Дальше Офелии попался совершенно непонятный рисунок: нечто вроде улья, парящего в небе. Наверно, фантазия художника…

Перевернув еще несколько страниц, она увидела сцену охоты. Мужчина стоял, гордо подбоченившись, на фоне какой-то груды мехов. Рукава его рубашки, засученные до локтей, обнажали сильные, мускулистые руки, сплошь покрытые татуировкой. У охотника были светлые волосы и жесткий взгляд.

Офелия не сразу поняла, что груда мехов за его спиной – шкура всего лишь одного зверя. Это был гигантский волк, величиной с медведя. Офелия перевернула страницу. На сей раз охотник стоял в группе людей. Они позировали перед нагромождением рогатых лосиных голов, и голова каждого лося была размером с человека. Все охотники походили друг на друга: безжалостный взгляд, светлые волосы, одинаковые татуировки до локтей. Никто из них не держал никакого оружия, как будто они убивали лосей голыми руками.

Перелистывая альбом, Офелия обнаруживала тех же охотников, красовавшихся перед другими поверженными животными – моржами, мамонтами, медведями. Все животные отличались невероятными размерами.

Девушка медленно закрыла альбом и положила его на место. Таких гигантских зверей она видела только на картинках в детских книжках… Маленький музей Офелии не подготовил ее к той жизни, о которой рассказывали наброски Аугустуса. Очки у девушки посинели – синий был цветом дурных предчувствий. Больше всего ее поразил взгляд охотников. Жестокий и вызывающий. Так смотрят глаза, привыкшие к виду крови. Офелия очень надеялась, что глаза ее жениха будут иными…

– Ну как? – спросил крестный, когда она подошла к нему.

– Теперь я лучше понимаю вашу неприязнь.

Старик снова начал перебирать документы.

– Сейчас найду тебе еще кое-что, – буркнул он. – Те наброски все-таки сделаны полтора века назад. И, кроме того, на них изображено далеко не всё!

Именно это и беспокоило Офелию: Аугустус чего-то не показал в своем альбоме. Однако она промолчала, вместо ответа пожав плечами. Кто угодно, кроме старого архивариуса, мог бы принять ее пассивность за бесхарактерность. Офелия казалась невозмутимой, и было почти невозможно угадать, что за чувства бушуют в ее груди.

Рисунки Аугустуса напугали девушку. Офелия спрашивала себя: действительно ли за этим она пришла в архив?

Легкий сквозняк пробежал по ее лодыжкам, чуть приподняв подол платья. Холодный воздух шел из лестничного пролета, ведущего ниже, в еще более глубокое подземелье. Офелия бросила взгляд на цепь, преграждавшую проход. На цепи висела табличка:

Сквозняк по-прежнему гулял по архиву, и Офелия расценила его как приглашение. Второе подземелье явно требовало ее присутствия.

Она дернула за рукав крестного, сидевшего на скамеечке и поглощенного чтением документов.

– Вы разрешите мне спуститься?

– Вообще-то, как тебе известно, я не имею такого права, – пробурчал старик из-под усов. – Там личный архив Артемиды, туда допускаются только архивисты. Она доверяет нам, и мы не должны этим злоупотреблять.

– Не волнуйтесь, я ничего не собираюсь читать голыми руками, – пообещала Офелия, кивнув на свои перчатки. – И потом, я прошу у вас разрешения не как родственница, а как директор музея Примитивной истории.

– Ну да, ну да, знаю я эту песню! – вздохнул старик. – Что ж, я сам виноват, слишком много воли тебе давал.

Офелия сняла цепь и спустилась по лестнице, однако лампочки на ее пути не зажглись.

– Свет, пожалуйста! – попросила она, оказавшись в полной темноте.

Ей пришлось повторить это несколько раз. Здание Архивов явно осуждало столь невиданное нарушение правил. Наконец оно неохотно включило несколько слабо мигающих лампочек, дав понять Офелии, что этим и ограничится.

Сверху донесся голос крестного, гулким эхом заметавшийся от стены к стене:

– Ничего там не трогай, слышишь? Я ведь знаю, какая ты безрукая!

