Девятьсот тридцать первый день Катастрофы

Эмвэдэшники устроились хорошо. С комфортом устроились.

На Воткинском шоссе есть здание ГАИ, оно новое совсем, строили уже после развала СССР, и недалеко – здание райотдела, которое незадолго до катастрофы поставили. А там дальше по трассе, за пустующими цехами «Буммаша», – квартировал ОМОН, и в высотке – отдел по борьбе с экономической преступностью, бывший. И теперь там же ОРЧ-6 – оргпреступность. И рядом со зданием ГАИ строился целый микрорайон новый, высоток. Большинство из них к началу катастрофы не были заселены. Вот полиция, как только все началось, и начала переселяться. Все равно – какая сейчас ГАИ, кому она нужна, никакого учета машин нет – не до того. В здание ГИБДД – а оно строилось с размахом – заселилось министерство, сотрудники в основном переехали в жилгородок, а начальство – в коттеджный поселок «Биатлон» и близлежащие. Часть жилья там пустовала, а если и не пустовала – то вопросов хозяева не задавали.

Что касается меня и моего отношения к полиции… давайте не будем, а? Все равно ничего и никогда не изменится, хоть небо на землю упади. Я как-то раз читал воспоминания о жандармской службе начала прошлого века. То же самое. Все точно то же самое. Хоть плачь.

У меня есть друзья. Если что – они мне помогут. Все.

Свернули на «Биатлон». Там стоял пост внутряков, у них был БТР. Понятное дело, сохранность собственной задницы важнее всего на свете. Помимо прочего, весь поселок был обнесен двумя рядами трехметровой сетки-рабицы с кинутой поверх колючкой. Не пройдет ни зомби, ни даже монстр, если сюда выйдет.

Вот так вот живут наши правоохранители. Или – правоохренители. Короче, что охраняем, то и…

– Свои.

Старлей не убедился – посмотрел в салон, попросил открыть багажник. Депутатская корочка убедила – но не сильно.

Еще один головняк. В будущем.

Внутри были дома, коттеджи, обнесенные заборами, на многих домах дорогущие кирпичные сломали, поставили сетку-рабицу – это теперь новая мода, чтобы простреливалось все. Играли дети…

Новосельцев – бывший зам (министр уехал за семьей и пропал, он не местным был, варягом) – был внешне компанейским мужиком около пятидесяти. Он не имел отношения к стремному по любым меркам ОБЭП, где приличных людей по пальцам одной руки, но не работал и в УГРО. До того как перейти в центральный аппарат замом, он возглавлял ГУВД Сарапула. А там всякое было… но сейчас не время.

– Привез, товарищ министр.

– Ага.

Министр – он был в спортивном костюме, один, и жарил шашлык, – улыбаясь, протянул руку.

– Как жизнь?

– Только держись.

Думаешь, я тебе верю? Ага, три раза.

Я ментам вообще не верю. Я верю конкретным людям. И от конкретных же людей знаю, какой кошмар всегда творился в органах. Это же змеиный клубок – друг друга подставляют, начальство сжирают, начальство создает кланы и вяжет людей совместно совершенными преступлениями, а кое-где и кровью. В Нижнем Тагиле сидели в основном либо лохи, либо те, кого сожрали и подставили. Причем раньше – по словам знающих – было лучше. Раньше подсиживали тупо за должность, за продвижение по службе. Сейчас каждое место – это большие деньги, место начальственное – это огромные деньги. А еще Маркс… кажется, заметил что нет такого преступления, на которое капитал не мог бы пойти ради 300 % прибыли. Тут же прибыль стремится к бесконечности, потому что вложенного капитала нет, есть только отдача. Ну, это если ты должность не купил. Тогда вложенный капитал есть, конечно.

И еще одно. Не знаю, с чего это пошло, но в какой-то момент менты стали часто употреблять слова «моя земля». Сначала этот термин означал «территория, находящаяся в моем оперативном обслуживании», потом «территория, где мне все платят». А сейчас сами понимаете – эти слова могут приобрести совсем другой вес и значение.

Министр прошел к мангалу – он у него был старомодным, угольным. Взял опахало…

– Интересный вы человек… Александр Вадимович, – сказал он, раздувая угли.

