Впереди простиралась открытая вода. За ней, где-то ещё не в пределах видимости, уже раз пройденные неприятные льды. Прикинули в штурманской направление и скорость их дрейфа. Течения с Карского моря и устойчивый норд влекли дрейфующее поле к югу, юго-западу.

– Нам попался, видимо, отколовшийся бродяга-пак – спустившийся отрог океанического ледяного массива, обросший годовалым льдом местного происхождения, – сделал самое простое предположение капитан, – не понравился он мне. Рассчитайте маршрут, курс, время… сам поведу.

Наведавшись в радиорубку, Андрей Анатольевич уселся и немного погонял шкалу, но не было даже словленной ранее морзянки. А поскольку записи перехваченных сигналов не велось, то и дежуривший на тот момент радист уже сомневался:

– Теперь уж и не знаю… может, это такие отголоски грозовых помех были…

Капитан покосился на блоки и терминалы глобальных систем, но там много не покрутишь, не подстроишь – просто светятся «контрольки» отсутствия доступных спутников. Вот и весь сказ.

По пути к себе в каюту его перехватил Волков – старший лейтенант был настойчив и хотел обговорить какие-то вопросы с капитаном лично.

Особого желания не было – устал, но согласился, надеясь, что недолго:

– Пройдёмте в мою каюту… там.

Спустились палубой ниже. У двери каюты Черто́в попросил обождать, ненадолго скрылся у себя, потом вышел (видимо, переодевшись) и предложил пройти в рабочий офис – соседняя дверь.

– Давайте, – натруженно усевшись за стол, предложил хозяин кабинета, – выкладывайте. Вы всё по поводу ввода ваших парней в действие?

– И про это тоже…

– Эк вы, военные, так и норовите построить, возглавить да покомандовать! Да вы присядьте…

– Я просто хочу сказать, что всецело стою́ на вашей стороне. И, несомненно, признаю́ ваше командное право на корабле…

– На судне, – рассеянно поправил кэп.

– …но если надо будет провести военную операцию на суше – тут уже моя компетенция. Ежели надо будет защитить ледокол от несанкционированного враждебного проникновения, абордажа – в этом случае выбор за совместными действиями. Потому что именно вам и экипажу известны важные, уязвимые точки судна, которые надо взять под контроль в первую очередь.

– Вы серьёзно? Думаете, может дойти и до такого? – Брови капитана взметнулись в удивлении и тут же нахмурились тревогой.

– Я просто не исключаю и хочу просчитать любую ситуацию, но, конечно, для начала увериться, так ли верно, что мы не в своём времени.

– Да… слишком фантастично. И есть сомнения. Мою версию не поддержали. Даже я сам сейчас уже не уверен…

– А вот я… не то чтобы наоборот, но после того как послушал резоны ваших помощников, понял, что это не коллективное умопомешательство.

– Люди просто не верят, цепляются за надежду, что всё произошедшее – недоразумение, – Андрей Анатольевич кисло улыбнулся, – погодно-аномальное.

Лейтенант покачал головой:

– Я подумал, сопоставил факты… хоть пустынные острова, которые мы посетили, для меня не аргумент (я на них раньше не бывал, и мне не с чем сравнить), но если собрать всё, что с нами произошло до кучи – в знаменателе маячит ваша гипотеза. Ещё бы пару доказательств, и… тогда уж точно.

– Что точно? – Вопрос прозвучал всё ещё вяло, но экспрессия офицера начала немного поддёргивать.

А Волков не удержался – вскочил и начал вышагивать по капитанскому офису. Достаточно удобное, в плане простора, помещение неожиданно стало тесноватым для широкого и плечистого морпеха.

– Да как вы не понимаете! Только подумайте! На начало двадцатого века – мы сами со своими знаниями… судно, которое в техническом плане впору назвать суперсудном! Начинка и грузы на борту! Всё это бесценно и беспрецедентно! Да разведка и правительство любого государства душу дьяволу продадут, чтобы обладать всем тем, что мы несём в себе и с собой!

– Но нам, так или иначе, для идентификации даты, да и вообще узнать – не творится ли какая-нибудь чертовщина в мире, необходимо встретить и опросить аборигенов. Или следовать в район Мурманска, в порт.

