Наступил вечер, сотни выстроились на поверку, все были уже предупреждены и только ждали сигнала своего командира.

На перекличку пришли офицеры Ванданова, но его самого не было. Магсаржав подозвал Хояга.

- Ванданов, видно, не явится, - сказал он командиру полусотни. - Возьми двух бойцов и доставь его во что бы то ни стало.

Началась перекличка. Белогвардейские офицеры с презрением смотрели на конников Хатан-батора.

- И эти безоружные хотят еще установить народную власть? - шепнул один офицер своему соседу. Он уже позабыл, что снаряженные лучшим английским, американским и японским оружием белые войска были разбиты сибирскими партизанами.

И тут по сигналу Магсаржава все офицеры были мгновенно схвачены.

А в это время Ванданов на рослом сером коне, сжимая в руке маузер, мчался к перевалу Танцын. Его по пятам преследовал Хояг с двумя бойцами.

Ванданов почувствовал, что Магсаржав не простит ему расстрела Чултэма, и решил бежать. Когда его офицеры поехали к Магсаржаву, он тайком вывел коня и помчался в Ургу. Но один конюх видел это и сказал Хоягу.

На ямщицких станциях, несмотря на то что Ванданов запугивал смотрителей, ему давали плохих коней, а Хоягу самых лучших. На Шротской уртонной станции Хояг догнал Ванданова и после короткой перестрелки задержал его.

На другой день Ванданов уже стоял перед Магсаржавом.

- Ты арестовал меня незаконно и за это будешь отвечать. Барон Унгерн тебя не погладит по головке, - нахально заявил Ванданов.

- А мне и не нужны его ласки, - ответил Магсаржав, - а за убийство Чултэма ты будешь расстрелян!

- Ты шутишь, Хатан-батор.

- Мне некогда этим заниматься.

- Но ведь я такой же монгол, как и ты.

- Чтобы называться монголом, надо иметь сердце, которое бьется за родину. А у тебя его нет, - ответил Магсаржав.

Перед расстрелом Ванданов плакал, кричал, ползал на коленях, прося сохранить ему жизнь, но это не помогло, он не избежал справедливого возмездия.

Сотни Магсаржава ушли из Улясутая. Они направились в вотчину дэрбетского хана Далая. Там нашли приют многочисленные белые банды, которые грабили местное население.

Весна вступала в свои права. Закуковали кукушки, деревья оделись листвой, земля покрылась зеленым ковром.

В лучах утреннего солнца полусотня Хояга по трое в ряд рысью шла по долине небольшой речки. Вдруг из-за сопки, лежавшей впереди, выскочил небольшой лошадиный табун. Его гнал широкоплечий статный монгол.

Хояг приставил к глазам бинокль.

- Не может быть! Это же Тумэр! - воскликнул Хояг и, остановив полусотню, галопом помчался навстречу старому другу.

Так Хояг еще раз встретился с Тумэром. Но как изменился Тумэр! Он похудел, лицо его было в рябинах, казалось, что он стал еще выше.

- Здравствуй, Тумэр-гуай. Куда путь держишь? Где пропадал? Почему так изменился? - забросал вопросами своего благодетеля Хояг.

Они присели. Хояг приказал полусотне сделать привал.

Не везло Тумэру в последнее время. После того как они с Бадарчи разбили отряд гаминов, он поехал к своему знакомому из Цэцэнсартульского хошуна, вместе с которым в свое время угонял лошадей. У него он провел несколько дней и поехал за женой и сыном. Ведь Тумэр еще не знал о смерти сына. Но в пути он почувствовал озноб, его начала бить лихорадка, губы стали сухие. Он едва держался в седле.

На перевале Тумэр спешился и немного отдохнул. Но сил не прибавилось. С трудом он взобрался на коня, ему не хватало воздуха, голова кружилась, казалось, что земля и небо поменялись местами.

Тут он повстречал охотников на сусликов. Кое-как он добрался до их палатки и упал без чувств.

Ночью у него начался бред. Охотники - это были муж и жена - сразу смекнули, что путник заболел оспой. Сами они уже перенесли ее и безбоязненно стали ухаживать за больным.

Больше месяца провалялся Тумэр, но болезнь не оставила его - началось осложнение. К исходу осени охотники перекочевали на свое стойбище и перешли жить в юрту. Тумэру они устроили удобную постель из войлока и продолжали ухаживать за ним.

К весне здоровье Тумэра стало заметно улучшаться, и он заскучал по жене и сыну. Он сообщил своему другу, где находится. Тот приехал и забрал его к себе, а выходившим Тумэра людям преподнес хадак и слиток серебра.

Переехав к другу, Тумэр совсем окреп и стал уже подумывать вновь пуститься в путь. Но как-то друг предложил Тумэру поехать вместе с ним на территорию дэрбетского Далая-хана за лошадьми. Тумэр отрицательно покачал головой.

- Нет, туда я не поеду, - сказал он. - У меня есть с кем свести счеты. Пока не угоню лучших коней у богача Дамбы из Баторбэйльского хошуна и не съем его священной овцы, я не успокоюсь. Пусть знает, кто такой Тумэр.

И вот вместе со своим другом Тумэр через несколько дней был уже в Баторбэйльском хошуне. Остановились они в горах. Тумэр обычно перед "операцией" всегда отдыхал. Однако на этот раз он не мог уснуть и весь день, попыхивая трубкой, смотрел на долину с черными юртами. В одной из них сейчас томится его Дулма. Сколько времени она уже ждет его? Не знает она, что сейчас он совсем рядом, что скоро они увидятся. От нетерпения Тумэру казалось, что солнце стоит на месте.

- Сегодня ночью я заберу своих, завтра день будем отдыхать, а вечером из священной овцы приготовим ужин. А табун угоним послезавтра. Он у меня узнает, как разлучать отца с сыном и заставлять страдать ни в чем не повинных людей, - сказал Тумэр и снова надолго приковал взгляд к долине.

Радость близкой встречи с женой так взволновала Тумэра, что он стал мысленно беседовать с Дулмой, перебирая в уме самые ласковые слова, которые он скажет ей при встрече. Не знал Тумэр, что Дулмы давно уже нет в этом хотоне.

Наконец наступила ночь. Друзья сели на коней и спустились в долину.

Тумэр ночью видит, как кошка. Он всегда находит самый прямой путь к цели. По только ему ведомым признакам он сразу узнавал, кому принадлежит юрта, куда надо зайти, или табун, который он хотел угнать. Однако в эту ночь он не мог найти своей юрты. По лаю дворовой собаки он узнал юрту старика, который жил по соседству с ними, и, войдя к нему, спросил, где живет Дулма. И тут он узнал, что Дулма еще прошлой зимой уехала, а куда - неизвестно. Тумэр молча закурил, затем тихо спросил: