– Я бы поспорил с тем, что это злая магия, – тихо вставил Карас.

– А как же, по-вашему, назвать убийства и исчезновения людей? – возмутился Игнатос.

– Как это ни назови, – прервал Тайен, – а если мы не помешаем Кейро, все станет гораздо хуже. Дядя, тебе ведь не нужен под боком вышедший на свободу демон, чья сила ничем не уступает легендарным вестникам?

Граф вздохнул.

– Конечно не нужен. Мне хватает и повстанцев, которые прячутся в лесах и исподтишка нападают на моих людей. Но, Тайен, пойми…

Услышав в его голосе странные нотки, маг напрягся.

– В чем дело?

– Видишь ли, мальчик… – Игнатос не выдержал и встал, заново принявшись ходить по столовой от стены к стене. – Я очень хочу тебе помочь, но есть вещи выше меня и моих возможностей. Тебя давно не было в Вессалии, и ты, скорее всего, не представляешь, как в империи и лично у меня сейчас обстоят дела. Наши завоевания на Севере оспариваются соседними странами, боевые действия рискуют окончиться ничем. Император в ярости. В Ориве колонизация тоже идет совсем не гладко, и мне было прямо объявлено, что если я не обеспечу покорность маланцев, по крайней мере отсутствие открытых мятежей, то поплачусь за это собственной головой. В такой ситуации я пребываю уже больше полугода. И вот, когда, казалось бы, что-то пошло на лад, появляешься ты.

Он сделал красноречивую паузу. Вместо нее, видимо, должны были прозвучать слова «убийца, пьяница, развратник и вообще известный на всю Вессалию прохиндей». Хотя нет, чопорный Игнатос предпочел бы сказать что-нибудь вроде «преступник».

– Прошу, пойми, мое положение при дворе неустойчиво, в Ориве никто не горит желанием мне подчиняться. В то же время о тебе и том, что ты натворил, успели услышать даже здесь.

Тайен кивнул, вспомнив девушку – мага воды. Должно быть, она училась в столичной школе магии как раз в тот момент, когда над ним проводили суд. На заседания приходило много магов из разных школ – всех интересовало, как решение судей отразится на их собственном положении. Все-таки не каждый день маг умудрялся с боем прорваться в императорские покои. Суд вполне мог ограничить заклинателям свободу по всей стране, рассудив, что они слишком опасны. Разговоры об этом время от времени поднимались, и Тайен не удивлялся тому, что его имя на слуху у всех магов.

– Ладно ты бы просто вернулся и попросил у меня помощи, – с укором произнес Игнатос. – Я бы сумел это замять. Но после того, как ты чуть не сжег половину города, твое имя будет повторять вся округа. Если я тебя отпущу, меня растерзают собственные подданные, которые увидят в жесте доброты по отношению к тебе продажность и нежелание следовать законам. И ведь они будут правы!

– Ты так говоришь, будто я спал и видел, как сжечь Ориву, – рассердился Тайен.

– А зачем ты поджигал крыши?

– А что я должен был сделать? Позволить тупице Николейну нас перебить? Мы собирались сдаться! Если бы не его приказ атаковать, мы бы тихо исчезли после того, как он довел бы нас до тюрьмы.

– Нерина узнала вас.

– Эта девчонка-маг? Пф! Наутро все решили бы, что ей почудилось. В темноте, от волнения – мудрено ли ошибиться?

Раздалось еще несколько звучных ударов по паркету. Игнатос прошелся мимо стола, зачем-то стер наплывший воск со свечи и вернулся обратно.

– Капитан Николейн получит выговор за свои непродуманные действия, – с неохотой сказал граф.

– Да его надо навсегда от службы отстранить!

– Во имя Хада, Тайен, ты так и не вырос! Хотя откуда тебе знать, что такое управление людьми? Ты не мог уследить и за одним собой, бросаясь то за бутылкой, то за юбкой! Кого я поставлю вместо Николейна? Думаешь, у меня здесь так много верных людей, которые не поддаются ни уговорам, ни подкупам мятежников? Между нами говоря, Николейн дурак, но он по крайней мере честен. Если я поставлю другого человека, мне придется ждать, что через несколько дней в город ночью проникнут повстанцы, а всему вессалийскому гарнизону во сне перережут горло. Ты даже отдаленно не представляешь, на каком лезвии ножа мне приходится вытанцовывать, чтобы сохранить целыми и невредимыми и маланских крестьян, и вессалийских солдат!

