Какого-то дракла представил, каковы на вкус ступни Грейнджер. О, да к черту эти мысли! Я же профессионал, в конце концов. Наверное, не стоило пренебрегать походом в бордель Лютного последние полгода. Но с тех пор, как я узнал, что Скорпиус с отпрыском Поттера оттрахали именно ту жрицу любви, которую я регулярно снимал раз в квартал, меня буквально отвадило ходить туда. Дикость. Если бы Грейнджер знала всё, что происходит в моей семье, она изрядно бы удивилась, почему из нас двоих я врач, а она нестабильна. Но как Скорп узнал? Неужто вкусы на женщин у отца и сына могут совпадать настолько сильно…
Из раздумий меня вырывает деликатное покашливание ненавистной собеседницы.
— Что именно ты хочешь знать? — стараюсь скрыть раздражённость за усталым вздохом. Наверняка она не отцепится, пока не выудит побольше информации о покойном Люциусе. Не мне её винить, любой журналист душу бы продал за подробности о самоубийстве моего отца.
— Как Нарцисса?
Не знаю, сила ли магического договора или незамысловатость тона Грейнджер вынуждают меня отвечать честно. Может, дело в том, что я не ожидал именно этого вопроса? Или дело в её участливости?
— Плохо. Та же сиделка, что и у тебя, помогает мне о ней заботиться, — в ответ на удивлённый взгляд могу лишь рассмеяться. — Нет, у неё нет тех же проблем с психикой. Сейчас уже нет. Скорее, со здоровьем в целом. После смерти отца она слишком сильно тосковала, и организм ослаб. Мама сумела обуздать чувства, но нервное истощение в своё время привело к булимии. Кстати, это ждёт и тебя тоже, если не возьмёшь себя в руки. Сейчас я лечу её теми же зельями в надежде, что выздоровление к Нарциссе придёт скорее, чем её настигнет сердечная недостаточность. Тебе несказанно повезло, что моя мать больна, — добавляю с кривой ухмылкой. — Я создал зелье специально для неё. Если б не она, ты сейчас глотала бы маггловские пилюли.
— Я не знала, — Грейнджер удивлена, но всё ещё выглядит отстранённой. И изможденней, чем обычно.
— Никто не знает. Кроме меня и Скорпиуса. Не желаю, чтоб драные стервятники вроде Скитер имели возможность…
— Да, я понимаю, прости.
— За что ты извиняешься? Лучше замри и сосредоточься. Чувствуешь это? — она забавно вскидывает на меня большие глаза. — Это неловкость, удивление… возможно, даже сожаление, если тебе и правда жаль. Скучала по тому, как ощущаются эти эмоции? Или это было актом вежливости и на самом деле тебе наплевать? — она пытается возразить, но я перебиваю, не дав высказаться на сей счёт: — Я не упрекаю. На самом деле, создавать внешнюю видимость того, что тебе не всё равно, даже ближе к норме, чем реальное сопереживание. Ещё что-то хочешь знать о моей семье?
— Где зелье? Ты сегодня не давал мне его.
— Мы не договорили.
— Я не хочу больше, — она апатично смотрит в одну точку, куда-то над моей головой. — На сегодня достаточно. Давай сюда свою дрянь, чтобы я могла уснуть.
***
Ты просыпаешься и ловишь себя на мысли, что наконец выспалась впервые за Мерлин знает сколько времени. Может, зелья Малфоя и правда помогают? Мысли о том, как глупо ты просрала лучшие годы жизни, всё ещё с тобой, как неотъемлемая часть сознания, но в остальном всё не так уж и плохо. Ты пробуешь встать с постели, и, если не учитывать того, что в глазах потемнело на добрых полминуты, тебе удаётся это на ура. Вялость, что последнее время так тянула тебя к полу, мешая держать голову высоко, отступила, и ты ощущаешь необычайную лёгкость. Наверное, сегодня можно сходить в душ без посторонней помощи, а затем переодеться. Есть не хочется от слова «совсем». Самоудовлетворения тоже. Пытаешься вспомнить, когда мастурбировала последний раз, и не можешь. Как и вспомнить последний ваш с Роном секс.
