Лёнька встаёт со стула и, подкидывая в руке апельсин, подходит к окну.

— Думаю, Бараша не стоит посвящать во все эти подробности. Знает Бараш — знает весь город. У него тёплая водичка не держится.

— Тоже так думаю, — кивает Семён. — Когда тебя выписывают?

— На днях должны.

— Что с экзаменами?

— Врачи настоятельно рекомендуют пропустить год — не напрягаться.

— А ты? — Авдеев выжидающе смотрит на друга.

— С ума сошёл, что ли? Год терять. Напрягаться не буду насчёт зубрежки — материал я знаю. Положусь на волю случая. Не на бюджет, так на платное, потом видно будет.

— Ну и правильно, — Лёнька облегчённо улыбается. — А то как мы без тебя в универе — мы же банда.

Ребята смеются, а в дверь кто-то робко стучит, и в палату заглядывает Реутова:

— А-а-а, это вы тут ржёте.

— Ну что ты застыла, — Попова подталкивает её в спину. — Все хотят войти, ты не одна тут.

— Ну, сейчас начнутся обнимашки, — недовольно цедит Авдеев, а Костя, обнимая Олю, смеётся:

— Завидуй молча.

— Пойду, заем горе в кафетерии, — сообщает Лёнька и на пороге палаты оборачивается к друзьям. — Кому-нибудь что надо?

— Иди уже, жертва дистрофии, — фыркает Горохов и спрашивает у девчонок. — Как там на консультации?

— Ирина Николаевна возмущалась, что вы пропускаете занятия, — Катя задумчиво накручивает на палец выбившийся из косы локон. — Вас не было, да ещё и Макаров совсем на уроки забил — даже не появляется в школе.

— Ну, может, он и без того умный, — хмыкает Семён. — Да и какое нам дело…

— А я думала, вы сдружились, пока мы тут в приёмном все вместе дежурили, — задумчиво говорит Катя.

— Катя, вот ты вроде умная у меня, а говоришь не понять что, — Семён притягивает к себе девушку и целует в висок. — Вот представь: в лесу пожар, все звери спасаются в едином порыве, и бегут рядом бок о бок заяц, рысь, волк, лось. У них одна проблема на всех — выбраться. И что, ты думаешь, когда они окажутся в безопасном месте — они станут друзьями, потому что так дружно вместе бежали? Нет, как только пожар будет позади, волк с удовольствием закусит тем зайцем. Макар — мразь, дружить с таким западло.

— Ты же его не знаешь, как ты можешь так говорить, — укоризненно говорит Оля, а Костя, хмурясь, прерывает её:

— В том-то и дело, что мы знаем, так что закрыли тему. Когда там у нас последний звонок?

Разговор переходит в безопасную тему — новостей много, и мысли о Макарове постепенно отходят в сторону.

Слова Никиты всё ещё царапают Костю. Тот с такой уверенностью говорил, что никогда не ошибается, что интуиция его не подводит, что Завьялов начинает копаться в себе, выискивая доказательства правоты своего врага. Мысленно прокручивает воспоминания, пытаясь воспроизвести свои ощущения, отследить все реакции. Что, если Никита прав, и с Костей и в самом деле что-то неладно? Что, если Макаров разбудил в нём что-то такое, чего не было раньше, потому что оно спало, никем не разбуженное. А теперь вдруг ему захочется того, о чём он раньше даже и думать не представлял.

«Урод, какой же ты урод», — мысленно стонет Костя, зарываясь лицом в подушку очередной полубессонной ночью.

А если всё правда?

Нет, это не может быть правдой.

Мозг передёргивало от отвращения.

Но тело предательски подставлялось под новые ощущения.

Что, блядь, с ним не так?

И Костя бьёт в стену кулаком, обдирая костяшки пальцев, и снова плотный и тяжёлый комок застревает у него в груди — ни забыть, ни вырвать.

— Давай, я отправлю тебя в санаторий? — обеспокоенно предлагает мать в день выписки. — Ну их, эти экзамены. Здоровье дороже.

— Что ты такое говоришь, мама? — отмахивается от её предложения Завьялов. — Заниматься целый год не пойми чем, пока мои друзья будут учиться? Да я даже в полуобмороке приползу на эти экзамены.

— Но, имей в виду, что я тебя к учебникам и близко не подпущу в ближайшее время, — вздыхает мать, спорить с сыном у неё никогда не получалось.

— Есть, мой генерал, — смеётся Костя, обнимая её.

