Гости топтались на пороге в немалом изумлении – даже разговор, от потрясения, никак не удавалось завести. Все прекрасно помнили, как приезжали к деду позапрошлым летом, всего-то полтора года назад. И ютились всем кагалом в единственной гостевой комнатке с дощатым полом и растрескавшимся потолком. А мыться ходили в обустроенный прямо на улице жалкий душик.

Маша опомнилась первой. Строго спросила:

– Дед, что случилось? Откуда все это?!

Старик улыбнулся:

– Что, нравится?

– Впечатляет, – не стала притворяться Мария. – Но ты вроде всегда на пенсию жил. Три тысячи рублей в месяц, если не ошибаюсь?.. На дрова и то не хватало.

– А жизнь, Машенька, штука полосатая, – загадочно ухмыльнулся дед. – Вчера дров нет, а сегодня камин дымит, печник никак разобраться не может, в чем проблема…

– И все-таки, – не сдавалась Маша. – Такая вилла – это ведь огромные деньги!

– Да какие там огромные! Не больше миллиона. Я имею в виду, конечно, долларов. – Дедовы глаза смеялись.

– Может, ты, дедуль, в мафию подался? – хохотнул Макс.

– Мафия – это для молодых. И тупых, – презрительно скривился Шадурин-старший. – Впрочем, что за допрос прямо с порога? Не хотите ли пройти в свои комнаты, отдохнуть с дороги, уложить моего дорогого правнука спать, а после всем вместе собраться здесь к скромному ужину?.. Тогда и поговорим.

– Нет, объясни сейчас! – Маша явно не хотела сдаваться.

Но дед только отмахнулся:

– Все, разговор окончен. Арина вас проводит.

За его спиной уже маячила средних лет женщина в белоснежном переднике, она тепло улыбалась гостям.

– Слушай, дед, а почему свечи? У тебя свет вырубили? – не без ехидства поинтересовался Макс.

– Просто я полагаю, что электричество – это скучно, – пожал плечами дед. – Подумай сам: море, лес, одиночество – это все просто обязано дополняться свечами…

Впрочем, выключателем щелкнул, комната осветилась мертвенным светом энергосберегающих ламп – и действительно, сразу потеряла половину своего очарования.

– Может, у тебя и горячая вода есть? – с надеждой спросила Ася.

Дед только усмехнулся.

А в разговор вступила прежде молчавшая Арина:

– Конечно, есть. Душевые при каждой из гостевых комнат, и в подвале – сауна и джакузи. А для вашего малыша мы, кстати, детскую ванночку купили. И кроватку. Николай Матвеевич велел.

– Да-а, клёво быть помещиком! – хмыкнул Макс.

– Не жалуюсь, – усмехнулся в ответ дед. – Ну, идите же, отдыхайте, переодевайтесь! Ужин подадут ровно через час.

Усталости как не бывало – один малыш Никитка не выдержал, уснул, едва коснувшись головой подушки, Асе его, против обыкновения, даже укачивать не пришлось.

Гости, освежившись в душе и с удовольствием переодевшись – грязную одежду забрала Арина и обещала к завтрашнему дню постирать и погладить, – собрались за столом в гостиной. В дальнем уголке массивного стола диссонансом смотрелись их скромные дары – батон сырокопченой колбасы, коробка конфет и стограммовая баночка красной икорки. Прежде старик их за такие подарки благодарил – и нынче поблагодарил тоже. Однако к ужину Арина подала семгу, запеченную под шубой из креветок, перепелов в кляре и суфле-панке. Воистину, неисповедимы пути Господни!

Дед об источниках своего внезапно возникшего благосостояния упорно молчал. Отшучивался.

Расспрашивал про Москву, про Максовы теннисные турниры, Машиных студентов, Асиного мужа… И лишь когда Арина убрала тарелки и подала – на выбор – чай или кофе, триумфально изрек:

– Что ж, довольно вас мучить.

Он сделал в лучших традициях МХАТа паузу и встал из-за стола.

Ровно за его спиной – а сидел дед, как и положено хозяину дома, во главе стола – располагалась картина, изображавшая, разумеется, так любимое дедом море, а в нем – длинноволосого, бородатого и изможденного мужчину, из последних сил цеплявшегося за обломок доски.

Подпись под полотном гласила: «Д. Гагин. Кораблекрушение. Холст, масло. 1986-й год».

