Пока что все конское поголовье состояло из одной кобылы лесной породы и одного жеребчика, и теперь конское поголовье требовалось срочно расширить. И хоть Сергей Петрович и не собирался сегодня охотиться, он и его спутники все равно взяли с собой не только «Сайгу» и арбалеты, что необходимо для безопасности, но и веревочный аркан – просто так, попутно потренироваться в бросках. И надо же было случиться, что, отойдя совсем недалеко от стоянки, в небольшой укрытой от ветра лощине Андрей Викторович и молодые люди обнаружили пасущийся табунок лошадей – небольшой, голов на двадцать. И те, что самое интересное, не видя в руках людей опасных копий, подпустили их если не на расстояние вытянутой руки, но значительно ближе, чем это было необходимо для безопасности. Впрочем, Андрей Викторович, Роланд и Патриция не собирались никого убивать, поэтому «Сайга» и два арбалета продолжали спокойно висеть у них на плечах.
– Месье Андрэ, – полушепотом обратился Роланд к главному охотнику, – я учиться бросать аркан вон тот пегий12 кобыла.
Андрей Викторович в ответ только кивнул. Если Роланд бросит и промахнется, то ничего страшного ни ему, ни кобыле не будет. Лошади просто убегут и все, это ведь не бизоны, чтобы в ответ на нападение переходить в ответную атаку.
Роланд метнул аркан – и, что самое интересное, попал. Скользящая петля упала на шею и плечи лошади, и, когда та дернулась, почуяв чужое и неприятное прикосновение, затянулась на ее горле смертельной удавкой. Однако и Роланд, мертвой хваткой вцепившийся в аркан, едва не был сбит с ног рывком кобылы.
– Моя поймать этот кобыла, – в восторге крикнул он, – месье Андре, шер ами, пожалуйста помогать!
Но и без этой запоздавшей просьбы и Андрей Викторович, и Патриция мертвой хваткой вцепились в аркан, сдерживая рывки ополоумевшей от ужаса кобылы. Остальные лошади, напуганные происходящим, всем своим дружным табунком снялись с места и умчались прочь. Вместе с ними побежала было и рыже-золотистая кобылка, но, отбежав метров на сто, она остановилась и оглянулась на то, как ее мать бьется, хрипя и теряя последние силы, схваченная за горло тугой петлей аркана. Так она стояла и смотрела, как главный охотник племени Огня валит ее мать на бок, потом бросает Роланду кусок веревки, после чего тот спутывает лошади передние ноги. Теперь стоять и идти шагом она сможет, а вот бежать, или нестись галопом – уже нет. В самую последнюю очередь из еще одного куска веревки Андрей Викторович сплетает эрзац-недоуздок и надевает его на голову хрипящей лошади, затягивая узлы. Все, теперь можно распустить удавку и позволить почти задушенной лошади отдышаться и подняться на ноги.
Едва дрожащей кобыле удается встать, как к ней подходит Патриция и начинает гладить ее по морде, говорить на ухо ласковые слова, одним словом, сюсюкать о своем, о женском. Лошадь сперва испугано фыркает и пытается вырваться, косит на Патрицию своим большим глазом и делает такой вид, что ей противны все эти нежности и что она выше этого, и вообще…
Но ласковое слово приятно не только кошкам; в результате лошадь, которую Патриция уговаривает быть хорошей девочкой, покоряется и, склонив голову, почти добровольно следует за своими покорителями, Патриции остается лишь чуть тянуть за недоуздок – и лошадь послушно переставляет ноги. Остановившаяся чуть поодаль, рыже-золотистая кобылка некоторое время смотрит, как ее мать уводят прочь, потом срывается с места и со всех ног бежит ее догонять. Несмотря на то, что ее маленькое сердце разрывается от страха, любовь к матери сильнее охватывающего ее ужаса. Впрочем, это уже совсем другая история.
