Вендт преданно следовал за нм по пятам. Мало что понимая в том, что делал Войтецкий, он тем не менее своей неусыпностью тоже помогал делу.

Однажды Войтецкий был расстроен, подготавливаемый им опыт не давался в руки, как кошка, напуганная собакой. И вдруг, увидя Вендта, ученый как-то по особенному взглянул на него и. Подведя к столику с только что изготовленными препаратами, заявил: "Выпейте, герр Вендт", - и подал ему стакан с яркой, похожей на разболтанный желток, жидкостью.

Вендт, не зная наверняка, что предлагает ему Войтецкий, пошутил, дескать, здесь, видимо, яд. Мирослав ответил невразумительно. Тогда Вендт незаметно окунул палец в раствор и дал его понюхать лабораторной мыши, сидящей неподалеку в клетке. Мышь облизала палец и встала на задние лапки. Вендт с интересом разглядывал ее.

Войтецкий, казалось, занимался своим делом. Вдруг он спросил: "Выпили, Вендт?"

Вендт поднял полный стакан.

- Не пейте, это вам не нужно, вы и так хороши, но попробуйте заставить это выпить кого-нибудь из них.

Вендт сразу поставил стакан на столик.

- Что это, черт возьми? - спросил он.

- Это мутанты, Вендт, формула бытия, и эта формула создана мной.

- Означает ли это, герр Войтецкий, что все, принявшие это снадобье, станут думать и действовать по вашему образу и подобию?

Войтецкий задумался. Он не был готов к ответу. Ему попросту не приходила в голову мысль, сформулированная только что Вендтом.

Вендт принял молчание Войтецкого за его поражение.

- Скорее всего вы правы, Вендт, но только для фантастических книг, на самом деле это, конечно, не так. Я вывожу из подкорки мозга в кору (специально говорю вам столь примитивно, понимая вашу неграмотность) не свое мироощущение, а все то доброе, что годами вытравливалось и забывалось людьми. Так что смело пейте - станете добрым и отзывчивым.

- Намекаете на уничтоженную доктрину совести?

- Постоянно о ней думаю... Впрочем, если не хотите, не пейте.

Соотношение сил на острове становилось странным: побеждал Войтецкий не своими действиями, а тем, что на запрос о возможности ликвидации его приходил неизменный циркуляр - "оставить впредь до особого распоряжения". Это бесило Лорингофа. Он начинал понимать, что в том случае, если такой приказ, наконец, прибудет, его, как свидетеля создания сверхсекретных боеприпасов, также ликвидируют.

Обстановка на острове стала взрывоопасной.

От всего этого с Войтецким случилось нечто вроде психического расстройства.

День, пока его приводили в порядок, был для базы безумием. Все повально перестали есть и пить, боясь превратиться, как им казалось, в животных.

Работать Войтецкий отказывался наотрез и требовал устроить свидание с женой и дочерью.

К счастью, в это время пришла шифрованная радиограмма, предписывающая немедленную передислокацию всего Центра.

Был зафрахтован пароход, который, по данным коносамента, свой фрахт должен был завершить, прибыв в Соединенные Штаты.

Груз решено было держать в верхних каютах, категорически оберегая его от любых случайностей. На этом же пароходе должна была быть эвакуирована часть наиболее ценного оборудования, которое берется отобрать и привезти в мобилизационный вид Мирослав Войтецкий. Однако Мирослав капризничал и не желал свертывать оборудование, необходимое для дальнейшей работы. Психическое состояние его вообще было таково, что даже просто общаться с ним стало невозможно. И Лорингоф принял решение - на двое суток оставить Войтецкого в покое - путь делает, что хочет.

Но эти двое суток не принесли ожидаемых результатов. Через два дня Войтецкий показался Лорингофу еще более больным, насупленным и неконтактным.

- Я хотел бы просить вас заняться делом, через месяц вам докладывать командованию, как у вас продвинулась работа. Для этого мы и должны вывезти созданные вами чудеса и продемонстрировать все это там, - Лорингоф сделал неопределенный жест рукой.

