– Чем я могу вам помочь?
Слышу совсем близко ставший медовым голос блондинки, старательно обхаживающей нового клиента.
– В другое б время, в другом месте, красавица, очень бы помогла… – сладко протягивает ставший уже знакомым голос. Повышаясь на несколько тонов выше, произносит насмешливо, – милая, ты здесь?
Резко одергиваю занавес кабинки, раздраженно вылетая в зал. Стопорюсь, едва не отступая назад, натыкаясь взглядом на лукаво прищуренные глаза.
Да что происходит вокруг? Какого чёрта он здесь забыл? Зрительная память меня не подводит, и узнать его из толпы, всего лишь раз пересекаясь до этого, я б смогла в два счета! Только что он здесь делает? Из всех, кого я могла представить обладателем этого голоса в трубке, ни за чтоб не подумала на него! Даже мысли не промелькнуло! Нас ничто не связывает. И никто! Так было бы вернее сказать… С какой стати этому холеному блондину в классическом костюме, выглядящему словно подарок, обернутый в красивую упаковку, меня искать? Что я натворила для этого, чёрт возьми…? Про какой презент он мне говорил? Пусть отправит обратно! Не обижусь, если сопроводит возврат не вполне цензурными фразами..! Я только недавно смогла избавиться от навязчивых мыслей, касаемых встречи с его начальником, как он, словно выпрыгнувший чёрт из старой табакерки, решил напомнить о себе вновь! Возвратить меня к тому моменту, когда он, точно демон-искуситель, спокойно нашептывал мне простые слова, отдающиеся эхом в сознании. Покрывая тело дрожью, от которой вставали дыбом мельчайшие волоски.
Все эти дни я слишком старательно пыталась не думать о его фразах… о том, имеют ли они истинный смысл, подкрепление фактами… Старалась. Тщетно… И сейчас меня вновь кидают в этот капкан. Тень его присутствия рядом вырывает из реальности. Кружит вокруг вихрем эмоций, от которого так и хочется оградиться, плотно скрепив ресницы и захлопнув распахнутую настежь дверь.
Блондин подходит ближе, оставляя в стороне растерянно и напыщенно взирающую на меня девушку-консультанта. Томно произнося:
– Родная, ты испытываешь моё терпение.
Протягивает руку вперёд, явно намереваясь соединить со своей мою. Одергиваю ладонь, пряча её за спиной и медленно, не произнося ни звука, чувствуя себя арестантом, прохожу мимо него к выходу. Останавливаюсь через десятки метров у лавочки, стоящей в центре широкого коридора, заполненного занятыми собой людьми. Закричи я сейчас – мало кто отзовется, услышит… Господи, что за блажь лезет в голову… Не станет же он делать со мной что-то плохое?! А страх медленно по телу лезет всё выше, сковывая непослушные ноги и стискивая горло, заставляя тем самым часто, коротко дышать.
Не оборачиваясь, сажусь на край скамейки, всё это время, чувствуя, как идущий позади своим взглядом выжигает дыру в моём затылке.
– Чем обязана Вашим визитом? – уточняю, стараясь бесстрастно смотреть в глаза собеседника, присаживающегося напротив. Пытаюсь держать под замком эмоции, готовые вылиться через край.
Мандраж, пронизывающий тело, достиг своего апогея, и руки, спрятанные между колен, ощутимо предательски дрожат.
Откровенно усмехаясь, смотрит в глаза, надламливая во мне иллюзорно—крепкую стену, которой я от него так хочу оградиться. Медленно выдыхаю, пытаясь сохранить показное спокойствие. Тихо замираю, ожидая ответа.
Сверлит взглядом, точно испытывая меня на прочность. Молча рассматривает, ощутимо скользя по контурам моего тела, словно снимает размеры или делает детальный набросок. Не выдаёт и доли эмоций отсутствием мимики и мимолетных жестов.
Если это составляющая его работы, включающая моральное подавление, она выполнено великолепно!
На секунду крепко сжав пальцы, сбросив шлейф напряжения, витающий вокруг нас, медленно водружаю на лице хрупкую маску неуязвимости, растягивая на губах одну из своих лучших улыбок. Хочется верить, что в данный момент он не находит в ней фальши. Играть всегда надо честно. Уверяя себя в том, что в этот миг ты живёшь.
– У меня для тебя презент, – заносит руку за пазуху пиджака, выуживая небольшую по своему объему, плотную белую папку, перевязанную алой лентой. Плавно протягивает мне, приковывая взгляд к своей руке, держащей толстый конверт.
