Два дня пролетают незаметно в суете и массе впечатлений, Андрею почти удаётся выкинуть из головы своё наваждение, и демон посещает его только ночью, вытесненный дневным светом эмоционального драйва.
— Сегодня вечером будет полный отрыв, — говорит кто-то из новых знакомых, разливая вино по стаканам. — Я проехался по городу, все как с ума сошли — полная вакханалия. Представляю, что нас ожидает.
— Отлично, кажется, наш отель тоже собирается выставить своих представителей, — Андрей тянется нетвёрдой рукой за своим стаканом, промахивается, смеётся и повторяет попытку. — Надо будет зафотать — зачётные снимки будут.
— Ты стакан поднять уже не можешь, какие тебе фотки, — хохочут вокруг. — Тут Паша-фотограф вертится, надо с ним перетереть, он тебе потом фотки сольёт за маленькое вознаграждение.
— Ну, или так. — покладисто соглашается Андрей, кивая одному из парней. — Наливай.
Через стеклянные стены ресторана видно, как возле входа собирается персонал, участвующий в карнавале — разноцветные костюмы, яркие парики, перья, стразы — феерия цветового беспредела.
Толпа туристов, привлечённых шумом, собирается вокруг участников, Андрей с новыми товарищами тоже выходят на свежий воздух.
— Андрей, — он оборачивается и застывает в полнейшем изумлении. По направлению к нему идёт она — королева предстоящего шоу — администратор Юля, которая сейчас вовсе не похожа на ту Юлю в строгом костюме, что общалась с ним на протяжении этих двух дней.
— Какая ты-ы-ы, — восхищённо присвистывает Андрей, разглядывая костюм девушки.
Минимум одежды: очень условный купальник, обсыпанный стразами, прикрывает грудь и бёдра, сзади высокие пушистые перья, прикреплённые к плотному каркасу, а ноги обуты в босоножки на высоченной шпильке.
— Нравлюсь? — Юля горделиво поворачивается вокруг себя, уверенная в том эффекте, что производит.
— Ещё как, — руки так и тянутся потрогать это великолепие.
— Хочешь пойти с нами, с нашей колонной?
— Хочу, — кивает Андрей, забыв о своих случайных товарищах.
— Здорово, — Юля вплетает свои пальцы в пальцы Андрея и кивает в сторону подошедшего автобуса. — Грузимся. Нас как раз сейчас отвезут к началу шествия, а там уже наша платформа.
Андрей улыбается, так резко преобразившаяся Юля полностью овладевает его воображением, подогретым винными парами, поэтому он с лёгкостью признаёт эту идею самой, что ни на есть отличной, тем более пройтись в колонне среди бушующего веселья — что может быть привлекательнее.
Действительно, оказавшись в самой гуще фестиваля, он полностью отдаётся царящему здесь жизнерадостному торжеству несущегося на всех парах вперед праздника, уже с удовольствием обнимает Юлю, жмущуюся к нему всё теснее.
Много смеётся в ответ на смех девушки, которая ведёт себя так, будто они знакомы уже сто лет, да и он сам ничего не имеет против. Атмосфера карнавала полностью захватывает Андрея, он плывёт по течению в состоянии алкогольной эйфории, чувствуя себя донельзя счастливым, машет руками незнакомым людям, которые приветствуют его в ответ, выкрикивает что-то торжественно-позитивное — ведёт себя так, как и все, кто его сейчас окружает.
Юля то и дело спотыкается на своих высоченных каблуках, Андрей ловит её, и они снова смеются, рука девушки то и дело забирается под ворот расстёгнутой на груди рубашки, а его рука то и дело соскальзывает ниже её спины.
Вечер ставится всё лучше и лучше, несмотря на поднимающийся ветер, Андрей уже предвкушает продолжение банкета в более спокойной обстановке, как ему вдруг кажется, что кто-то из толпы кричит его имя. Он оборачивается в поисках того, кто звал его, вглядывается в стоящих зрителей, и тут, внезапно-неожиданно-невозможно, натыкается на холодный взгляд пронзительно-зелёных глаз своего недавнего попутчика, который застыл каменным изваянием буквально в нескольких шагах от Андрея.
