Козел немного похлопал по лапе обездвиженного лиса и, встав с табуретки, не спеша покинул комнату. Доктор не соврал и истощение быстро дало о себе знать. С каждой минутой, сознание все больше погружалось в беспамятство, а вещи теряли свои чёткие очертания…

«…если бы только не Гарри…»

«…и ты…»

========== Часть 14 - Мертвец ==========

Это повторялось часто, слишком часто… Только поднималось солнце, сопровождаемое багровым рассветом, разгоняющим ночную тьму, как спустя минуту оно уже находилось в зените и вся комната была озарена его светом. Еще несколько мгновений и вот уже горят только лампы дневного света на потолке, а за окном все погружено в непроглядный сумрак. Кин не замечал ни как впадал в беспамятство, ни как выныривал оттуда. В основном это были короткие возвращения на грани осознанного. Пары минут хватало, чтобы лис успевал полностью потерять свои силы и снова отключиться, а то и попросту исчезнуть из своего тела. Примерно так и прошло пару дней, хотя может и больше, ведь теперь даже своей памяти доверять было нельзя, а единственным ориентиром были все те же солнце или же луна, которая часто заливала пространство вокруг него едва заметным серебристым светом. Нечастые мысли постоянно путались между собой, не давая ни на чем сосредоточиться и что-либо хорошенько осмыслить. Оставалось ждать когда все это пройдет и появится хоть какой-то порядок в голове, а не только не связанные между собой обрывочные лоскуты. Довольно быстро грань между реальностью и миром грез стерлась, он попросту перестал отличать одно от другого, постоянно балансируя между этими состояниями, иногда попадая в третье. Это не сон и не реальность, а нечто другое, место, где время просто замирало для него, но только не для окружающего мира. Единственным, что выдавало настоящим мир и чему он мог безусловно доверять — была боль. Она говорила так, как только она одна могла — резко, не скрывая, не приукрашивая и не утаивая абсолютно ничего. Да, она еле чувствовалась под массой лекарств и препаратов, что в него вливали через капельницу, но именно она стала той соломинкой, за которую он хватался и не хотел отпускать во что бы то ни стало. Правда иногда, она длилась слишком долго…

Он часто заставал возле себя того доктора, который менял капельницу с физраствором, заменяющим ему питание, или еще какой-либо жидкостью. Несколько раз козел задавал вопросы, требуя ответов кивками головы или движениями век. Кин даже не мог вспомнить, о чем они были и как он на них отвечал, просто зная, что так было на самом деле. Доктор постоянно что-то записывал в бумаги, или крутился возле приборов, считывающих с лиса биоданные. Но все это было за гранью его понимания. Хотя… Кин многого не понимал и с каждым разом вопросов становилось все больше, накапливаясь слоями и хаотично смешиваясь, создавая все более бесформенную кучу в его сознании. Казалось, что этот узел уже никогда и никто не сможет распутать, но в действительности, все оказалось намного проще.

Стоило доктору прекратить подавать одно из лекарств, как завеса, постоянно застилавшая его разум, постепенно растворилась, позволяя ясно мыслить. Когда тело тебе не подчиняется и лишь один разум остается на свободе, мало что остается, кроме как погрузиться в иллюзии или же зациклиться на прошлом. И это стало для него настоящим безвыходным кошмаром. В такие моменты Кин многое желал отдать, лишь бы снова забыться. Чувство вины, ранее спрятанное где-то в глубинах подсознания под действием препаратов, вырвалось наружу, превратившись в безжалостного монстра. Оно, словно дикий зверь, начало вгрызаться в душу, пробуя ее на вкус, медленно пожирая его изнутри и с каждым пробуждением вырывая все больший кусок из его истощенного разума. Не было ни одной минуты, чтобы мысли не возвращались в тот день, когда все это произошло.

В тот момент, когда он стал причиной смерти одного зверя, попросив его провести допрос. Если бы не это, Бен бы не пошел в ту палату, ставшую для него могилой. Почему он тогда согласился? Зачем пошел туда? Ведь он не должен был этого делать! Бен не обязан был… и все равно пошел! Послушался какого-то генетического выродка, не сделавшего лично для него абсолютно ничего! Оставил свою семью ради… чего? ЧЕГО?!

