Рабочий день начался с того, что разыгрывали талончики на переиздание Гоголя - не досталось. Потом была куча разных дел и звонков - забарахлил телефон. С внутренней АТС пришли только после обеда. А Нестеров ждал. В довершение всего опоздал в столовую, а когда там появился, то уже почти ничего не было. Сигарет в тот день не достал, разжился у ребят - коллег по управлению - какой-то южноамериканской дрянью, отчего заболела голова, цитрамон, конечно, кончился, а заведующая аптечным киоском ушла в отпуск. Попросил анальгина у генерала (тот цитрамон не употреблял), генерал дал две таблетки, но облегчения они не принесли, а вызвали только тошноту на голодный желудок.

Мало того, Нестеров еще и забыл вовремя получить продуктовый заказ, который теперь где-то валяется, и прекрасно понимал, что до завтра эти скудные продукты вне холодильника не доживут, а кладовщик ушел, как ему и положено, в шесть часов вечера домой.

В таких ситуациях, при таком раскладе дня лучше было бы ничего не делать, да и делать ничего не хотелось, все валилось из рук, но вечером предстояло еще отогнать машину на станцию техобслуживания - барахлил мотор, текло мало. Нестеров так и поступил, искренне надеясь, что хоть это дело удастся, поскольку была предварительная договоренность.

Ему и тут не повезло. Потому что прогностикатор показал, что машине Нестерова требуется замена поршневых колец, а их не было. Поэтому Нестеров несолоно хлебавши вынужден был уехать со станции, которая находилась в противоположном от его дома конце города, а следовательно, не менее чем в часе езды, и он совсем обиделся на жизнь, когда на одном из перекрестков обнаружил, что еще что-то с глушителем: машина ревела, постоянно ему напоминая о том, что утром надобно проверять, с какой ноги ты встаешь.

Нестеров никак не мог разорвать эту дурную бесконечность невезения и вдруг увидел на другом перекрестке неоновую рекламу демонстрирующегося в Москве фильма "Рембо". И не просто, а "Рембо-3".

Подумав, что, посмотрев подобную нелепицу, он придет в себя и завтра будет в норме, он остановил машину. К его великому удивлению, в кассе нашлись билеты, да и сеанс начинался буквально через пять минут. Прекрасно понимая, что в подобном везении нужно постараться не сглазить, Нестеров достал было монету, чтобы позвонить жене, но раздумал и тотчас же направился в зал, где уже пошли титры киножурнала.

А когда наконец начался сам фильм и Нестеров подумал: "Ну и что, могу я, в конце концов, позволить себе один раз в жизни этакий загиб", неожиданно включился свет, картина прервалась, и в зрительном зале появились всматривающиеся в лица зрителей два младших офицера из его управления. И пока Нестеров выходил, пока директор кинотеатра просила прощения у зрителей за минутный перерыв в киносеансе, двое сотрудников объяснили Нестерову, что по поручению начальника главка они позвонили домой его супруге, узнали о том, что Нестеров вечером намерен ремонтировать машину, проследили его путь от автосервиса до дома и на полпути у кинотеатра обнаружили его машину. "Оперативно сработали, - обиделся Нестеров, - лучше бы не нашли".

- А что там у вас?

- Судя по всему, сто вторая, Николай Константинович, - сказал тот из офицеров, который был постарше.

- А что, сто вторую уже район не берет к производству?

- Да, там есть нюансы, - сказал молоденький.

- Нюансы, нюансы, - проворчал Нестеров. - Что, труп до утра не подождет? Кто мне оплатит пропавший билет в кино?

Ребята замолчали, сели в своего "Жигуленка", Нестеров - в своего. И вскоре всей компанией они были уже на Октябрьской площади, где Нестеров нарочно поставил машину не там, где ее положено ставить, а поближе к подъезду, рядом с казенными машинами генералов, и, поднявшись на шестой этаж, вошел в кабинет начальника Главного управления.

