Сергей Лукницкий

Чувствую себя виноватым

по отношению к существующей в России власти...

Впервые за двадцать лет сочинительства я взялся за документальную повесть.

Год над ней работал.

Называл ее то "Огненный столп" в память книги Н.Гумилева с таким же названием, то "Хроникой убийства", а в конце концов выкинул всю беллетристику и оставил только документы, рискуя тем самым внести некоторый диссонанс в общую сочинительскую тональность всего того, чем я занят. В свое оправдание скажу - публикуемые документы в симбиозе своем являют собой забавную историю, которую смею предложить читателю. Они посвящены идее реабилитации Николая Гумилева.

В повести есть повторы. Я их не вымарывал, надеясь, что и батрак, и прокурор, и Президент таким образом их лучше запомнят. Мне, конечно, возразят: ни прокурор, ни Президент эту повесть не прочтут. Я знаю, эти не прочтут, но, быть может, оттого у вас сын хулиган, что вы в свое время забыли извиниться перед отцом?

1991, Москва

I. Хроника

4 апреля 1886 г.В Кронштадте, в семье военного врача Степана Яковлевича Гумилева родился ребенок мужского пола, нареченный Николаем.

4 августа 1921 г.В Петрограде по обвинению в участии в контрреволюционном заговоре арестован великий русский поэт Николай Гумилев.

24 августа 1921 г.Подготовлена выписка из протокола заседания Президиума Петрогубернской Чрезвычайной Комиссии: "Приговорить к высшей мере наказания - расстрелу".

8 декабря 1924 г.Молодой поэт, студент Петроградского университета Павел Лукницкий пришел в дом к Анне Ахматовой с просьбой помочь ему в написании дипломной работы по творчеству Николая Гумилева.

22 июня 1925 г.Дипломный проект защищен. Осталась верность Гумилеву и Ахматовой.

22 июня 1929 г.По обвинению в контрреволюционной деятельности, выразившейся в факте хранения архива врага народа Николая Гумилева, в Ленинграде арестован Павел Лукницкий.

27 января 1968 г.Павел Лукницкий, не дождавшись, что уходящая "оттепель" придет на помощь восстановлению справедливости, решил отправиться за справедливостью сам. Он написал письмо Генеральному прокурору СССР Р.А.Руденко с просьбой реабилитировать Гумилева.

8 февраля 1968 г.Из дневника Павла Лукницкого:

"Днем мне на гор(одскую) квартиру звонил зам. генерального прокурора М.П.Маляров (разговаривал с Верочкой, и она тут же по телефону сообщила мне на дачу), что переписка по делу Н.Гумилева находится у него - он просит меня связаться с ним, позвонить ему по телефону Б9-68-42 завтра (9/II) до 11.20 или после 1 часа, - хочет повидаться...

... А 1-ый заместитель Генерального прокурора СССР после рассмотрения поданного мною заявления о посмертном восстановлении имени Гумилева и после изучения "дела" Н.Г., затребованного из архивов КГБ в прокуратуру, а также представленных мною материалов, сказал мне: "Мы убедились в том, что Гумилев влип в эту историю случайно... А поэт он - прекрасный... Его "дело" даже не проходит по делу Таганцевской Петроградской "боевой организации", а просто приложено к этому делу".И показал мне тоненький скоросшиватель...

Видимо, П.Н. Лукницкий, судя по "тоненькому скоросшивателю", показали не само дело, а надзорное производство по нему. Не знакомились с делом ни Федин, ни Смирнов, ни Луконин, ни Наровчатов, ни другие... из тех, кто любил о нем подробно рассказывать и называть имена доносчиков и провокаторов, которые в их интерпретации менялись так же часто, как курирующие Союз писателей инструкторы ЦК КПСС.

К.М. Симонов с делом не знакомился также, но несмотря на это считал возможным безапелляционно утверждать участие Гумилева в контрреволюционном заговоре: "...некоторые литераторы предлагали чуть ли не реабилитировать Гумилева через органы советской юстиции." Хорошо сказал поэт! Тот самый, кто написал строки: "Жди меня и я вернусь".

...и - в частности письмо, ходатайствующее об освобождении Н.Гумилева "на поруки" с подписями М.Горького, Маширова-Самобытника и многими другими, - это письмо сохранилось в "деле".

