотрел, как я управляюсь с У-2.

– И что было дальше?

– Он разрешил. Правда, с опытным инструктором. Они хотели провести «рекламную» акцию для комсомола по линии ОСОАВИАХИМа, что, мол, вот уже и подростки летают.

– Что-то я не слышал такую историю… – начал было майор, но я перебил его с видимым удивлением:

– Да? Странно! Эта история в прошлом году получила довольно много пересудов в узких кругах.

– Ну, вполне… может… быть. А где служит твой отец? – продолжая пребывать в задумчивости, спросил Тонин, но я не попался на такую уловку и отделался общей фразой:

– Да… за Москвой.

Было видно, что это наш не последний разговор. И еще не раз мы будем обмусоливать эту скроенную чуть ли не на коленке историю. Я понимал, что она шита белыми нитками, но серьезно считал, что если только доберусь до кабины истребителя, то сразу покажу, на что способен, отбив все вопросы, а если поймают на вранье, то… Что ж, скажу, что пойду НА ВСЕ, лишь бы попасть в авиацию, даже на вранье.

– Иванов, давай отойдем! – приказал сержанту Тонин. Встав, они под нашими взглядами отошли в сторону. И как только майор удалился на некоторое расстояние, на меня сразу же обрушился шквал вопросов от остальных слушателей.

Когда через час объявили отбой, у меня уже язык отваливался рассказывать в подробностях, как я учился летать и как «уговаривал» генерала.

Утром майор Тонин, который принял командование нашей сборной солянкой, после легкого завтрака из остатков продуктов дал команду на выдвижение. Кстати, оказалось, что почти все припасы, что у нас были, мы схарчили еще вчера вечером.

Так что, построившись в колонну, мы отправились дальше, но на этот раз с дозором впереди.

Шел я рядом с носилками с раненым летчиком. Им был старшина Середа, тоже, как и Сашка, бортстрелок.

Заметив, что старший сержант Земляной, судя по струйкам пота, стекающим по его лицу, стал выдыхаться, я сказал:

– Давай сменю.

– Старшина – парень тяжелый. Вряд ли справишься, – слегка задыхаясь, ответил он.

– Не волнуйтесь, товарищ старший сержант, я ведь спортсмен. Тяжелая атлетика, она, знаете ли, укрепляет организм.

– Ну ладно, а то я ж действительно… Головой об дерево ударился, мутит меня что-то. Саня, остановка.

Парни положили самодельные носилки на землю, и я сменил уставшего сержанта. Кириллов в отличие от Земляного был в лучшей форме и замены не требовал, о чем сообщил сунувшемуся к нам Иванову. Подняв носилки, мы направились вслед за слегка удалившейся группой.

Судя по постоянному шуму моторов, шли мы неподалеку от оживленной трассы, да и разведчики, постоянно шмыгавшие в ту сторону, возвращались удрученные. Возможности перейти через дорогу не было. Она вся была забита немецкими войсками.

Наконец майор объявил привал, позвав командиров о чем-то совещаться.

Поставив носилки, я вытер пот со лба. Все-таки таскание тяжестей по такой жаре в форме – не настолько легкое дело, как мне казалось. Скинув вещмешок, отстегнул термос с водой из встреченного нами родника и, налив в крышку, предложил ее раненому. Затем пришла очередь сидящих рядом летчиков и бойцов, и только потом – моя. К тому времени воды в термосе осталось граммов пятьдесят.

Вдруг по отряду пронеслось оживление, многие привставали и, вытягивая шеи, всматривались в глубину леса, откуда к нам шли пять человек.

На зрение я никогда не жаловался, поэтому сразу разглядел среди мужских фигур тонкий девичий стан.

Гормоны немедленно встали в стойку. Не сводя взгляда с приближающейся девушки, я по кубарям и эмблемам определил, что она военфельдшер.

– Что, Севка, понравилась? – спросил меня Кириллов, который тоже с любопытством разглядывал пополнение. С разведчиками пришли двое бойцов и та самая девушка-военфельдшер.

Познакомиться не успел, хотя даже шагнул в ту сторону – но майор дал команду к выдвижению.

К моему удивлению, дорогу мы пересекли в обеденное время. За полчаса до двенадцати часов движение стало не такое интенсивное и через некоторое время совсем прекратилось, кроме изредка шнырявших посыльных на мотоциклах. Дождавшись, когда никого не будет видно, быстро перебежали на другую сторону дороги и вломились в лес.

Отойдя от памятной дороги, на которой снова началось оживленное движение, мы остановились на привал.

Военфельдшер Зимина, которую прибило к нам течением войны, служила операционной сестрой в окружном госпитале, а здесь оказалась в виде шефской помощи одному из госпиталей – там их не хватало. Ну, дальше понятно. Внезапная война, постоянные бомбардировки, немцы, и вот она с двумя бойцами из госпитальной охраны встретилась с нами.

– Самая обычная история, – тихо себе под нос пробормотал я, слушая Кириллова, который уже успел разузнать все, что только можно.

В самом конце отдыха, за пять минут до запланированного подъема, мы услышали гул авиационных моторов.

– Наши! – уверенно сказал старшина Середа, прислушиваясь к звуку моторов.

Самолеты над нами пролетали постоянно, и мы уже как-то привыкли к этому. Но все они были немецкими, и слова старшины сразу же вызвали ажиотаж среди бойцов.

– Четыре СБ и звено «ишачков» в прикрытии, – сказал я сразу же, как только увидел самолеты в переплетении ветвей.

– Угу. Похоже, они с соседнего полка. Там были эсбэшки, – задумчиво пробормотал Кириллов, с жадностью смотря на своих товарищей в небе.

– С прикрытием. А нам не дали. Сказали, что нет, – хмуро сказал старшина.

– Может, новую часть с внутренних округов перекинули? – спросил я, не отрываясь разглядывая самолеты. Все-таки это были свои. Такие же летчики. Только они там, в небе, а ты ползаешь на земле, с завистью глядя на них. Или с надеждой, что они «дадут ТАМ за нас».

– Может быть, – ответил старшина и, привстав на локте, тоже стал всматриваться в крестики на небе.

– Хотя нет. Ошибся, – приглядевшись, со вздохом сказал я.

– В смысле? – не понял Кириллов.

– Это сборная солянка. Ведущий – хороший пилот, видно, как он маневрирует, а вот ведомые – желторотые птенцы. Или из училища, или с другой части. Постоянно теряют ведущего, нет опыта совместного полета.