— Какое поспать? — Баранов удивлённо смотрит на Завьялова, а потом выглядывает в окно. — Сейчас общее построение, а потом первый этап слёта.
— Ты серьёзно собираешься в этом участвовать? — Костя хмыкает, с удовольствием вытягивая ноги на своей кровати. — Я лично приехал отдохнуть и расслабиться.
— Думаешь, тебе Ирина Николаевна даст так просто ушиться? — Стас скептически поглядывает на одноклассника, а Костя снова зевает и говорит:
— Ну, а что она мне по факту может сделать. Я после болезни — ослабший организм, все дела.
Тем не менее, когда звучит сигнал на построение, Костя нехотя поднимается с кровати и идёт вслед за друзьями к площадке перед главным зданием.
Мероприятие, рассчитанное на два дня, идёт по запланированному сценарию — ничего нового, годами повторяющиеся и надоевшие состязания — весело, конечно, да и время летит незаметно.
Макаров всё не появляется в пределах видимости, Костя успокаивается — погода хорошая, настроение ещё лучше, а то, что Никиту где-то носит, так недалеко деревня — мало ли, завис там с кем-нибудь, делать ему нечего будто, как придумывать, как Косте подгадить.
С этими мыслями Завьялов приходит в хорошее расположение духа, а день плавно катится к своему завершению.
Как и обещал Горохов, к вечеру готова баня, и, пропустив вперёд себя учителей, друзья в одиннадцатом часу вечера удобно располагаются в стоящем вдалеке от общей суеты турбазы бревенчатом домике, где в предбаннике Попова, Реутова и ещё одна девчонка из их класса Ангелина Ружникова уже накрыли на стол и даже успели искупаться в небольшом бассейне.
Костя смотрит на Ружникову, в принципе, неплохая девчонка, формы, внешность — всё при ней: невысокая, спортивная, попа, как это сейчас в тренде, орехом.
— Геля, — подмигивает ей и смотрит на флакон массажного масла в её руках. — Хочешь, я тебе массаж сделаю после баньки, ну или перед. Как тебе нравится?
— Больше всего мне нравится, — фыркает Ружникова, — когда ко мне не подкатывают так пошло, как это ты сейчас сделал. Вот это самая последняя мечта в моём списке — замутить с тобой перед самым выпуском в бане. Ты за кого меня держишь, Завьялов?
Костя вздыхает — умная, оно вроде как и неплохо — с умной есть о чём поговорить, но поговорить сейчас есть с кем, а организм просит разврата. Зря он тогда Попову отшил, теперь-то к ней и не подкатишь, Семён — хороший друг, почти брат, а дружба — это святое. Поэтому Катя отпадает, совсем не вариант, а Реутова — насчёт неё уже давно всё ясно, даже заморачиваться не стоит.
— Ну что, парни, по маленькой и дадим жару? — Авдеев закидывает на плечо полотенце и кивает Косте:
— Часы не забудь снять, а то пробьёт для них последний час.
— Они жароустойчивые и водонепроницаемые, — улыбается Завьялов, но всё же снимает часы и кладёт их на выступ возле небольшого окна.
— Я вообще не понимаю, зачем нужны часы, если время и на телефоне посмотреть можно, — скептически бросает Стас уже на пороге парилки.
— Для солидности, Бараш, иди давай, тебе не понять, — хохочет Семён и толкает Баранова внутрь. — Девчонки, вы с нами?
Пиво, парилка, бассейн, снова пиво, жалко, что на дворе почти май и нет снега, а так бы прямо с жару хорошо с головой в сугроб…ухх.
Холодное пиво после горячего пламени парилки остужает разгорячённое тело — в голове легко и приятная истома течёт по венам, и мир кажется чудесным, и всё хорошо, а будет ещё лучше.
Веселье плавно перетекает из бани в домик — учителя их не трогают, по слухам, которые принёс вездесущий Баранов, они тоже вполне успешно расслабляются в своих комнатах, поэтому Горохов совершенно спокойно достаёт из сумки водку под одобрительные возгласы друзей.
— Мы такое не пьём, — заявляет Попова и кивает Геле. — Где там наше вино?
— Всё на месте, — томно потягивается Ружникова, перегибаясь через кресло к своей сумке, и протягивает Кате бутылку. — Держи.
— Нормально вы тоже подготовились, — восхищённо смотрит на девчонок Авдеев.
— Так знали же, куда идём, — снисходительно поясняет Катя.