- А, хорошо, что зашел, - сказал генерал-лейтенант. Причем сказал он это таким тоном, как будто и не сам давал указание отлавливать по всей Москве бедного, измученного неудачами полковника. - Вот, познакомься с материалами.

Нестеров взял папку с прошитыми листами бумаги и совершенно индифферентно прочел десять строк, написанных на том, что лежало сверху.

- Ну и что? - сказал он.

Генерал давно знал Нестерова и поэтому был уверен, что поставить по стойке смирно в этой ситуации полковника было бы просто бессмысленно. Он включил погромче радиоприемник, который передавал какой-то в масштабах нынешнего быстротекущего времени древний джаз, услал под каким-то предлогом двоих находящихся здесь же сотрудников, перелистывавших с умным видом лежащие на столе документы, отметил про себя, что, вообще-то говоря, надо было бы сделать наоборот, и весело спросил, как показалось Нестерову, подражая Мюллеру из известного фильма:

- Ты знаешь, почему я выбрал для этого дела тебя?

Но Нестеров не хотел играть в Штирлица.

- А, - сказал он, - опять дело? А я думал, вы меня Глена Миллера пригласили послушать.

- Миллера будешь слушать в третье воскресенье своего отпуска. Два других будешь беспробудно спать. А сейчас послушай старика Мюллера, - сказал он, вытягивая губы дудочкой, как Броневой.

О чем дальше говорил генерал-лейтенант с полковником, доподлинно не известно. Но Нестеров вышел от начальника Главного управления ровно через полчаса, а через час уже был дома, где поставил машину основательно, чтоб по крайней мере неделю к ней не притрагиваться, потому что на все время порученной ему работы получил в пользование служебную машину с водителем, поднявшись на лифте, обнял несчастную свою полковничью жену и заснул сном праведника, чтобы в шесть утра быть уже на ногах.

В половине восьмого он сидел уже за своим рабочим столом и листал материалы дела, возбужденного сперва прокуратурой области, потом переданное в прокуратуру города, но приостановленное за нерозыском преступников и потому оказавшееся на столе у Николая Константиновича. Заранее готовый к любой чудовищности, Нестеров, повидавший на своем веку достаточно много, знакомясь с делом, все же присвистнул. Цинизм, с которым было совершено убийство, переходил все границы.

На 42-м километре Ярославского шоссе, в трехстах метрах от дороги, был обнаружен труп семнадцатилетней девушки с признаками насилия. Бесстрастная экспертиза установила, что насилие совершали трое, но убита она была достаточно необычным способом. Девушку привязали к дереву и раздавили автомобилем.

Областные органы дознания по необычным следам протекторов, по отпечатку бампера на теле девушки, по сколам древесной коры установили, что машина была иностранного происхождения, в материалах дела уже находилась ее фотография. Это был "Мерседес", по данным ГАИ принадлежащий жителю Москвы. И тут же заявление владельца машины, недельной давности по сравнению с датой убийства, что свидетельствовало о том, что машина эта у него угнана и находится в розыске.

И материалы дела, и невероятное преступление - все это было бы не в диковинку Нестерову, если бы не одно обстоятельство.

Рукой прокурора города на полях самого дела был написан номер надзорного производства по еще одному. Нестерова бросило в жар, потом ему стало стыдно, что он забыл: на его столе лежит не одна, а две папки. Хотя расписывался он, конечно, за две. Не открывая вторую, он уже понимал, что случилось. Следователь, принявший к производству дело по изнасилованию и убийству девушки, в общем-то преступление раскрыл, осталось найти преступника, вероятно, он уже знал, кто это, но...

Он был убит при исполнении служебных обязанностей не установленными лицами.

В голову полезли всякие неприятные мысли о социальной незащищенности юристов, о том, что правоохранительным органам не хватает технических средств, чтобы работать, денег, прав, наконец, людей.

"Куда смотрит Союз юристов, призванных защищать наши права? - подумал Нестеров. - Взносы-то он берет исправно". И он вспомнил, что вступил туда вовсе не потому, что верил, что его защитят. Просто там работал теперь его бывший коллега, и Нестерову не хотелось огорчать друга.