Граф, тяжело дыша, оперся ладонью на спинку стула. Тайен примолк. Игнатос срывался уже второй раз за несколько часов. Пару лет назад это было невозможно. В столице не нашлось бы более сдержанного человека, чем он.

За этот год изменилось многое, очень многое. Хотя, может быть, винить следовало вовсе не время?

– Извини, – попросил маг. – Я сказал, не подумав.

Граф поморщился и отмахнулся.

– Ты тоже меня извини. Мне бы хотелось тебе помочь, но я не могу тебя отпустить. Не могу. Иначе меня сместят, а кто придет вместо меня, неизвестно. Что станет с Оривой, если этот человек окажется продажным, мне трудно вообразить.

Он виновато посмотрел на Тайена. Теперь маг понял, откуда в его взгляде с самого начала было столько ужаса и растерянности.

Собственнолично отправить на казнь единственного сына лучшего друга. Мужчину, который когда-то стал Игнатосу близким, как родные дети, из-за того что раздавленный болезнью, а потом смертью жены Венас Ребеллин срывался на младшего ребенка. Сам Тайен не хотел бы принимать такое решение.

Но ведь графу и не придется.

– Дядя, вы не поняли, – мягко произнес маг. – Я вовсе не прошу вас меня отпустить.

– А чего ты тогда просишь? – удивился он.

– Казнить меня.

– Что?!

Карас засмеялся. Он первым догадался, чего хочет друг.

– Того, кто мертв, убить нельзя, – маг улыбнулся. – Казните меня через повешение, как простолюдина, – у меня ведь отобрали титул. И тогда Тайен Ребеллин исчезнет, а вместо него появится некто, кому ни один закон не запрещает преследовать Кейро.

Глава 15

Тайен умер. Снова. Он знал это, понимал по тому, как внутри окружавшей его темноты светляками набухали картинки из прошлого. Они разрастались и взрывались разноцветными пятнами. Память произвольно смешивала их в яркую, неправдоподобно живую фантасмагорию, от которой хотелось дрожать и прятаться, но сбежать от нее было невозможно, как невозможно сбежать от себя самого.

Рыжий и алый — вот они сидят с Кейро в постели, и балдахин скрывает от них ясный день. Тайен целует голые плечи с крапинками веснушек. Гетера смеется, шутливо отбивается, а потом набрасывается и обхватывает его бедра ногами, двигается плавно и ритмично, а потом быстро, быстро, быстро, так что любовники начинают задыхаться от страсти.

Цвета меняются на гагатовый и тухловато-желтый – нет, Тайен задыхается от того, что его горло обхватывает веревка. Она еще не затянулась петлей, колода не вышиблена из-под ног, но странное чувство уже стискивает грудь железным ободом. Это не страх – маг не боится умереть, вернее, он уверен, что настоящая смерть не настигнет его прямо сейчас. Он в недоумении и немного сердится из-за того, сколько человек пришло посмотреть на его смерть. Тайен видел достаточно казней, но то – другие, а эта – его собственная, и он вдруг понимает, зачем на самом деле нужны эти нелепые представления.

Больно бьет не тухлое яйцо, которое ударило по незажившим ранам от стрел, а людская ненависть. Он им ничего не сделал, сделал другим, почему так зверствуют эти? Эшафот скрипит, он подгнил, как и все в Ориве, и Тайен с облегчением ступает на пошатывающуюся колоду, хочет, чтобы его скорее проглотила тьма.

Редкий случай.

Память выплескивает новые краски. На сей раз молоко с кровью — да, действительно, редкий случай, чтобы Кейро не выспрашивала его об императорском замке. Тайен ласково гладит изгиб ее шеи и думает о теплом бархате под пальцами, неловко отшучивается, что во власти медноволосой госпожи могут оказаться все богатства в мире, кроме одного — чести быть приглашенной в императорские покои. Чтобы не обидеть любовницу, он облекает в изящные слова неказистую правду — что шлюху не пустят в замок. И никакое оборотничество не поможет – на входе чары, которые снимают любой иллюзорный облик. Но молодого Ребеллина там знают в лицо, ведь его отец – королевский советник, а братья служат в гвардии. Маг так часто бывал в замке, что мог бы ходить по нему с завязанными глазами, и в подробностях рассказывает о нем Кейро, чтобы не лишать любимую удовольствия хотя бы таким образом прикоснуться к величию императорского жилища. Она подливает вина, и Тайен признается, что ее все-таки могли бы пропустить внутрь замка — если любовница будет с ним, а он договорится со стражей. Но он еще не совсем сошел с ума, чтобы так бить по своему положению…