— Я, наверное, спать пойду, — заявляет вдруг Реутова. — Ночь уже, а пить я всё равно не буду.
— Давай, я тебя провожу, — Костя встаёт со своего места, подтягивает спортивные штаны и набрасывает сверху куртку прямо на голое тело.
Они идут рядом по песочным дорожкам турбазы к главному зданию — комната девчонок там, на втором этаже. Оля молчит, смотрит вперёд, а потом неожиданно вдруг спрашивает:
— Слушай, Завьялов, меня один вопрос мучает уже некоторое время. Ответишь?
Костя, занятый всё это время тем, чтобы контролировать свой вестибулярный аппарат и идти ровно, непонимающе смотрит на неё:
— Какой вопрос?
— Да мне интересно. С половиной класса ты перегулял, к другой половине подкатывал. А вот ко мне ни разу. Я что, такая страшная?
Костя даже останавливается от удивления, от кого-кого, а от Реутовой он такого заявления не ожидал.
— Ты не страшная, с чего ты взяла? Просто…
— Что просто, Завьялов? — Оля стоит напротив него и кусает губы.
— Ну, ты такая… — Костя нерешительно замолкает, не в состоянии подобрать нужные слова.
Реутова насмешливо хмыкает:
— А, ну понятно, я же такая, что тут непонятного. Ладно, Завьялов, поздно уже. Сколько там?
Костя по привычке подносит руку к глазам:
— Да что ж… — он глухо матерится. — Я, кажется, часы в бане оставил.
— Так беги, там никого нет, мы последними были, — пожимает плечами Ольга. — Тем более, мы уже дошли. Пока, Завьялов.
— Пока, — Костя смотрит некоторое время в спину уходящей Реутовой. Кто бы мог подумать.
Спотыкаясь в потёмках — дорожка к бане почти не освещена, Завьялов вваливается в предбанник. Тут горит свет, наверное, забыли выключить, когда уходили. Часы лежат там, где он их и оставил. Костя облегченно вздыхает и подходит к столу. От быстрой ходьбы пересохло во рту, а глоток пусть и тёплой минералки сейчас, как никогда, кстати.
Он облокачивается одной рукой на стол, в голове шумит, подносит к губам открытую бутылку, пьёт, а через пару минут вздрагивает от неожиданного скрипа двери и поворачивает голову в сторону парилки. Оттуда выходит совершенно голый Макаров с полотенцем на голове, который тут же замирает на пороге и с изумлением смотрит на застывшего возле стола Костю.
— Ну, надо же, — растягивая слова, произносит он. — Какой подарочек. Сам пришёл.
— Я часы забыл, — хмуро сипит Костя, почему-то пересохло в горле, несмотря на то, что он только что осушил почти половину бутылки минеральной воды. — Я думал, тут никого.
— Думал, — так же медленно говорит Никита и делает шаг в сторону Завьялова. — Я тоже думал… о тебе, Котик.
Костя резко срывается с места в сторону двери, но Макаров перехватывает его на выходе, прижимая к стене всем весом.
— Стоять! — угрожающе шепчет в самое ухо. — Ты же знаешь, я сильнее. Чем меньше ты сопротивляешься, тем больше у тебя шансов выйти отсюда с наименьшим количеством повреждений. Ты сам ко мне пришёл, Котик.
— Я. Не. Знал. Что. Ты. Тут, — отчётливо выплёвывает каждое слово Костя. — Пусти меня, сука.
— Значит, это судьба, детка, — притворно вздыхает Макаров. — Будешь дёргаться, я тебя свяжу.
Он дёргает вниз с плеч Кости куртку и прижимается к его спине грудью.
— Тёплы-ы-ый, — вздыхает и целует его по кромке волос. — Моя ожившая мечта.
— Отпусти меня, — Костя старается говорить твёрдо, но чувствует, что голос готов сорваться на умоляющий тон, а в горле застрял комок от подступающей паники.
— Куда же я тебя отпущу, — притворно печальным голосом сообщает Никита. — Там темно и страшно, а тут хорошо и, возможно, приятно.
Он резко толкает Костю к столу, и, заламывая руки назад, заставляет его согнуться в знакомой унизительной позе, распластавшись грудью по деревянной поверхности.
Тут же тянет вниз к ногам спортивные штаны вместе с трусами и чуть ли не ложится на него сверху. Костя дёргается в ещё одной безуспешной попытке освободиться, на что Макаров зло шипит:
