– Вешаться! – ухмыляюсь. – Тебе уже ничто не поможет!

Они дружно гогочут, больше всех сам Рыжий закатывается. Машет передо мной инкубаторской футболкой, горловину растягивает и на меня пытается напялить. Обступили вчетвером. Только Длинный немного в стороне, но тоже смеется.

– Слышь, упыри! Я без боя не сдамся!

Уворачиваюсь от них, и самому смешно становится. Еще и сзади кто-то по ребрам пальцами перебирает.

– Шорты сам наденешь? Или тоже помочь? – проявляет заботу эта, с фенечками, когда меня все-таки побеждают.

Делаю шаг ей навстречу, внезапно вспомнив имя, – Алина. Задираю руки вверх, типа приготовился:

– Помоги!

А Рыжий чуть не по полу катается:

– Во мелочь наглая пошла!

– Весело у вас, – подает голос Длинный и улыбается.

– Поздравляю, Жень! – кивает в его сторону толстушка, и у меня в памяти всплывает и ее имя – Катя. – Вы, кстати, в одном отряде, – ковыряется в своем исчерканном блокноте.

– Я его к себе под опеку возьму, – мурлычет Алина, – а то заладил: «Не твой, не твой!» – А сама пялится на меня, стреляя глазками, пока я с шортами корячусь.

Кидаю взгляд на Длинного – понимаю, что можно слегка подурить:

– Извиняйте, тетя Алина, но мы с товарищем Евгением в одном отряде. – Развожу руками и язык ей показываю, а потом лезу к этому здоровяку обниматься.

И они снова дружно хохочут. Рыжий уже на кровать рухнул, подрыгивает костлявыми конечностями. А я думаю… слинять, что ли, под шумок или еще покривляться?

– Не переживай, – примыкает к нашему крепкому братству эта самоуверенная и цепляет Длинного за локоть. – Женя и со мной в одном отряде.

– Ого! Может, тогда я лишний? – дергаю бровью.

– Мы бы рады были, но…

Но не успевает договорить.

– Вы тут? – переводя дух, заглядывает к нам Реваль. – Бегом на улицу! Уже первый автобус подъехал. – И сует какие-то таблички.

Хо-хо! А я типа стажер, я не при делах – передаю их дальше. Но одну все-таки обратно получаю.

– Наталья Егоровна сказала, чтобы ты держал, – суетится Катя и ныряет следом за Ревалем в открытую дверь.

– И кепку не забудь!

Алина – кто ж еще? – шлепает мне на голову типовую бейсболку и выталкивает в коридор.

А я жалею, что не смылся вовремя. Как под конвоем ведут. Ну да ладно! Сейчас и там представление устроим. И Натальей Егоровной меня не запугать. Это вам она – «Наталья Егоровна», а мне – тетка родная. Чувствую, весело будет…

– Ста-же-ор, – ехидно посмеивается где-то сзади Рыжий.

У меня на спине что, так и написано?

Пытаюсь извернуться, чтобы разглядеть надпись, не выходит. Уродская футболка!

Ну вот и «плац». И мы, как пациенты психлечебницы на выгуле. Все одинаковые – в дебильных кепочках и футболочках с логотипом лагеря. Аж в глазах рябит от оранжевого! Ору и табличкой как флагом размахиваю. Заколебался уже по струнке ровно стоять. И чего мы так рано выстроились? Я бы за это время выспаться успел.

– И долго еще ждать? – не выдерживаю, возмущаюсь во всеуслышание, но сразу получаю от Алины по голове. Вот выскочка!

Еще и тетка какая-то из делегации на порожках что-то квакает в мою сторону, но я ничего не слышу. Ни-че-го. Пусть громче орет!

Снимаю головной убор и на табличку его – опа! «Второй Максим Валерьевич к вашим услугам! Прошу любить и жаловать!» Тычу этой табличкой в лицо Алине. А она мне – кулаком промеж лопаток. Выдра!

Ищу Рыжего среди этого апельсинового поезда. О, есть! Шестой вагон. Двигаю к нему через всю площадку, продолжая размахивать табличкой, а сам на теть Наташу кошусь. Сработало! Срывается с места и спешит в мою сторону. Делаю вид, что не замечаю, – насвистываю «Рыжий, рыжий, конопатый», еле сдерживаясь от смеха при виде этих серьезных физиономий. Я бы сдох на месте малявок, если б попал к таким вожатым.

– Максим! – Железная хватка у тетки, у меня плечо в момент сводит. – Долго ты из себя дурачка будешь строить? Браво, конечно! Отлично получается! Только немного не к месту, тебе так не кажется?