«Уже наплевать. Мертвецам должно быть все равно, что о них говорят и думают живые, но ведь живым не все равно. Мертвым всегда проще… Чем же я лучше трупов? Тем что не разучился дышать, ходить, говорить? Смешно. Жизнь — странная вещь. И с каждым прожитым днем, она становится все менее понятна. Почему у всех такая разрушительная жажда жизни? И что происходит с теми, кто ее лишился? Становятся ли такими как я? Продолжают ли они бороться и если да, то за что? Ответ я, видимо, получу только когда лишусь ее, проиграв очередную партию. Вся жизнь — это долбаная игра, без малейшего шанса на победу. Жить — это тяжко трудиться и страдать, пока не подкрадется старость, после которой останется лишь пасть холодным пеплом на узорный ковер судьбы. Жить трудно, но ради чего приходится так трудиться? В муках рождается ребенок, в муках старый зверь испускает последний вздох, и все наши дни полны печали и забот. И все же мы, звери, идем в открытые объятия смерти неохотно, спотыкаясь, падая, оглядываясь назад и цепляясь за малейшую возможность, чтобы остановиться. А ведь смерть добра и милосердна, она никого не выделяет, относясь ко всем одинаково благосклонно, готовая в любой момент прийти, стоит лишь позвать в гости. Только жизнь причиняет страдания. Но мы, травоядные, хищники и даже такие как я, все равно продолжаем жить. За что? Может, потому что правда о боли и страданиях скрыта под маской лжи о счастливом будущем? Но ведь я знаю правду! Тогда почему? Что не давало мне спокойно сдохнуть все это время? Месть! Да, пожалуй, что она. Какое-то время только она держала меня, но недавно что-то поменялось… Изменив и меня? Наверное этого и добивался Гарри. Чтобы я забыл о мести, как о пережитке прошлого… Извини друг, но это с самого начала было одной большой роковой ошибкой. Ничего нельзя забывать. Надо было оставаться таким, как раньше. Может быть тогда, все бы обошлось… Только отомстив можно будет начать меняться…»

«Гарри… Зачем тебе это было нужно? Почему ты так старался помочь совершенно чужому для тебя зверю? Из жалости? И жив ли ты сейчас? Может с самого начала никакой угрозы и не было, а все это лишь привидевшиеся образы? Галлюцинации больного разума? Нет! Это просто не могло привидеться…» Он все прекрасно помнил, но он не знал, что стало с волком и не мог ни у кого спросить. Бинты не позволяли раскрыть пасть, да и шансов, что этот козел что-то знал — практически не было. «Но ведь Гарри не мог умереть, он всегда был способен защитить себя. Ведь это он научил меня всему, что я сейчас знаю! Гарри всегда защищал меня, а я не смог его даже предупредить…»

Во время очередного пробуждения, доктора в комнате не оказалось и лис найдя в себе силы, пошевелил лапами, безвольно лежащими все это время. Левая была спрятана под одеялом и только правая лежала снаружи, ведь в нее был воткнут катетер для капельницы. Встать на ноги его тело еще не позволяло. Даже пошевелить хвостом было крайне тяжелой задачей, поэтому пришлось довольствоваться крайне скромным осмотром. Он попытался достать лапу из-под одеяла, державшего его в ловушке все это время. Медленно, сантиметр за сантиметром, она двигалась вверх, пока не приоткрыла небольшую щель между грудью и тканью. Сквозь нее, Кин заметил две небольшие полосы шерсти черного цвета на груди, явно выделяющиеся среди остальной белой массы.

«А ведь их никогда раньше не было…» мелькнула в его голове удивленная мысль. Лапа перестала его интересовать и спустя несколько секунд, он уже стягивал одеяло с груди. Его взору открылось два небольших прямоугольника выжженной шерсти, которую он ошибочно принял за черную. Лис прекратил двигаться, ведь это все еще сильно выматывало и просто разглядывал выжженную шерсть, переводя дыхание. Голова снова заныла от слишком больших усилий приложенных для столь легкой задачи. Он снова проваливался в пустоту и только одна навязчивая мысль сопроводила его на этом пути: «Уже был мертв…»