========== Харон and Андрей ==========
Парень в двух метрах замирает, не отрываясь от гипнотизирующего его взгляда, а сам Харон напряжён до предела: крепко — до боли — стиснутые кулаки и ходящие желваки на челюстях, сузившиеся от злости глаза. Он выдыхает сквозь сжатые зубы и делает стремительный бросок вперёд, тут же оказываясь возле своего наваждения, стоящего столбом от растерянности. Не раздумывая ни секунды, Харон хватает парня за руку и рывком выдёргивает из толпы.
— Развлекаешься? — рычит он, позабыв о том, что хотел адекватного и спокойного разговора, хотел объяснить, может быть, даже объясниться…
Но застилающая глаза ярость заставляет его сейчас тащить пока не особо сопротивляющегося парня за собой, стальным хватом сжимая его запястье. Он почти ничего не соображает, в голове полыхает ярко-алым «моё, не сметь», и больше ничего.
— Что за?.. — слышит Харон, отчего его ярость становится почти неуправляемой.
— Нажрался, как скотина, — Харон резко дёргает руку уже начинающего соображать парня и тянет его за собой, отходя в противоположную от людей сторону — подальше отсюда, от этого веселья, от этой курицы. — Оторваться захотелось? Я тебе оторвусь… Я тебе сейчас так оторвусь…
— Руки убрал, — возмущённо орёт включившийся в происходящее визави Харона и пробует остаться на месте.
Андрей пытается прийти в себя, понимая, что то, что сейчас происходит ни в какой реальности происходить не должно, пытается взять ситуацию в свои руки, пытается возмущаться, пытается найти в себе силы сквозь мутную расслабленность опьянения оказать достойное сопротивление.
Но остановить Харона в ярости не удавалось ещё никому. Он выворачивает запястье парня, намеренно причиняя боль, и продолжает тянуть того за собой. Колонна отдаляется, музыка становится тише, крики и восторженные возгласы толпы всё дальше. Харон, заприметив спуск с набережной к морю, направляется туда. Там сейчас ни души, и ему никто не сможет помешать.
— Руки, сука, — боль, видимо, слегка отрезвляет пленника Харона, и он начинает сопротивляться ещё активнее. — Я ж тебя урою. Руки свои убрал.
Андрей тяжело дышит, намеренно подогревая своё недовольство, агрессия поднимается к горлу, готовая выплеснуться на противника.
— Что ж ты курице той общипанной, которая прилюдно тебя лапала, не орал, чтоб она свои руки убрала? — цедит Харон, упрямо двигаясь к своей цели.
— Тебя ебёт? — преувеличенно возмущённо огрызается Андрей. Да и с какой стати он должен отчитываться за свои поступки перед человеком, который вдруг решил, что имеет право что-то ему предъявлять.
— Поговори мне ещё, — снова рычит Харон, ещё больше выворачивая кисть парня.
— А то что? — безбашенно несётся в ответ, и Харон окончательно звереет.
Приблизившись вплотную, он перехватывает сопротивляющегося, заламывая ему за спину его многострадальную руку. Прижимается со спины, второй рукой несильно, но чувствительно сжимая горло парня. И тут же от близости по телу пробегает жаркая волна, простреливающая разрядами по позвоночнику. Харон слегка наклоняется в сторону и, почти касаясь губами ушной раковины, угрожающе шепчет:
— А то тебе придётся на собственной шкуре узнать, что именно. Готов? Уверен, что хочешь этого? — слова прорываются через тяжёлое дыхание, и вместе со свистом ветра звучат зловеще. — Шоу он мне здесь устроил, — подтягивает вверх заломленную руку. — С суками какими-то левыми обжимается.
Андрея окатывает горячим потоком от прикосновений чужого тела, так близко, почти вплотную — нервные окончания замыкает импульсами удовольствия, прорывающимися через вынужденную скованность.
— Да какое тебе дело вообще? — хрипя и задыхаясь то ли от боли, то ли от злости, то ли ещё от чего, не сдаётся упёртое «наваждение». — Хули тебе надо?
— Душу твою, — на автомате отвечает Харон и немного попускает хват. — Выделывается ещё… Сюда иди, за мной, живо, — тащит парня ещё дальше от освещённой набережной. — И не зли меня. Или ты сам сейчас идёшь, или я тебя вырублю и волоком потащу.
Харон направляется ближе к морю, постепенно они оказываются на пустынном берегу. Ноги вязнут в песке, ветер ещё больше усиливается.