– А то, что «к месту», – бесит! Не собираюсь выслушивать эти бестолковые проповеди!

– К месту… доказать, что тебе можно доверять.

– Пфф! – вспыхиваю внезапно. – Доверять? Я не ослышался? Да вы занянькались, как будто мне пять, а не семнадцать! Мать с отцом, так вообще… только прикрываются опекой, а сами хоть бы раз просто поинтересовались: «Максим, как у тебя дела?». Да не, заче-е-ем? У Максима же все замечательно: айфон последней модели, джинсы прямиком из Италии, частная школа…

– Максим…

– Что Максим?!

– Мы тебе детей доверяем…

– Спасибо огромное! – Скидываю ее руку со своего плеча. – Только немного не к месту, вам так не кажется? – И стартую.

– Встать в строй! – командным голосом рявкает тетка в спину, а потом вдруг добавляет шепотом, но я отчетливо слышу каждое слово: – Я в тебя верю, Максим.

И меня прошибает холодный пот. Останавливаюсь. Всеми силами стараюсь усмирить в себе злость. Кулаки напряжены – не разжать. Губу прикусываю, тут же чувствую вкус крови. И не понимаю, что со мной такое происходит. А Рыжий ржет по-тихому… Как задвинул бы этому придурку!

Но не успеваю опомниться – ведут. Стягиваются ручейками со стороны ворот в самый центр асфальтированной площадки говорливые толпы. Мал мала меньше! С улыбками на пол-лица. А потом постарше… И еще старше… Почти сверстники. Ох, сколько же их!

Успокаиваюсь, кажется. Улыбаюсь невольно пацаненку с моднявой стрижкой, тому, кто ближе всех ко мне, а потом – ушастой девчонке в красном платье. Интересно, с какого возраста в лагерь принимают? Они все такие крошечные в крайнем ряду.

– Первый отряд! – задорно командует молодая женщина, и один ручеек отделяется от общего потока.

Вышагивают с горящими глазами в сопровождении нескольких взрослых к табличке с номером «один», и парень с девушкой из нашего апельсинового поезда с улыбками встречают своих подопечных. А эти, мелкие, такие чудные – делятся девочка к девочке, мальчик к мальчику. И я снова ржу в голос.

– Ты, я вижу, сегодня в хорошем настроении, – наклоняется ко мне Длинный. Говорит мягко, без претензий. Одобряюще вроде. А я все думаю, как к нему обращаться. «Женя» – убого, «Евгений» – глупо. Поэтому отмалчиваюсь, только ухмыляюсь коротко, но тоже без всяких предъяв.

– Мы его перевоспитаем, – в своей излюбленной манере мурлычет Алина.

Нашлась, блин, воспитательница! И меня опять тянет на «подвиги».

Сую Женьке нашу табличку с номером «четыре», бейсболку козырьком назад переворачиваю и пускаюсь навстречу малышам, которые уже приготовились примкнуть ко второму отряду. Протягиваю ладонь смешной девчонке с большими глазами-бусинами, как у куклы, а она сначала ломается (ну как и положено всем юным кокеткам), но через секунду одаривает меня шикарной улыбкой. Хоть стой, хоть падай! Скачем вместе с ней к ее будущим вожатым – дылде двухметровой и губастому, который со мной в одном купе ехал.

– Мадам! – присаживаюсь на одно колено, подводя к ним малышку, а они замерли с каменными лицами.

Девчонка отпускать меня как будто и не собирается. Поэтому подсказываю, намекая на сложный выбор:

– Вы к этому джентльмену хотите пойти или… – посмеиваюсь, потому что ничего приличного на ум не приходит, – к боярыне Морозовой?

Губастый прыскает со смеха, но тут же напяливает на лицо серьезную мину, боязливо косясь на эту гром-бабу. А у той, видно, оценить юмор совсем не получается.

– Я к тебе хочу, – смущается девчонка и еще крепче сжимает мою руку.

– Прости меня, кнопка! – Сам от себя не ожидал, что буду оправдываться и блеять несвязно, как баран. – Понимаешь… У тебя другой отряд. А я не могу… Я вообще как бы… стажер.

А она ко мне прижимается и щекочет щеку непокорными кудряшками.

– Ну слушай… – начинаю уговаривать и опять несу черт-те что, – смотри, какая у тебя вожатая классная будет! Кто пальцем тронет, она сразу – бдыщ! – и разобралась! И никто больше не обидит.