«Кто, интересно, такой этот Гагин? – мелькнуло у Маши. – Никогда про такого художника не слышала, хотя картина неплохая».

Но додумать мысль она не успела – дед небрежно сдвинул «Кораблекрушение» в сторону. Под картиной, тоже в лучших традициях «новых русских», оказался вмонтированный в стену сейф. Дед ловко отщелкал цифры кода, массивная стальная дверца с приятным клацаньем отворилась… и хозяин осторожно извлек из недр несгораемого шкафа упакованный в несколько слоев пленки предмет – по размеру как небольшая цветочная ваза.

Дед бережно водрузил свою ношу на стол и принялся аккуратно и торжественно разворачивать пленку.

Гости в изрядном нетерпении наблюдали за его манипуляциями. Вот наконец упаковка сложена рядом – и их взорам явилась… всего-навсего очень старая, металлическая, с потрескавшейся эмалью и какими-то письменами, чаша – или ваза – на высокой, утолщенной книзу, ножке.

– Вот она, – триумфально, с придыханием, произнес дед.

Гости в изумлении переглянулись. «Раньше в таких мороженое подавали. В дешевых кафешках», – мелькнуло у Маши.

– И что это за дрянь? – без всякого пиетета озвучил общую мысль Макс.

Дед насупился и с неудовольствием зыркнул на внука.

– Прости, конечно, дедуля, – засмущался внук.

– Но мы чего-то совсем другого ждали! – пришла на выручку брату Ася.

Мария строго сказала:

– Ты обещал объяснить, откуда у тебя миллионы взялись. А сам какую-то железку предъявляешь.

Взгляд Шадурина-старшего потеплел.

– Ах, дорогие мои… Вы, все трое, еще так молоды. Неразумны и горячи… – вздохнул он.

– А можно ближе к делу? – насупилась Маша.

Но дед лишь легонько плечом дернул.

– Я тоже, когда впервые увидел сей предмет, едва удержался, чтоб не пнуть его ногой. Как хорошо, что я этого тогда не сделал!..

– А что это вообще такое? – вежливо поинтересовалась Ася. – Вроде вазочка…

– Вазочка, да не совсем, – важно ответствовал дед. – Чаша эта, как гласит справочник антиквара за прошедший год, относится ни много ни мало к девятнадцатому столетию и сама по себе представляет немалую художественную ценность, вы только посмотрите на матовое золочение, патинирование и изящные письмена… Но уникальность ее совсем в другом.

– …Потрешь ее, из бороды волосок выдернешь – и тут же джинн явится. И виллу тебе построит, – перебила Маша.

Дед внучкину реплику проигнорировал. Прокашлялся, откинулся, в стиле матерого рассказчика, на стуле и начал:

– Это случилось в начале марта. Стоял светлый, наполненный робким дыханием весны денек.

– Чем-чем наполненный? – фыркнула Мария.

Дед не ответил. Продолжил:

– Я шел по берегу моря, направляясь к причалу, где меня ожидала моя верная «Катти Сарк»…

– Это твоя шаланда так называется? – снова не удержалась Маша.

Про дедов катер все трое слышали неоднократно, правда, прокатиться на нем никому из них ни разу не довелось. «Старая посудина», как называл ее дед, вечно находилась то в ремонте, то в покраске.

– Видели бы вы ее сейчас! – не удержался от похвальбы старик. – Вся блестит, новый двигатель на сто пятьдесят пять лошадей, мореходность – пять баллов, скорость – до тринадцати узлов!.. Впрочем, мы отвлеклись. Мой причал, я вам когда-то рассказывал, расположен на территории дома отдыха «Газовик», потому как в поселке, в Абрикосовке, места на причале стоят неоправданно дорого, а здесь за постой берут деньги вполне разумные… Правда, до «Газовика» добираться далеко и неудобно – или на «уазике» по лесам, или кромкой моря, вдоль диких пляжей. Машины у меня до недавнего времени не было, поэтому мне только и оставалось проделывать пешие прогулки. Но ранней весной, хотя в моем возрасте и тяжело прыгать по камням, прогуляться по берегу моря очень полезно. А знаете, кстати, почему? – Он пытливо взглянул на собравшихся.

– Озон, цветение садов и все такое? – предположила Маша.

– Бегом от инфаркта? – подхватил Максим.