– А чьи суда мы тут можем встретить? Из чужаков – норвежцев, англичан, американцев?

Черто́в, наблюдая за движениями подкачанного вояки, нашёл их немного забавными – эдакий крепыш-паровоз, пыхтящий до одного конца кабинета, затем почти со строевой грацией «кру-гом» и обратно. Остановить эту шагистику хотелось каким-нибудь «равняйсь-смирна», но вырвалось:

– Скажите, а какое у вас было прозвище в училище?

– А почему вы спрашиваете? – От неожиданности лейтенант замер и сразу же ответил: – «Волчок». И в школе тоже.

– По фамилии, – понимая, кивнул кэп и улыбнулся, – но и так похож – крутишься, как волчок.

– А у вас? – немного взъелся морпех.

– У меня тоже по фамилии, но не от «черта́», а от «чёрт». Поначалу в школе дрался и нередко доставалось. Потом даже понравилось – «Чёрт» так «Чёрт».

Капитан на секунду замолчал, погружаясь в воспоминания. Затем всё же вернулся к прерванной теме, снова став серьёзным, уточнив:

– Что же касается… то есть мы по умолчанию будем отталкиваться от ситуации, что находимся в прошлом? Мы, по сути, говорим о царской России начала двадцатого века?

Старлей осторожно, но уверенно кивнул, соглашаясь:

– Так точно.

– Так вот, что касается встречи с судном… замечу, с любым судном, включая и российские – практически от любой посудины мы можем просто уйти, то бишь удрать, пользуясь преимуществами РЛС и скорости. Кто тут может быть? В основном поморы, русские и норвежские зверо- и рыболовы. Военные корабли – только российские из охраны и патрулирования охотничьих угодий. Эти – да, могут проявить к нам навязчивый интерес в специфике своих противобраконьерских задач. А нам… нам вообще имеет смысл поднять американский флаг. Вот только не надо на меня так зыркать, будто я родину продал! Сами же говорили: «разведки мира… душу дьяволу… тыры-пыры»… А так – никакого внимания к России! Огромный, диковинный корабль с красной надстройкой – исключительно заокеанский.

– А зачем нам и от российских судов скрываться?

– Не скрываться, а… но опять же перефразируя вас – мы весьма лакомый кусок. Нас с таким же успехом могут взять в неприятный оборот не только просвещённые мореплаватели и их европейско-заокеанские коллеги, но и российские деятели. Среди которых немало далеко не патриотов, корыстолюбцев, продажных чинуш, да и просто дураков. А мне не улыбается идти в безоговорочное подчинение к подобным типо́м. Хочется сохранить, так сказать, творческую независимость. Так не лучше ли объявить, что мы русскоязычные выходцы из Америки, вознамерившиеся помочь альма-матер в плане промышленных разработок и технических новинок? Но на своих условиях, а не по прихоти недалёкого самодура, который сдуру, извините за тавтологию, прикажет забивать нашим «атомным микроскопом» гвозди. Вы понимаете, о чём я?

Старший лейтенант задумался, изображая на лице работу мысли и умозаключений. Поначалу на вид даже согласился, но потом до него дошло:

– Но ведь в таком случае мы не сможем выступить в роли…

– Кассандры?

– Ну, типа того. Если мы предстанем как просто технические новаторы, не обозначив, откуда мы и кто, нам никто не поверит. Не поверят в то, какие потрясения ждут страну… И ничего не изменить.

– Революция? Поддержать царскую власть?

– Да при чём здесь царь! Жертвы. Война. Да и чем лучше всякие «бронштейны» и прочие «швондеры».

– И то верно. Но это хорошо, что вы вне политики. Военные так и должны. Вот и я бы не хотел влезать в политические дебри, – капитан примолк, почёсывая подбородок. – Попытаться можно. Если осторожно. России вообще бы в «Антанту» не влезать…

– А если и влезет… – запальчиво встрял лейтенант, – согласен, что технически раскачать царскую Россию будет непросто и не быстро. Я мало что помню из Первой мировой, но был Брусиловский прорыв и окружение армии Самсонова, а у нас тут два десятка современных радиостанций – наладить взаимодействие армий, вломить немцам. Глядишь, и спокойней всё пройдёт с революциями и гражданскими смутами.