— Готов вернуться в класс? — Мать улыбается — такой Костя вновь похож на её сына, каким он был до недавнего времени.

— А как же, как раз к последнему звонку, как снег на голову, — Завьялов ещё раз оглядывает больничную палату и сообщает. — Ну, вроде собрался. Можем идти?

— Да, выписка у меня на руках.

Школа встречает Костю праздничным настроением, улыбающимися учителями и радостно приветствующими его одноклассниками. И хотя нога по-прежнему в гипсе, и ходить на костылях совсем неудобно, но Завьялов улыбается, шутит и подмигивает проходящим девчонкам.

— Нет, ты неисправим, — толкает его в бок Оля. — Пытаешься вызвать у меня ревность?

— Даже не думал, это всё рефлексы, — смеётся Костя, а Реутова поджимает губы.

— Ты свои рефлексы придержи, а то я тоже начну всем тут подмигивать.

Завьялов откровенно хохочет:

— Ну нет, ты не такая.

— Я-то не такая, — соглашается Оля. — Но всё когда-нибудь случается в первый раз.

Костя морщится от этой фразы, обшаривает взглядом полный зрителей зал. Праздничное мероприятие уже началось, все в сборе.

— Нет его, — шепчет ему на ухо Авдеев, незаметно подойдя сзади. — Я проверил.

Костя облегчённо вздыхает.

— А сейчас на сцену приглашаем одиннадцатый класс «Б», — торжественно объявляет Марина Викторовна.

— Так, ребята, стройными рядами, не наступаем друг на друга, — командует Ирина Николаевна и гладит по руке проходящего мимо Костю, замыкающего строй. — Спасибо тебе.

— За что? — Костя непонимающе смотрит на неё, но Логинова снова в своей роли.

— Ровненько встали, — и класс выстраивается в линию рядом с параллельным одиннадцатым «А».

Рядом раздаётся тяжёлое дыхание, и Костя недоумённо поворачивает голову, после него, кажется, никто не шёл. Но рядом стоит запыхавшийся Макаров со сбившимся галстуком, а возле него недовольная Логинова:

— Как можно было опоздать на последний звонок, Никита?

— Я… — начинает Макаров, но Ирина Николаевна тут же прикладывает палец к губам:

— Тс-с-с-с, не отвлекайтесь, — и кивает на ведущую.

Мероприятие идёт своим чередом — поздравления, напутственные слова, цветы охапками, а рядом пышет жаром ненавистный Макаров, и жар этот проникает даже через несколько слоёв ткани, разделяющих их.

========== Часть 15 ==========

— Ребята, никто не отпускает шары без моей команды, — кричит Марина Викторовна выпускникам, весело рассыпавшимся по школьному двору. — Вы стоите на пороге новой жизни. Шары, которые вы сейчас запустите в небо, будут олицетворять ваши мечты, пусть они взлетят высоко-высоко и непременно реализуются. А сейчас загадайте желание…

Костя оглядывается вокруг себя. Рядом стоят его друзья… Горохов, сосредоточено кусая губы, поглядывает на Попову — ясно, что там у него за желание… Авдеев, оборачивается к Косте, подмигивает: «Всё же хорошо?». Костя кивает — всё просто отлично… Бараш, рисующий на своём шаре разухабистую рожу — не может, чтобы не выделиться… И Оля, прижавшаяся к его плечу… кто бы мог подумать, что именно она будет с ним рядом.

— Приготовились… И-и-и-и-и, — Марина Викторовна выдерживает долгую паузу, — полете-е-ели-и-и…

«Пусть всё будет, как раньше, — шепчет про себя Костя, выпуская из рук нитку своего ярко-красного шара, — пусть будет, как раньше».

Шар поднимается в небо, присоединяясь к такой же яркой и разноцветной компании.

— Я загадал тебя, — кто-то наклоняется позади Кости к его уху, опаляет горячим дыханием. — Видишь, вон мой шар, зелёный, выше всех. Примета такая — чей шар выше поднялся, у того желание быстрее сбудется.

Завьялов вздрагивает, а Макарова позади него уже нет, только его дыхание ещё чувствуется фантомно на шее и около уха.

Всё произошло так быстро, что никто и не заметил, да и трудно отследить что-то среди учеников, учителей, родителей, занявших почти весь школьный двор.

Потом все едут возлагать цветы к месту традиционного поклонения, гулять по Набережной и радоваться последнему школьному дню — той призрачной свободе, которая отделяет их от предстоящих экзаменов.