– Можешь считать это щедрым предсвадебным подарком, – издевательской интонацией наполняет каждое слово, отдающееся дробью в висках. – Понятия не имею, к чему Всеволоду этот излишний геморрой, но… – ухмыляется широко, приоткрывая свой блестящий оскал. – Возможно, это жест доброй воли… Как знать. Для каждого шага есть свои причины.
Кладёт папку на мои колени, так и не дождавшись момента, когда я протяну в ответ руку, чтобы её забрать. Не произнося более и звука, встаёт и вальяжно удаляется в сторону эскалатора, ведущего на первый этаж.
Лишь оставшись одна среди бесчисленного скопления безразличных людей, громко сглатываю, орошая пересохшее от напряжения горло. Дрожащими пальцами развязываю плотный, неподатливый узел. Приоткрываю верх туго набитого картона, находя внутри стопку фотографий, пестрящих яркими корешками. Вытаскиваю одну, закусывая губы до пронзающей боли, обездвиживающей конечности. Через секунду неконтролируемо роняя её из рук. Рассыпаю всю стопку по гладкой поверхности лавочки, вытирая тыльной стороной ладони сбегающие по щекам слёзы.
Дрожу, словно осиновый листок на ветру, ощущая на коже плотный слой грязи, в которую щедро меня окунули. Внутри словно нарастает огненный ком, вырывающийся на поверхность обжигающим жаром. Пустотой, затмевающей глаза. Выжигающей все эмоции, когда-то хранившиеся на их дне.
Мельчайшее предательство это сильная боль. Его можно простить, но трудно забыть. Предательство близких людей – это алая лента, удавкой повязанная на шее. Красивая, словно праздничный бант, и острая, словно бритва… Родные люди бьют больнее всего… и как бы ты ни старался это забыть, выкинуть из памяти, найти оправдания… боль проходит, но в месте с ней отмирает и часть тебя. Та, в которой поблекли цветные мечты. Та, в которой царила любовь и доверие, как атрибут обыденности…
По щекам текут слёзы. На смену опустошению приходит дикая злость. Вакуум необходимо чем-то заполнить, а, как известно, от любви до ненависти порой один шаг. Главное – не ошибиться, в каком направлении его делать…
Набираю последний номер, оставшийся в вызовах телефона, слыша в ответ недовольное, точно бурчанье:
– Да.
– Продиктуй мне номер этого сукина сына, – выпаливаю яростно, не узнавая собственного голоса в данный момент.
– Извини, красавица, такого распоряжения я не получал, – процеживает насмешливо, явно распаляя улыбку на тонких губах от чувства собственного превосходства пред мной. – Будь уверена, благодарность я передам. И, пожалуйста, не тревожь меня боле звонками. Мне и так пришлось потратить слишком много времени на то, чтоб кропотливо собрать для тебя эту стопку.
Отчаянно хочу наорать на него, отчасти понимая, что это сыграет лишь против меня и, уже слыша повисшее молчание в трубке, говорящее само за себя тем, что с выплеском эмоций я слегка опоздала.
Комкая фотографии, скидываю их россыпью в сумку, особо не переживая о том, что некоторое количество снимков разлетелось вокруг лавки или же осталось лежать на ней. Буквально срываюсь с места, нажимая клавишу быстрого набора на аппарате. Сбегаю по эскалатору вниз, направляясь к выходу, ведущему к парковке, слыша в трубке бесконечно длинные, однотонные гудки.
Ставлю автонабор, как только женский голос повторяет, что данный абонент сейчас не способен ответить… Усмехаюсь про себя, нервно взъерошивая волосы и растирая слой туши на мокрых глазах. Как же хочется выплеснуть свою злость, сорвавшись на первом встречном прохожем, случайно оказавшемся на моём пути! Вылить всё! Без остатка! Избавиться от боли, вырвав из груди бешено стучащее сердце. Оголить кровоточащую душу, в которую не только плюнули, но и бессовестно прошлись, не сняв острые шпильки.
Хочется пасть ниц. Прямо здесь. На брусчатке. Миновав стеклянные двери. Вырвавшись на воздух, упасть на колени. Закрыть лицо руками и громко, в голос рассмеяться. Это не может быть правдой! А если и так… Какого чёрта мне её знать? Кому от этого станет… легче… лучше? Ни одно слово не стыкуется с тем, что разъедает меня изнутри. В такой правде нет пользы! Она убивает… Точно добродетель в роли одного из всадников апокалипсиса. "Жест доброй воли…" вроде так высказался посланник. Тривиально. Обыденно. Непоколебимо… Выстрел в упор. Разбив на осколки иллюзии. Оставив в живых. Глубоко ранив. Отбирав желание жить.
