— Малдер! — раздраженно и, видимо, не в первый раз окликнула она обомлевшего и потерявшего дар речи напарника. — Так ты идешь или нет?

***

С ролью гида Малдер справился на «отлично», хотя для него, как и для Скалли, это был первый визит в Новый Орлеан.

Она наотрез отказалась покупать тур в особняк мадам Лалори — относительно неприметный по меркам Нового Орлеана и совсем не зловещий дом на углу двух центральных улиц, но Малдер компенсировал эту потерю, несколько раз протащив напарницу вокруг злосчастного поместья и в подробностях живописав все ужасы, которые, если верить преданиям, пришлось пережить несчастным рабам кровожадной аристократки. Одна из богатейших женщин города и светская львица, как оказалось, годами пытала своих чернокожих рабов, а по некоторым рассказам — даже пила их кровь, дабы омолодиться. В конце концов, когда правда выплыла наружу, ее едва не линчевали местные жители, вынудив бежать из дома и спешно покинуть страну.

В конце концов изобилующие деталями рассказы Малдера достигли своей цели: Скалли стало не по себе.

Чтобы развеять неприятный осадок, она уговорила напарника пожертвовать походом в Музей вуду и вместо этого просто прогуляться по городу.

Они долго бродили по Французскому кварталу, слившись с толпой туристов, и глазели по сторонам. Добравшись до Бурбон-стрит, закупились у уличного торговца двумя огромными сэндвичами Муфулетта и, устроившись на лавочке в парке у Джексон-сквер, мирно поедали их, глядя на раскинувшуюся перед ними великолепную Миссисипи. Из-за окружавшего их гомона и шума они почти не разговаривали, лишь то и дело показывали друг другу на что-то любопытное и кивали в ответ. Но Скалли отчетливо ощущала некое умиротворяющее чувство — общность, единение, не похожее на то, что им приходилось испытывать раньше. Удивительно, насколько им, прошедшим плечо к плечу через самые суровые испытания, не хватало в жизни таких вот простых человеческих радостей — вместе гулять, вместе говорить ни о чем, вместе молчать. «Может, именно из таких вещей, — думала Скалли, — рождается дружба и любовь? А вовсе не из огня, воды и медных труб?» Казалось бы, после всего пережитого между ней и Малдером не должно было остаться ни единой запретной темы, ни одного «белого пятна». В каком-то смысле так дело и обстояло: они полностью доверяли друг другу и больше никому. Но почему-то она скорее завязала бы Малдеру глаза, дала в руки заряженный пистолет и позволила прострелить лежащее у нее на голове яблоко, чем сказала бы ему хоть что-то, выдававшее в ней малейшую слабость. «Мне страшно», «мне больно», «мне одиноко» — слова, которые Скалли не произнесла бы перед ним даже под страхом смерти. И которые так часто говорила сама себе в «минуты самосожаления».

В итоге эти странные отношения превратились в ловушку. Скалли казалось, что с каждым днем стены этой ловушки сжимаются все больше, а места для маневра остается все меньше. Что она бьется внутри, как насекомое в банке, чувствуя, что выход где-то совсем близко, но никак не может его найти. Ее близость с Малдером была всепоглощающей и не оставляла в ее жизни решительно никакого места для кого-то еще. Но в то же время в силу своей необычной природы не приносила ни счастья, ни удовлетворения.

Последнее время Скалли достаточно четко отдавала себе отчет в том, что с ней происходит. С обреченностью висельника она наблюдала, как ее жизнь стремительно сжимается вокруг Малдера и Секретных материалов, словно Вселенная перед Большим взрывом. Это зрелище настолько заворожило ее, что она повела себя как человек, который, видя, что на него несется автомобиль, замирает на месте, — не предприняла никаких попыток что-либо изменить. Отдушиной для нее всегда служила работа, забиравшая все внимание, время и силы. Но Малдер зря думал, что дело Ли Роша пошатнуло только его убеждения. Да, из них двоих именно он был задет глубоко лично. Скалли понимала это и не собиралась посягать на роль главного страдальца. Тем более, что роль эта традиционно принадлежала напарнику. Но и ей пришлось вновь задавать себе «неудобные» вопросы. Зачем? Ради чего? Или кого?..

