Глава 1. Условно – досрочное освобождение.
«В сказках всегда есть хорошие и плохие персонажи – в зависимости от того, за что они борются, на какой находятся стороне. При этом сами герои сказок могут быть как добрыми, так и злыми: „хороший и добрый“ Дедушка Мороз, „хороший, но злой“ Илья Муромец, „плохой, но добрый“ Карабас Барабас, „плохой и злой“ Змей Горыныч. Так сделано, чтобы дети не путались, и не думали, что „добрый“ сразу же значит „хороший“, а „злой“ автоматически обозначает „плохой“. Читая сказки, всегда имейте это в виду!».
Djonny. "Сказки Темного Леса".
– Признать Венедиктова Константина Михайловича виновным в совершении преступлений, предусмотренных статьями сто шестьдесят два часть три…
Дальше следовал долгий перечень моих заслуг перед обществом. Я прислонился к стене, и с безразличием оглядывал зал судебного заседания, конвоиров и судью в черной мантии.
Судья зачитывала приговор в абсолютной тишине, перечисляя статьи уголовного кодекса, в которых я обвинялся. Статей было много, почти все преступления – особо тяжкие, так что в приговоре я не сомневался. Пожизненное лишение свободы в исправительном учреждении особо строгого режима где-нибудь в заполярье. Одиночная камера два на два и редкие прогулки в позе "ласточки". Интересно, в заполярье есть белые медведи? Хотя нет, они же вроде только на полюсе. Это было ясно еще на прениях, и когда судья предоставила мне право на последнее слово, я с великим трудом сдержался, чтобы не выдать что-то типа “Ваша честь, прошу учесть – ебал я вас и вашу честь”. Остановило меня только то, что это была бы неправда. Мерзкая старуха очень напоминала мне ведьму, какими их рисовали в своих книгах братья – сказочники Гримм с дряблым, оплывшим лицом, седыми волосами и крючковатым носом. Не хватало только бородавки на самом его кончике, чтобы облик старухи обрел сказочную правдоподобность. Сейчас она приговорит меня к пожизненному – и со спокойной душой полетит на метле в свой домик в непролазной чаще леса, где будет поедать украденных в ближайшей деревне детей, запивая чаем из лягушачьих лапок. Или что там ведьмы еще делают? Инквизиции на нее нет. Клянусь богами Ледяного Севера, в жизни я не видел бабы более страшной. Я бы никогда не решился переспать с ней, даже если бы мне пообещали полную амнистию прямо в зале суда.
– … И приговаривается к пожизненному лишению свободы с отбыванием наказания в колонии особо строгого режима, – торжественно огласила приговор старуха.
А я что говорил? Я подошел к окошку, протянул руки конвоиру, который ловко защелкнул на запястьях браслеты. Прощай свобода. Жалел ли я о содеянном? Ничуть. Тем более, чутье подсказывало: самое интересное еще впереди.
***
В автозаке трясло, нещадно подбрасывая на железной лавке. Маленькая клетушка, отгороженная от основного кузова, да три конвойных в черной форме ФСИН.
Эх, кабы я пошел на сделку со следствием, сдал подельников – может и получил бы лет пятнадцать. Но нет. Как только меня поймали, я ушел в глухой отказ, надеясь, что улик по мою душу не найдут. Как бы не так. Едва меня взяли, тут же появились свидетели, которые смогли меня опознать. Вспыло где – то оружие с последнего грабежа. Ох, до чего же и громкое же вышло дело!
Подельников моих так и не нашли, пошел я паровозом. Убийства, что висели на банде, повесили на меня – и привет, пожизненное лишение свободы.
Адвокат настойчиво советовал подать апелляцию. Да вот только какой смысл? Сам виноват. Нет противника страшнее, чем союзник – имбецил. Именно так было про последнюю команду. До сих пор мне так и не удалось понять, где же Пауку удалось найти таких конченых людей. Даже решил было, что у Куратора есть особый список, в который он заносит таких вот животин.
Машину тряхнуло особенно сильно, отчего меня подбросило в кузове, с размаху приложив о железную стенку. А потом автозак резко остановился.
– Водить научись, черт… – начал, было, я свою тираду, как тут же один из конвоиров меня оборвал:
– А ну заткнись, блять!
