Мелифаро меня бы понял. Потому что его тоже - по большому счёту - никогда нет. Есть только одна из его частей, одна из сторон. Цельным он становится на Границе, а это бывает так редко. Но он не тяготится своей судьбой, напротив - насколько я знаю, она ему нравится. Разглядывая его стройную красивую фигуру, сильные руки, смуглую шею, прядь чёрных волос, я удивлялся себе. Уж я-то всегда был свято убеждён, что телесная сторона жизни мне не то чтобы чужда, а просто… не столь важна, как большинству людей. А сейчас мне хотелось дотрагиваться до него, касаться - легко-легко. И не только его тела - мне хотелось затрагивать струны его души, видеть, как он отвечает, как тянется ко мне. Его живот мелко подрагивал, когда я едва касался его подушечками пальцев. Мелифаро закрыл глаза, вслушиваясь в мои прикосновения. Это было головокружительно. Стоило мне провести - всего лишь невесомо, медленно провести кончиками пальцев по его груди, намеренно затрагивая сосок, как Мелифаро запрокидывал голову, пытаясь подавить непрошенный стон. Зачем? Мне нравилось смотреть, как от моих касаний он меняется, как вздрагивает его тело, учащается дыхание, как быстрым ритмом бьётся тоненькая жилка на виске.

- Не открывай глаза, - попросил я.

- Хорошо.

Теперь его тело ждало. Я понимал - назад уже хода нет. И растерялся: я же, чёрт возьми, не умею совсем ничего! Мне стало неловко. А, драные вурадалаки! Я всегда верил, что как-нибудь само устроится, значит, так будет и сейчас.

Я постарался выкинуть все мысли из головы и тоже закрыл глаза. Провёл по его лицу большим пальцем - брови, нос, губы. Его мягкие губы… Он тут же ухватился за палец, принимая его в рот - ассоциация этой ласки была откровенной. Меня чуть не сложило пополам от мгновенно накатившего возбуждения, когда он втрагивался в мои пальцы горячим языком. Я убрал руку от его рта - и прильнул губами. Я целовал его, целовал так, словно хотел выпить его всего, иссушить, ещё… Я лёг на него всем телом, мне хотелось сцеловывать с его губ своё имя, которым только он умел называть меня так бесконечно тепло, так мимолётно, так по-настоящему, признавая во мне такого же, как он - человека без роду без племени, космически далёкого и невозможно близкого - вот как сейчас.

-М-ма-а-кс, хочу, М-макс…

Его дыхание сбивалось. Я видел его напряженный член.

И мне захотелось понять, как это, узнать, как это было для него нынешней ночью.

- Хочу быть твоим, - шептал он, глядя на меня затуманенными глазами. - Ма-а-акс, возьми меня, возьми…

Я снова целовал его, целовал… Хороший мой, это такой восторг, я и не знал, что это так волшебно! Я так хотел его, я так хотел в него - быть в нём, присвоить. Что-то внутри меня жаждало сказать ему: «Ты –мой». Ты не просто Дневной Свет, ты - Дневной Свет для меня. А я… Я - твоя ночь, в которой для тебя отныне никогда не будет кошмаров.

Он повернулся на живот и медленно приподнялся на коленях - совсем немного. Моё сердце застучало корабельным колоколом. Грешные магистры! Его изогнутая спина, его гибкое поджарое тело, его широко расставленные ноги, чуть приподнятые ягодицы - я в жизни не видел ничего прекраснее! И, совершенно от себя не ожидая, я приблизился и коснулся его там - губами, языком… Мне так хотелось сделать это.

- Макс, - вскрикнул он, чуть отстраняясь.

Я растерялся:

- Тебе неприятно? Я… что-то не так делаю?

Он заулыбался, покраснел до ушей и снова уткнулся носом в подушку:

- Всё правильно, просто… просто я стесняюсь.

- Я не буду смотреть, - заверил я его, улыбаясь, и снова коснулся языком. Я и сам не ожидал, что это место будет таким упругим и нежным, таким гладким и чувствительным, что мне самому будет настолько приятно… Я не переставая кружил возле входа, постепенно углубляясь - мне нравилась эта игра.

Он уткнулся в подушку, пытаясь заглушить стоны, но это ему не очень-то удалось.

Я слышал, как он стонет и дрожит, видел, как он жаждет и ждёт.