Как это ни странно, именно слово "чудеса" вдруг вылечило Войтецкого. Не лишенный тщеславия, он развеселился. И стал вдруг работать.

Времени оставалось мало. Эвакуация была назначена через неделю, а через пять дней к базе пришвартовался пароход, призванный увезти на своем борту страшный груз и некоторых людей, которые еще могли пригодиться рейху. Что будет с остальными -тщательно скрывалось, но наиболее прозорливые не могли не видеть, что на пароходе не поместятся все.

Глава 18. Эвакуация

"Не считая возможным ставить под сомне

ние суть рассказа фрау Гильды Войтецкой о

Центре, в котором делал или помогал делать

опыты над людьми ее муж, считаем долгом

оставить открытым вопрос о местонахожде

нии Центра, категорически утверждая, что в

акватории Атлантики такого Центра в годы

второй мировой войны не было"

(Ответ НАСА Японскому и Советскому

представителям)

- Я вовсе не расположен молчать, господин Войтецкий, - после долгого сопения проговорил наконец Вендт. - Я вышел на прогулку, как и вы, а не на погляделки. - Он натужно рассмеялся.

- Что это значит?

- А то, что менее чем через три дня мы с вами уже будем плыть по морю к цивилизованным странам.

- А что, война кончилась, и мы можем вернуться в Европу?

- Я не думаю, что она кончилась, но пусть вас это не беспокоит, ведь для вас же войны нет.

- Война, - подумав, сказал Войтецкий, - это когда мои близкие далеко от меня... А кто поедет?

- Примерно пятая часть всех тех, кто обслуживает наши лаборатории.

Так, переговариваясь, они шли по берегу океана и смотрели, как громадные волны, догоняя одна другую, меняя окраску, бежали к берегу, становясь все меньше и меньше и почти исчезая возле песчаного пляжа, облизывали неосторожную гальку, слишком уж близко лежащую у воды.

- Если бы вам пришлось комплектовать команду, - спросил Вендт, - кого бы вы взяли с собой для дальнейшей работы?..

Вендт хотел закончить словами "на материке", но это было бы неосторожностью, поэтому он вовремя остановился.

Войтецкий подумал.

- И вы едете, - рассмеялся Войтецкий.

- А вы против?

- Вы же предоставили возможность комплектовать команду мне.

- И вы...

- А я бы вас не взял.

- За что такая немилость?..

- Вы очень много меня пугали.

- Я просто давал вам много информации, благодаря ей вы стали сильным, не так ли?

Войтецкий подумал и согласился.

- Так как же все-таки будет с отъездом? - настаивал Вендт.

- Вы же не назвали то количество людей, которое можно взять с собой.

- Берите всех, кто реально может вам помочь, но только минимум, прислуга там будет своя, не менее квалифицированная. Охрана тоже; если я по каким-то параметрам не гожусь вам в помощники, мы расстанемся. Я, преклоняясь перед вами, уйду.

- Ну, ну, милый мой Вендт, я ведь пошутил.

- Нет, наука прежде всего, мы делаем слишком большое дело, - шутя, капризничал Вендт.

Войтецкий отправился в коттедж. Весь день он трудился над составлением списка и вечером его уже читал... Лорингоф. Вычеркнув примерно треть людей, главным образом из числа тех, кто не внушал ему, Лорингофу, доверия, тех, в отношении кого были малейшие сомнения, и тех, кто не попал в истинный секретный список, Лорингоф счел свою задачу исполненной.

Внесенный в список людей было предложено арестовывать прямо в квартире, причем, в тайне от других, и с минимумом вещей сажать в закрытую машину и везти на ту часть острова, где пришвартовался пароход, после чего содержать на пароходе безотлучно вплоть до отбытия. Передвижение по пароходу также строжайше запрещалось. В последний день на пароход будет грузиться оборудование.

Демонтированные лаборатории, упакованные руками тех, кому предстояло остаться здесь, к исходу третьих суток были погружены на пароход.

Войтецкого не минула участь остальных. Он был тайно направлен на пароход и содержался в своей каюте. Вендт, единственный кому разрешалось передвижение по пароходу, часто навещал Войтецкого.