– Ты вставать собираешься? – вошла она снова в мою жизнь.

– Нет. Хочу проваляться в постели до следующей субботы. Ты со мной?

– Я бы с радостью, но работа. Не жалко тебе жизнь на сон тратить?

– Нет, жалко тратить на пустую работу.

– Кофе будешь или еще поспишь?

– Да какой сон без тебя.

– Сладкий.

– Тогда мне кофе без сахара.

– Что у тебя на сегодня? – спросила Лучана, поправляя волосы.

– Море любви. Поедешь со мной? – лежал я в постели, наблюдая за движениями своей женщины.

– Я же говорю, что на работу опаздываю.

– И с кем мне тогда там купаться?

– С добрым утром.

– Много ли в нем добра? Когда я не высплюсь, «доброе утро» звучит для меня как ругательство.

– Ты только представь: утро приходит. А тебя еще нет. Оно долго сидит в одиночестве, ждет. Открывает окно, как буфет. Достает солнечный мед. Заваривает чай. Ест и пьет, наблюдая фарфоровый хоровод облаков. Поглядывает на часы, молча думает. Тебя все еще нет. Наконец, не дождавшись, уходит, оставляя записку коротенькую на столе:

«Буду завтра. Чай еще свеж. И хватит сопеть, поднимайся, иначе скоро наступит день и придавит заботами.

Твое доброе утро».

– Сто лет уже не получал записок. Красиво, но как-то реальности маловато. Твое утро не умеет материться.

– А должно?

В этот момент, подтверждая мою правду, завизжал будильник в телефоне.

– А как же. Человек нуждается в жестоком обращении, иначе не дойдет… до работы, – дотянулся я до телефона, обнаружил там время и отключил его. «Подумать только, его можно отключить одним пальцем», – осенило меня.

– Все, что тебе нужно, написано на моем лице. Читай внимательней. Ты дома будешь сегодня? – цокала каблучками Лучана.

– Да, надеюсь прикончить вторую часть книги.

– Я еще и первой не видела. Когда ты мне дашь уже потрепать свой роман?

– Тебе что – в жизни их не хватило?

– Нет, представь себе, не хватило. Как себя помню, читаю одну и ту же книгу: увесистый том, величественный талмуд, ходячую энциклопедию, священную Библию.

– Черт, после таких сравнений я начинаю себя любить, несмотря на утро. Иди ко мне, я тебя почитаю, вслух, – хотел ухватиться я за подол ее платья, но поймал только его тень.

– Кто-то же должен работать, – собралась выходить из комнаты Лучана.

– Хорошо, что у меня нет долгов.

– А как же твои читатели?

– Я же с ними не живу.

– Зато они с тобой периодически.

– Что-то я не почувствовал.

– Вот! И я замечаю, что ты становишься бесчувственным.

– Это точно, когда я вижу тебя, нюхаю, трогаю, слышу, пробую, я все время думаю: зачем мне эти пять чувств, не будь шестого.

– Ну как мне после такого работать? – отпустила она ручку двери и подошла к кровати, где я тут же скомкал ее в свои объятия.

– Повышенная влажность белья?

– Откуда в твоей лохматой башке столько женщины? – начала она ласково шерстить мои волосы.

– От тебя.

– Или от тех, с которыми ты спал.

– Мне подумать страшно, с кем только я не спал.

Лучана глянула на меня неодобрительно. Как всякий голый мужчина, я начал оправдываться:

– Ты сама только что так сказала. А представь, со сколькими переспал Шекспир или Толстой? Спать с книгой считается изменой?

– А как же. Так что дописывай, чтобы я тебе не изменяла с другими. Все, мое время вышло, а я еще нет, – выскользнула она из мужских сонных объятий и поспешила в коридор к зеркалу, которому обязательно должна была понравиться, чтобы выйти из дома с подходящей маской.

– История любви? – поинтересовалась Фортуна.

– Мужчина и женщина. О чем еще можно снимать в Италии.

– А как они познакомились?

«Будучи женщиной самодостаточной, я легко могла привлечь, соблазнить, влюбить, но влюбиться… Как это было неосмотрительно с моей стороны, как опрометчиво, как безумно, как сногсшибательно…» – пыталась она причесать эту непослушную мысль, нежась в утренних лучах мужских поцелуев.