Бронированная дверь автозака вздрогнула и вылетела, словно пробка из бутылки. Затем раздалось три сухих щелчка – и замешкавшиеся на секунду ФСИНовцы обмякли, заляпав стену красным. В кузов заскочил высокий тощий человек в балаклаве и с пистолетом в руке. Второй, коренастый и широкоплечий, стоял у входа.
– Быстрее, – прошипел он тому, что в кузове. – Торчим белым днём в центре города.
– Айн момент, – ответил его подельник и торопливо осмотрел карманы ФСИНовцев. – Ага, вот они.
Он вынул связку ключей, подбросил их, ловко поймал и принялся ковыряться в замке. Заскрипела, открываясь, дверь моей камеры. Щелкнул замок наручников.
Вдали завыли сирены полицейских машин, что стягивались к автозаку, остановленному моими спасителями. И мне казалось, что многие из полицейских едут сюда любопытства ради, чтобы посмотреть на выживших из ума людей, отважившихся напасть на конвой ФСИН. Не каждый день в Городе Мечты происходят подобные вещи.
– На выход, Константин Максимыч, – весело отрапортовал тощий. – Считайте, что за хорошее поведение вы были освобождены условно – досрочно.
– Не Максимыч…
Но мой спаситель не дал договорить. Попросту ухватил за шиворот и вытолкал из кузова автозака, где меня поймал коренастый.
– В машину. Да живее ты, блядь, хуле копошишься?
Меня буквально силой запихали в салон тонированной девятки. Следом втиснулся коренастый. Тощий запрыгнул на сиденье рядом с водителем.
– Гони, Филин, – пробасил коренастый водителю.
– Куда гнать? – оторопело спросил я.
Огромная, как лопата, ладонь, легла мне на голову и я замер, так и не договорив. Лапища была такой большой, что кабы мой собеседник сжал ее в кулак – башка треснула бы как яичная скорлупа.
– А вам, мсье Венедиктов, стоит отдохнуть.
В шею что – то кольнуло.
– С какого хуя… – возмутился было я. А следом окружающий мир померк.
***
Я пришел в себя, лежа на холодном сыром полу. Мир плыл перед глазами, вертясь в бешеной пляске. Я быстро зажмурился. Затем открыл глаза, поморгал. Вот, другое дело. Взору моему предстали толстые потолочные балки какой-то металлоконструкции. Такие ставят, когда собирают каркас ангаров для крепления крыши. А вот и сводчатый стеклянный потолок.
Сил моих едва хватило на то, чтобы попытаться пошевелиться. Безрезультатно. Трудно принять вертикальное положение, если ты стянут по рукам и ногам тонкими нейлоновыми шнурами. Если дергаться и всячески пытаться высвободиться из пут – тебя бьет электрический разряд. Не сильно, конечно, но достаточно для того, чтобы потерять всяческую волю к победе. Посему, оставив это заранее обреченное на неудачу занятие, я растянулся на холодном бетонном полу.
В голове вертелись вопросы. Что это за место? Кто похититель? Зачем я ему сдался?
Успокоимся и будем размышлять логически. Меня нагло выдернули при транспортировке. Значит, нужен я этим людям живым. Зачем? Вот тут чуточку сложнее. Перепутали? В автозаке меня почему-то назвали Максимовичем. С чего это, когда я Михайлович? Хм, вряд ли. Не верю я в то, что в один день в одном городе из суда перевозили двух осужденных на ПэЖэ Константинов. Скорее всего, чувак просто торопился. Вот и оговорился. Тогда возвращаемся к пункту первому: зачем меня освободили?
Так я и ходил по кругу этой логической цепочки, пока сзади не раздались гулкие шаги, эхом разлетающиеся по пустому ангару. Один из моих гостей склонился надо мной, позволяя, как следует, его рассмотреть. Худое скуластое лицо, светлые, ровно подстриженные волосы, длинный с горбинкой нос, высокий лоб, очки в красивой золоченой оправе. Почему-то лицо казалось жутко знакомым.
С ним двое. Скорее всего, те самые ребята, что вытащили меня сегодня из автозака. Один высокий и тощий, с коротко стриженными светлыми волосами, имел некое сходство с сидевшим в кресле джентльменом. Голубые глаза, узкие скулы, острый подбородок. Левое ухо украшает серьга – кольцо. Заметив мой взгляд, он растянул тонкие губы в усмешке от уха до уха.