Офелия прошла по сводчатому залу, под аркой, на которой был выбит девиз архивистов: «Артемида, мы почтительные хранители твоей памяти!» Теперь перед ней тянулись бесчисленные ряды Реликвий.

Если в жизни Офелия, с ее непослушными волосами, неловкими движениями и робким поведением, временами напоминала неуклюжего подростка, прячущего взгляд за очками, то перед лицом Истории она совершенно преображалась. Все ее кузины обожали балы и прогулки у реки. Но для Офелии самым чарующим местом на свете был этот зал в подземелье Архивов. Здесь, в стеклянных витринах, благоговейно хранилось общее наследие ее Семьи – документы самого первого поколения ковчега. Здесь можно было найти сведения обо всем, что произошло сразу после Раскола.

Раскол… Это стало ее профессиональным наваждением. Иногда ей снилось, что она бежит к линии горизонта, которая неуклонно отдаляется. И вот так, ночь за ночью, она бежала все дальше, но мир по-прежнему оставался бесконечным, круглым и гладким, как яблоко. У себя в музее она собирала вещественные приметы прежнего мира: швейные машинки, двигатели внутреннего сгорания, метрономы… Офелия не испытывала ни малейшей симпатии к молодым людям, своим ровесникам, зато могла часами любоваться каким-нибудь древним барометром.

Она остановила взгляд на первом Реликварии, где под толстым стеклом покоился старинный пергамент. Это был основополагающий документ их ковчега, тот, что связывал Артемиду с ее потомством на Аниме. В соседнем Реликварии хранился первый вариант их законодательства. В нем уже были сформулированы юридические положения, предоставляющие Настоятельницам полную власть над всем сообществом. В третьем Реликварии находился кодекс, содержащий основные обязательства Артемиды перед ее потомками: следить, чтобы все были сыты, имели крышу над головой, получали образование, честно соблюдали законы. Заключительная статья, написанная крупными буквами, гласила:

Артемида не должна покидать ковчег и оставлять на произвол судьбы свою Семью.

Не сама ли Артемида вписала сюда это обязательство, дабы на все грядущие века привязать себя к Аниме, к ее обитателям?!

Офелия переходила от витрины к витрине, чувствуя, как на нее нисходит великий покой. Будущее уже не так тревожило ее. Она забыла жестокие взгляды охотников, забыла свое принудительное обручение и предстоящий отъезд далеко, очень далеко от всего, что было ей дорого…

Чаще всего в Реликвариях хранились особо ценные рукописные документы, такие как карты нового мира или свидетельство о рождении первого ребенка Артемиды, старшего предка всех жителей Анимы. Но были здесь и вполне обычные атрибуты повседневной жизни: парикмахерские ножницы (ныне бесполезные), очки-«хамелеоны», сборник сказок, чьи страницы переворачивались сами собой. Все эти вещи относились к разным периодам, однако Артемида пожелала, чтобы они стали символической частью ее коллекции. Но что именно они символизировали? Артемида уже и не помнила этого.

Ноги сами вынесли Офелию к очередной витрине. Там, под стеклом, лежал полуистлевший список; чернила почти совсем выцвели от времени. В списке значились мужчины и женщины, выжившие при Расколе и примкнувшие к Духу Семьи, чтобы создать новое общество.

Бесстрастный перечень дат и имен… Но при виде его у Офелии дрогнуло сердце. Она поняла, какая сила привела ее сюда. Это было не просто желание ознакомиться с документами, это был возврат к истокам. Ее давние предки своими глазами видели гибель Вселенной. Но разве они покорно уступили смерти? Нет, они выстояли и создали для себя иную жизнь.

Офелия откинула волосы со лба. Ее очки, сохранявшие в последнее время унылый серый цвет, неожиданно посветлели. Сейчас девушка переживала свой личный Раскол. Ее все еще мучил страх, но теперь она знала, что ей следует делать. Она должна была принять вызов судьбы.

Шарф на ее плечах зашевелился.

– С добрым утром! – поддразнила его Офелия.

Шарф, медленно извиваясь, сполз по пальто хозяйки, затем вернулся на место, плотнее обвил ее шею и снова замер. Это был очень старый шарф, он почти все время спал.