Тебе всегда больше нравилось принимать ванну, нежели душ, но сейчас слишком опасно это делать. Не то чтобы руки тянулись к электрическому фену или бритве, просто не хочешь растерять крохи непривычной бодрости, с которыми проснулась. Горячая вода неравномерно течёт по телу, и от контраста температур кожа покрывается мурашками. Шум воды больше не сводит с ума. Хочется солнышка и свежего воздуха. Интересно, можно ли тебе выходить из дома? На заднем дворе, где вечность назад твой отец посадил для тебя персиковое дерево, находятся сделанные Роном качели. Можно было бы просто посидеть там с чашкой чая, пытаясь ощутить, как ветер касается волос… Руки намыливают густые спутанные завитушки шампунем. Кто знает, сколько бальзама понадобится, чтобы удалось расчесать образовавшееся гнездо… когда последний раз ты причесывалась? Даже смотреть, как это выглядит, не хочется. А хочется ли тебе вообще смотреть на себя?
Не без труда расчесав волосы, ты ищешь, что бы надеть. На глаза попадается подаренная бывшим мужем длинная шёлковая сорочка. Кажется, тебе жалко было спать в ней, а ходить по дому ты привыкла в просторных пижамах. Обижало ли Рона, что ты пренебрегала его подарком? Почему-то до сих пор ты даже не задумывалась об этом. Снимаешь с плечиков практически новую вещь и надеваешь, дабы с интересом изучить себя в зеркале. Напугает ли тебя то, что ты увидишь?
Длинный чёрный подол струится по ногам, скрывая излишнюю худобу, а белый кружевной лиф аккуратно прикрывает грудь. Ночнушка выглядит скорее красиво, нежели вызывающе, а консервативные цвета не станут бесить Малфоя. Когда он придёт? Заметит ли он перемены в твоём состоянии? Как бы то ни было, его зелье действительно помогает телу противостоять общей хандре, так сильно захватившей мысли. Неужто всё действительно настолько просто? Неужели уровень определённых гормонов в крови определяет твоё поведение?
Захочет ли твой персональный мучитель продолжать эти глупые беседы сегодня или отложит их на потом? Судя по первому вашему разговору, ему тоже не по себе от такой терапии. Когда ты осознала, что его проблемы с матерью и правда серьёзны, стало немного противно от самой себя. Тебе нужна была гарантия, что он никому не расскажет об услышанном, но в то же время, вынуждать его говорить о личном, выворачивая перед тобой семейные драмы, — так… низко. И совсем на тебя не похоже. Даже несмотря на то, что это ненавистный Малфой. А ещё было стыдно оттого, что ему по силам ежедневно бороться с окружающим дерьмом в жизни, а тебе нет. Ему, трусливому слизеринцу, что-то удаётся лучше тебя. Кажется, он сказал, что овдовел. На ком он вообще был женат? После смерти Люциуса о Малфоях совсем ничего не было слышно. Ал упоминал, что дружит со Скорпиусом, но тебя никогда не волновало, кем была его мать.
Руки слегка дрожат, но палочка слушается, и чайник с чашками левитируют из кухни. Отчего-то сиделки нигде не видно, но дом кажется убранным, а значит, возможно она отправилась за продуктами. Поблизости совсем нет магазинов, так что вернётся она нескоро. Вы с Роном долгие годы прожили в доме твоих родителей в маггловском пригороде Лондона, за неимением лучшей перспективы. Интересно, родительский дом негативно сказался на состоянии твоей психики или наоборот? Лечили ли в трудных ситуациях родные стены или напротив давили напоминанием о том, что ты сделала? Почему-то ты никогда не задумывалась об этом до сих пор.
Малфой возникает из ниоткуда с гулким хлопком. Он удивлённо смотрит на тебя, разливающую по чашкам чай. Должно быть, непривычно видеть тебя на ногах.
— Ты принёс мне зелье?
— Сначала разговор, мы же договорились. Осталось как минимум две сферы… — он тянется к палочке, чтобы начертать свою глупую схему, но ты жестом останавливаешь его порыв.
— Не стоит, и так помню. Я бы хотела поговорить на заднем дворе, если это так необходимо. Можем взять с собой чай. Там есть качели под персиковым деревом и небольшое плетёное кресло.
— Х-хорошо, — его настороженность выглядит забавно. Ты никогда не видела его столь неуверенным. Он словно ожидает от тебя подвоха в любой момент.
— Работа в Мунго научила тебя не доверять пациентам? — тебе почти хочется улыбнуться. Почти.
— Жизнь научила меня не доверять никому, — его улыбка кажется неприятной, но отчего-то тебе скорее жаль его, нежели обидно за себя. Жаль Малфоя? Это какой-то очередной побочный эффект?