– Чем? – спросил я.

– Вы хоть и в Госсовет не избираетесь, но мыслите… как государственник.

– Я мыслю как человек, который хочет остаться в живых.

Генерал сделал нетерпеливый жест – не перебивай, мол.

– Оставаться в живых тоже можно по-разному. Кто-то забился, как мышь под пол, а кто-то думает… большими масштабами, скажем так. Вашу служебку Синцов вкруговую направил. Масштабно мыслите.

Я пожал плечами:

– Наблюдательность, и не более того.

– Да нет. Просто вы не те выводы делаете, какие следовало бы. Вот возьмем нас. По факту мы уже не Удмуртия, мы – союз городов. Под нашим контролем – половина Татарии, почти вся Кировская область. И не только потому, что у нас есть оружие, верно?

– Вопрос с Нижним вы правильно подняли, только выводы не довели до конца. Нижний фактически контролируют местные и подмосковные кланы. Мы контролируем Поволжье. Они представляют для нас опасность. Столкновение в будущем неизбежно. Следовательно?

Я снова ничего не ответил.

– Лучшая защита – это нападение. Нам следует ударить первыми.

– То есть – ударить?

– Вы один из немногих, кто много времени проводит за территорией республики. В Нижний ездит, торгует. Вот вы мне и скажите – осилим мы Новгород взять или нет?

– А зачем? – спросил я.

– Ну что вы как маленький. Зачем… Затем, что есть мы и есть они. И рано или поздно возникнет вопрос – кто главный, как в любом коллективе. Они хотят поставить крышу нам – почему нам не поставить крышу им?

Я слушал, не подавая вида, какое раздражение вызвали у меня эти слова. Вот есть же люди… я не знаю, откуда только берутся такие. Такая трагедия произошла, я не знаю… если нас тридцать миллионов осталось – так это очень хорошо, люди как могут выживают, весь мир как может выживает. Нам просто повезло – нас почти не затронула беда в силу целого ряда факторов. Но нет, мало нам проблем с замертвяченными городами, с нарушенными путями, схемами движения товаров, с производством почти на коленке – так надо еще усугубить. Начать войну, тупо за то, кто кому отстегивать должен.

Откуда берутся только такие. Готовы хапать и хапать, и ртом, и ж…

Но и ссориться нельзя.

– Илья Игоревич… – сказал я, – Новгород хорошо укреплен, и там сходятся интересы сразу нескольких кланов с юга. А мы не можем себе позволить иметь их врагами, если нас отлучат от торга – будет только хуже.

– А я считаю, что не отлучат, – сказал Новосельцев, раздувая из углей пламя, – знаете, я хоть человек и простой, но тоже люблю поразмыслить на досуге. Так, чтобы мозги плесенью не покрывались. Вот у меня такой вопрос возник – почему, например, амеры на япошек ядрен-батон сбросили, два города у них сожгли – а узкоглазые их простили. А мы, к примеру, вперлись в Чехословакию в шестьдесят восьмом – ничего особенно, не бомбили даже, – и нас и через пятьдесят лет этим попрекали. Почему так?

Я пожал плечами.

– А потому, что это так и должно быть. Кровь прощают сильным. А мы слабость проявили – в нас и вцепились. Если бы не девяносто первый – чехи бы и сейчас нас в ж… целовали.

– Сейчас – вряд ли, Илья Игоревич…

– Ну, я утрированно говорю, ты понял.

Я подумал несколько секунд, подбирая ответ.

– Илья Игоревич… я полагаю, что вопрос о превентивном нападении на Новгород несколько… непроработан.

– Почему? – спросил министр.

– Тут есть тонкие моменты.

– Например?

– Видите ли, торг – дело сугубо добровольное. Никто не заставляет нас, татар или кого-то еще ездить на торг в Новгород, правильно? Просто так исторически сложилось. Если же кто-то силой будет брать Новгород и у него это получится даже – добровольности больше не будет. И тогда что мешает остальным устроить торг где-то в другом месте, так? И получится, что мы пролили кровь, потеряли ресурсы, взяв в итоге пустое место. Это не говоря о том, что к нам все будут относиться с большим подозрением.