- М-макс, - шептал он сквозь стоны, - Ма-а-акс…

Я улыбался - мне нравилось его дразнить. На самом деле я дразнил не только его, я дразнил нас обоих - мне стоило немалых усилий, чтобы сдерживаться, чтобы не взять его немедленно. Но его стоны, скомканная, надорванная зубами подушка, его разведённые в стороны ноги, подрагивающий живот…

- Я подожду, пока ты попросишь меня, - сообщил я, входя языком в тугое колечко мышц.

- Да! - тут же закричал он. - Да!

- Да? – спросил я, делая вид, что не понимаю, о чём он, и вошёл в него одним пальцем, медленно двигаясь по кругу.

- Ма-а-а-а-кс…. Пожа-а-алуйста, Макс, я хочу тебя, пожалуйста, будь во мне, возьми меня, Маааакс…

Его голос - такой просящий, такой жаждущий, на вдохе срывающийся в хрип…

Я прихватил его за загривок зубами, притиснул к кровати и медленно вошёл.

Это было что-то невероятное. Моему члену было горячо и тесно, жарко и влажно…

- Тебе не больно?

Он только помотал головой:

- Просто двигайся понемногу - если мне будет слишком, я скажу.

Я прижимал его к себе - хотелось быть с ним осторожным и безжалостным одновременно. Я притискивал к себе его бедра и видел, как идеально ложатся его ягодицы, попадая во все ямки и впадинки, сливаясь со мной воедино.

- Ма-а-а-акс, - он упёрся головой в подушку, немилосердно терзая простынь, когда я начал медленно покачиваться в нём.

Грешные магистры, почему я не знал этого раньше! Я держал Мелифаро за живот, прижимая к себе, убыстряя темп, накрывая его спину собой, успокаивая и в то же время ускоряясь.

Мне хотелось, чтобы ему было хорошо со мной. Мне хотелось, чтобы он запомнил меня. И что бы ни случилось дальше, мне хотелось… Не знаю, чего именно, но та жизнь, которая сейчас плескалась через край, которой было так много - во мне, в нём, в нас - пусть она останется! Навсегда. С нами обоими.

Я целовал его спину, прикусывая, прихватывая зубами - порой достаточно чувствительно, так, что оставались красные полосы. Я схватил его за волосы, входя глубоко, ещё и ещё. Мой Дневной Свет, моё нестерпимо яркое Солнце, мой мальчик, рождённый в первый день мира - будь со мной, оставайся со мной! Я - твоя Темнота, твоя густая ночь, твой порок и мрак. Отдайся мне, отдай мне себя! Я так хочу, чтобы тебе было хорошо и сладко в этой темноте, безопасно и легко - отдай мне всё плохое, отдай всё, что мучает тебя. Я сотру это, заберу с собой, оставляя тебе лишь свет.

- Да, Ма-а-акс, ещё, пожалуйста, - я таял, я немел и не мог поверить в то, что он просит - меня.

Я прижимал его к себе, чувствуя животом его горячую спину, я врывался в его тело бешеным ритмом, я знал, что ему немного больно - правильно, так и должно быть. Я хотел смести, смыть этой болью всё другое, всё остальное, всё-всё, что было до меня, до этого времени со-мной. Чтобы беспросветная серость, которой он маялся последнее время, кромешное одиночество, его утрата - утонули в черноте моего желания, сгорели в моём огне, не оставив после себя ничего, даже невесомой золы. Я всё заберу себе, пусть вся смола, отражённая чёрным солнцем - горечь твоей потери - останется со мной. Я хочу, чтобы тебе было больно, хочу, почувствуй себя живым и свободным, настоящим - со мной. А всё остальное я заберу себе и сожгу в жарком огне разделённого времени - нашего с тобой времени.

Он хотел того же. Он отдавался самозабвенно, доверяя и доверяясь, совершенно потеряв голову.

Я чуть замедлился, предвкушая близость развязки.

- Макс, Макс, я… сейчас… ещё, пожалуйста!

Я практически вышел из него - и снова вошёл на всю длину, и снова, снова… медленно.

- А-а-а-а! - он не выдержал и упал на постель, распластавшись на ней, содрогаясь.

Ещё немного, ещё два толчка… Войти в него, такого живого и горячего, разнеженного, распластанного по постели, такого моего - всего, до кончиков волос, до глубины двойной его души. Ещё. Я прихватываю его за волосы, тяну на себя - и кончаю в него, сгребаю под себя. Как я хочу сейчас забрать тебя всего, хочу, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты никогда не думал ни о чём плохом…