Маляров также сказал мне, что "состав преступления" Н.Г. настолько незначителен, что "если б это произошло в наши дни, то вообще никакого наказания Н.Г. не получил бы..."

12.10.1989 г.Из записок сына П.Н.Лукницкого:

"22 июня 1973 года П.Лукницкий, мой отец, лежа на больничной койке со смертельным инфарктом, набросал что-то на маленьком листке слабой уже рукой и, передав листок мне, сказал, что это план места гибели Гумилева и что в кармашке одной из записных книжек его фронтового дневника хранится подобный чертеж. Этот он нарисовал, чтобы не ошибиться, ища тот, который он составил месте с А.А.Ахматовой вскоре после ее второго тайного посещения скорбного места в 1942году. Составил, веря, что правда Гумилева явится России..."

Поскольку память о Гумилеве была тем главным, чем владела наша семья, я понял в тот момент, что получил наследство и что отца я больше не увижу на этом свете.

Так и случилось.

II. Двадцать лет после отказа

Гумилев - судьба нашей семьи. Отец занимался Гумилевым в 20-х годах. После смерти отца моя матушка стала продолжать его дело: публиковать материалы архива. И вот, теперь я тоже оказался причастным к Гумилеву.

Как уже говорилось, 21 год назад отец обратился к Прокурору СССР...

СССР - Союз Советских Социалистических Республик - так когда-то называлась страна, где происходило описанное.

...с заявлением о реабилитации Гумилева. Первый заместитель Генерального прокурора СССР Маляров, не показав отцу дело Гумилева, сказал ему, что по сегодняшним меркам Гумилев может быть реабилитирован, но для этого надо, чтобы Союз писателей обратился с ходатайством в ЦК КПСС и что, если Прокуратура получит от него указание, то вопрос решится.

Союз писателей тогда не захотел...

Моей целью стало завершить идею отца - рассказать о деле Гумилева, идею, владевшую им с начала 20-х годов до последней минуты его жизни. Вот предсмертная запись отца из его дневника: "Температура 35.5, пульс 40 ударов, два медленных, очень сильных, за ними мелкие, едва уловимые, такие, что кажется, вот замрут совсем... давление продолжает падать, дышать трудно. Жизнь, кажется, висит на волоске. А если так, то вот и конец моим неосуществленным мечтам... Гумилев, который нужен русской, советской культуре; Ахматова, о которой только я могу написать правду благородной женщины-патриотки и прекрасного поэта... А сколько можно почерпнуть для этого в моих дневниках! Ведь целый шкаф стоит. Правду! Только правду! Боже мой! Передать сокровища политиканам, которые не понимают всего вклада в нашу культуру, который я должен бы внести, - преступление. Все мои друзья перемерли или мне изменили, дойдя до постов и полного равнодушия... Вчера душевная беседа с милым Сережей. Он все понимает, умница, и слушал меня очень внимательно... Он мой надежнейший друг".

Занятие Гумилевым - как уже было говорено - судьба нашей семьи. А от судьбы, как известно, не уйдешь. Я прятался от нее четырежды: в "Литературной газете", в Прокуратуре СССР, в МВД СССР, в Советском фонде культуры, но везде меня настигал рок, и я принужден был снова возвращаться к Гумилеву.

Чтобы доискаться до правды, мне понадобился 21 год, считая с того дня, когда Первый заместитель Генерального прокурора СССР Маляров, положив ноги на стол и отдавая походя подчиненным распоряжения, принимал в своем кабинете петербургского интеллигента П.Н.Лукницкого, моего отца.

Мне рассказывал об этом в 1982 году престарелый Г.А.Терехов...

Это тот самый Терехов,который выступил в "Новом мире" в"-- 12 за 1987 г. с грандиозной сентенцией о том, что Гумилева расстреляли за "недоносительство", а не за участие в заговоре. Видимо, доносительство считал Терехов, есть норма нашего бытия. "Ну зачем же так про Терехова, говорили мне знакомые - ведь к нему единственному из этой братии спокойно относился даже Солженицын." Заявляю со всей ответственностью, Солженицын имел в виду другого человека, однофамильца, впрочем, работавшего в той же системе.