* * *
25 января 2-го года Миссии. Четверг. Полдень. Дом на Холме
Марина Жебровская
Проклятье! Наверное, я теперь останусь инвалидом, хотя эта сука русская докторша говорит, что все прекрасно зажило. Да как же зажило, когда мне больно рукой шевелить! Словно в лопатке нож застрял. По ночам иной раз как начнет тянуть болью – только и лежишь, кулак закусив, чтобы никто не слышал моих стонов и не догадался, как мне паршиво. Да паршиво-то мне не только из-за боли. Я теперь – на самом дне социума, как любила выражаться наша учительница по истории. Я – изгой, паршивая овца, отброс и вообще никто. Я как-то раз слышала, как главный русский вождь (Петрович который, чтоб он сдох) спрашивал обо мне у врачихи: «Как эта?» Вот так – даже имени у меня теперь нет. Просто «эта», и в этом слове все презрение ко мне…
Эти две курицы – русская и Люси наша чокнутая – приходят, смотрят с омерзением; еду, питье приносят, и ни слова, ни полслова. Вообще-то вру. Люси, пока не ушла с мужиками на эту гребанную охоту, смотрела с сочувствием. Но так, будто перед ней грязная, вонючая уличная собачонка в репьях, которую вроде и жалко, и в то же время противно смотреть. Гадина ты, Люси. Не нужна мне твоя жалость, чтоб ты провалилась вместе с ней! Ишь ты, женишка себе завела… Малолетки, стало быть, нравятся? Ха-ха, да ты у нас извращенка… Собственно, все они тут долбанные извращенцы. Возятся с этими дикарями, цивилизуют их… Да бесполезно все это! У дикарей мозги по-другому устроены, и никогда не станут они такими, как мы.
Проклятые русские! Жестокие, тупые варвары! Никогда не понять мне их побуждения. Неужели они настолько убогие, что действительно хотят построить тут свой хренов социализм? Равенство, справедливость… Да нет никакого равенства, и быть не может! Где равенство – там бардак. Нельзя ставить дикарей на одну ступень с собой. До хорошего это не доведет…
Но как упоительно было ощущать власть! Когда я вспоминаю о том, как наказывала этих туземных тупиц, даже возбуждаюсь. Видеть их страх, раболепие, покорность… Ощущать себя божеством, вершащим судьбы…
Да, на самом деле я ничьи судьбы не вершила – это была просто игра. Я воображала себя властительницей – и это доставляло мне ни с чем не сравнимое удовольствие. И вот все так внезапно закончилось… И так печально… Я ненавижу боль! Боль делает меня слабой и зависимой. Зато когда я причиняю страдания кому-либо – это возносит меня на вершины блаженства, и в ушах моих звучит прекраснейшая музыка, и тело обретает легкость. Там, в нашем мире, я пару раз посетила некую закрытую вечеринку для любителей БДСМ – и втянулась… Там я и приобрела эту славную плеть. Только осознание того, что она лежит у меня в сумочке, здорово меня возбуждало, вызывая яркие фантазии. Но фантазии эти не всегда были связаны с сексом – точнее, почти никогда. Даже не знаю почему. Я вообще не люблю секс… Я прекрасно могла обходиться и без него, но в нашем мире, увы, воплотить свои необычные фантазии можно было только с согласия партнера…
Здесь же мои долго сдерживаемые желания нашли возможность воплотиться. Конечно, я до последнего старалась контролировать себя, но однажды все же дала себе волю. И поехало… Наверное, я все же несколько увлеклась и утратила осторожность. В этом я, да, виновата. Будь я поосмотрительней – ничего бы не случилось. Да еще моя несдержанность подвела… Кто меня дернул за язык нахамить русскому вождю? А потом я ведь еще его и прибить пыталась… Жалко, что не прибила. Тогда бы хоть обидно не было. Ну, лишили бы меня жизни в отместку, ну да ничего не поделаешь. Все равно жить вот так – все равно что не жить. А теперь эти русские еще и в выигрыше, я перед этими тупыми дикарками оказалась плохой, а они хорошими, добрыми и справедливыми. Теперь все они найдут себе еще по паре-тройке послушных жен, которые с радостью выполнят любые их пожелания.
Проклятье, как же болит! Почти два месяца прошло – а полегчало ненамного. Мерзкий русский щенок – лучше бы он мне сразу в лоб выстрелил… А уж сколько крови мне потерять пришлось из-за этого ублюдка! Теперь у меня часто голова кружится и ноги подгибаются.
Ну что ж, если удастся выкрутиться из этого положения, я уже буду умнее. А теперь мне надо делать вид, что я раскаиваюсь. Я, конечно, плохая актриса… Но и русские не бог весть какие психологи.