– Никогда не спала с первым встречным, сказала она мне, лежа на кровати и наблюдая, как я натягивал джинсы.

– Ну и как? – застегнул ширинку.

– Что-то в этом есть.

– В этом – это во мне? – накинул рубашку на свое мускулистое тело.

– И в тебе тоже.

– На самом деле, это я был в тебе, – посмотрел на нее с улыбкой.

– Ну, и что там?

– Честно тебе сказать или соврать? – нашел под кроватью свои сандалии.

– Лучше соври, мне еще целый день работать сегодня.

– Хорошо. Там было необычно, – снова сел на кровать, которая еще не остыла от ночи, и обул одну ногу.

– Что значит необычно?

– Хочется повторить, – влез ногой во вторую.

– Спасибо! Из тебя вышел бы отличный любовник.

– К счастью, из меня могу выйти только я, и то не самостоятельно, а когда выведут. Забыл, где у тебя выход. Ты не помнишь, как я к тебе вошел?

– Через сердце, – стянула она с плеча простыню и оголила в знак доказательства левую грудь. – Выход там, – указала мне рукой на проем в стене.

– Никак не могу привыкнуть к твоему окну. Ну пока, – поцеловал я ее на прощание в сосок. – И извини, что вошел так бесцеремонно.

– К черту извинения, продолжай, ничего такого раньше не чувствовала.

– Я тоже.

– Позвони мне, если это желание у тебя не пройдет, – снова укутала она простыней открытые части своей суши.

«Все проходит, кроме меня самого», – подумал я и вышел в окно. Сделал по асфальту несколько шагов, оглянулся на древний дом. Тот уже просел и пустил корни, а посему первый этаж стал вровень с тротуаром. Достал из кармана сигареты, положил одну из них в рот. Прикурил и затянулся. Вроде бы выходишь в окно, а жизнь продолжается. И ничто ее не в силах остановить, кроме случайных знакомств.

– А как вы туда попали? – гладила чашку Фортуна, будто та должна была ей ответить.

– В Италию? – уточнил Павел.

– Ну да, в кино.

– Как и все, случайно.

Во всем виноват кофе. Я летел в отпуск в Болгарию. Обычный рейс, обычная стюардесса налила обычный кофе и передала мне. И вот когда кофе был у меня почти в кармане, сосед мой неожиданно решил поменять позу, да так, что кофе действительно оказался в моем кармане.

Мужчина, как мне показалось, не сразу понял, в чем дело. Глаза его были наглухо зашторены темными очками. Тихо сказал:

– Извините.

– Вы что – не видите? – оторвал я мокрую ткань своих брюк от ноги, чтобы не было так горячо.

– Я – нет, – ответил он мне в тот момент, когда стюардесса уже стирала салфеткой пятно с моих штанов. Потом повторила маневр с кофе, снова наполнив мне пластмассу. На этот раз все прошло удачно. Я поблагодарил ее, она очаровательно удалилась обслуживать других пассажиров, оставив мне улыбку в качестве компенсации за нанесенный ущерб. Еще несколько секунд покатала мой взгляд на качелях своих впечатляющих ягодиц, пока те не растворились в проходе самолета. Приятная женщина. Злость мою сняло как рукой. Ее рукой.

– А что случилось? – произнес как ни в чем не бывало сосед сквозь очки.

– Штаны до сих пор дымятся.

– Что, стюардесса понравилась? Надо держаться.

– Поздно, уже пятно, – мне самому тоже стало смешно.

– На что похоже? – спросил он.

– Напоминает профиль моей бывшей жены. Пожалуй, так и оставлю.

– Ну что же, кофе здесь неплохой. Хорошо пахнет, – сделал он глоток из своего стаканчика. – Да и место для жены подходящее.

– Век готов с пятнами ходить, если такая женщина будет так усердно гладить мои ноги.

Я снова поймал полуулыбку стюардессы, которая уже не слышала нас и разливала кофе пассажирам, сидящим впереди.

– Вы уж не держите на меня зла, – продолжал сосед.

– Уже отпустил, нам же еще как-то надо жить вместе… эти два часа.