Ответ был найден — большой, наглый и очевидный, он лежал на поверхности и дразнил ее, как пирожок в коробочке с надписью «Съешь меня!» в небезызвестной сказке. Но как Алиса не знала, вырастет она или уменьшится, хвати у нее храбрости съесть аппетитный пирожок, так и Скалли понятия не имела, куда ее заведет эта дорожка. Поэтому до поры до времени предпочла топтаться на месте.

Само собой, остаток вечера не мог обойтись без мистики, а Малдер бы просто-напросто отказался ехать домой, не посетив старейшее (и самое известное в Америке) кладбище Нового Орлеана — кладбище Святого Луи.

— Его закрыли от посетителей из-за вандалов, — воодушевленно начал рассказывать он, как только они уселись за столик на террасе небольшого кафе на Бурбон-стрит. — Пройти вглубь можно только с туристической группой, но…

— Только не говори, что мне сейчас предстоит перелезать через кладбищенскую ограду, — сказала Скалли, листая меню. — Я не очень подходяще одета.

— Кстати, неплохо выглядишь, — пробормотал Малдер, уткнувшись в какой-то рекламный буклет.

— Спасибо, Малдер. — Скалли улыбнулась и подняла глаза на напарника. — Как насчет бананового фостера на двоих?

— Это еще что?

— Тебе следовало лучше подготовиться, мы же все-таки имеем дело с кондитером. Это знаменитое креольское блюдо. Бананы поджаривают в сахаре, поливают ромом и поджигают. А потом подают с мороженым.

— Нет, спасибо, — поморщился Малдер. — Я даже маршмеллоу никогда не жарил на костре. Меня как-то не вдохновляет сочетание еды с открытым огнем.

— Я думала, ты стал относиться к нему спокойнее. После того дела, когда нас осчастливил своим визитом твой Шерлок в юбке. Она же — заноза в заднице.

Скалли отвернулась и принялась грызть зубочистку, явно смущенная своей несдержанностью, а Малдер посмотрел на нее с лукавой ухмылкой.

— Я сразу заметил, что Фиби тебе понравилась.

— Она тебе самому-то когда-нибудь нравилась? — В этом вопросе не было ни капли сарказма или ревности. Только добродушная насмешка. И Малдер лишь улыбнулся в ответ, зная, что в этой благополучно канувшей в Лету истории им обоим все вполне понятно.

— Давайте нам банановый фостер, только умоляю, поджигайте его где-нибудь подальше от меня, — сказал он вовремя подошедшему официанту и протянул тому меню.

— Так что, мы полезем на кладбище через забор, или ты планировал воспользоваться значком? — спросила Скалли.

— Ни то и ни другое. С тобой разве так повеселишься? Просто обойдем его кругом и прогуляемся по паре открытых аллей. Гробницу Мари Лаво должно быть хорошо оттуда видно.

— Кажется, даже я о ней что-то слышала.

— «Что-то»! — Малдер горестно всплеснул руками, как будто Скалли призналась ему, что только смутно знакома с именем Авраама Линкольна. — Это же Королева вуду! Наверное, самая влиятельная женщина за всю историю Нового Орлеана. Здесь до сих пор ей поклоняются — приносят дары к ее склепу, проводят ритуалы. Она весь город держала в кулаке — и это при том, что была мулаткой. И все благодаря магии. По легенде она заключила сделку с Папой Легбой — одним из самых всемогущих духов вуду: всевластие в обмен на души живых.

В тот самый момент, когда Малдер произносил эти слова, столик, за которым сидели напарники, осветился зловещим пламенем, и они оба вздрогнули. Словно бы на долю секунды обоим в голову пришла одна и та же крамольная мысль, что сама Мари Лаво решила припугнуть их с того света, дабы доказать свое могущество.

В реальности же это официант, памятуя о просьбе Малдера, поджег их банановый фостер за соседним столиком, после чего поставил перед напарниками тарелки и чашки с кофе и удалился.